И пришёл паук

В коробочке на блестящей атласной подушечке лежали две чёрные-пречёрные пуговицы, катушка с ниткой и иголка.

Другой Брюс улыбнулся.

— Традиционные. Но если захочешь, мы можем подобрать под цвет твоих глаз. — Он опустил руки, теперь скрестив их на груди, и один раз перебрал пальцами, словно ему не терпелось поскорее взяться за иголку. — Это совсем не больно.

— А… Зачем мне их пришивать?

— Чтобы ты мог остаться здесь, конечно же, золотце! — Другой Брюс ещё раз перебрал пальцами.

Тим замолчал, облизнул губы и задумчиво посмотрел на пуговицы, которые подарил ему Другой Брюс. Потом он посмотрел на пуговичные глаза Другого Опекуна и Другого Альфреда и нервно сглотнул.

— Можно я подумаю? — Он начал подниматься со стула, но Другой Брюс тут же оказался рядом и надавил на плечи, усаживая обратно. — Мне нужно домой, — выдавил Тим. — Там я всё обдумаю, и…

— Но ты уже дома, золотце, — произнёс Другой Брюс. Пальцы его сжали плечи Тима с такой силой, и голос его вдруг стал таким холодным, что сбежать захотелось только сильнее. — Ты дома, и здесь я. Разве тебя будут любить так же сильно там?

— К… конечно, — неуверенно выдохнул Тим. Руки у него на плечах сжались только сильнее. — Но я не могу принять такое решение так просто, я…

— Хорошо, золотце. — Теперь голос Другого Брюса приобрёл нотки металла. — Если тебе нужно подумать, я дам тебе время подумать. — Он вдруг схватил Тима за шиворот, грубо и резко, поднял его на ноги и поволок куда-то, прочь из столовой.

Пока они поднимались по лестнице, Тим вцепился в руку Другого Брюса, пытаясь разжать чужие пальцы, но тот держал только крепче. В конце концов он привёл упирающегося Тима к себе в кабинет и остановился перед высоким, в полный рост, зеркалом.

— Выйдешь, когда научишься радовать своего папочку вместо того, чтобы огорчать, — шепнул он Тиму на ухо и с силой толкнул прямо на зеркало.

========== Часть 2 ==========

Тим выставил перед собой руки, успев задаться вопросом, существуют ли в этом маленьком мире врачи. Он ожидал, что стекло разобьётся, и он изрежет себе руки, колени, лицо осколками, но вместо этого повалился на холодную землю.

Он оказался в кладовке, где было темно — ужасно темно. Но Тим всё равно заставил себя встать и развернуться. Он постучал несколько раз по стеклу, через которое упал в эту темноту, но ничего не добился. Он был заперт. И даже не видел, что происходит по ту сторону зеркала.

Когда его глаза привыкли к темноте, он снова развернулся. Вытянул руки, пытаясь нащупать стены, чтобы понять, насколько велика на самом деле его темница — и нет ли и в ней маленьких дверей, вроде той, через которую он попал сюда.

А потом в комнатке вдруг посветлело. Тим потёр глаза и быстро заморгал, пока не рассмотрел наконец трёх девочек примерно его возраста. Одна была облачена в пышное платье с оборками и широкополую шляпу, отчаянно напоминая Тиму то ли героиню пасторальных картинок про пастушек, то ли героиню какой-нибудь книги о колониальной Америке. Её светлые кудри рассыпались по плечам аккуратными локонами, а тонкими руками в перчатках она сжимала зонтик, обшитый кружевом по краю. Вторая, кажется, чуть старше, затянутая в слои национального китайского костюма, с тяжёлой причёской, смотрела на Тима то ли с вызовом, то ли с интересом. Третья поправляла осторожно пышную юбку в горошек, смотрела на Тима из-за стёкол очков в форме лимонных долек. Она напоминала старую рекламу с приторно-улыбчивыми домохозяйками.

— Вас он тоже сюда отправил подумать? — неуверенно спросил Тим.

— Нет, — сказала та, что была в национальных одеждах.

— Мы не думали, — пояснила её спутница. — Мы просто согласились. И он оставил нас себе.

— И выпил все наши надежды, все наши мечты, — покачала головой третья.

Она печально вздохнула, и девушки взялись за руки.

— Ты тоже, — сказала китайская «принцесса», — согласишься. Присоединишься к нам. От него сложно сбежать.

— Он настойчивее прогоревших сынков рабовладельцев, набивающихся в мужья, — покачала головой обладательница зонтика.

— Хуже всех обязательств, которые на тебя возлагает общество, — прибавила девочка в платье в горошек.

— Но ведь я могу и сбежать. — Тим помолчал. — Если придумаю, как выбраться.

— Отсюда нельзя сбежать. ― Все три девушки одновременно покачали головой. Та, что была дочерью рабовладельца, добавила:

— Тебя отсюда можно забрать, но никто, кроме него, не знает, что ты здесь.

Тим опустился на холодный пол, скрестив ноги по-турецки, и посмотрел на девушек снизу вверх.

— А как вы к нему попали?

— Моя мать умерла, рожая меня. Отец так и не нашёл новую жену, но зато винил меня в наших бедах. Например, запирал меня в подвале, если ему не нравилось, как я себя веду, — сказала дочь рабовладельца. Она села напротив Тима, подобрав свои призрачные юбки. — Когда я отказывала очередному жениху, избивал меня до полусмерти. Однажды я нашла у нас в особняке маленькую дверь, а там был он. Другой Отец. — Она развела руками. — И когда он спросил, хочу ли я остаться, я и не подумала отказаться. Здесь меня ждала сотня платьев, заботливый отец и никакой необходимости скорее искать жениха, рожать наследника. Я не могла устоять. А кто бы устоял?

— Я, — её китайская спутница села рядом, — была дочерью северянина и дочери страны поднебесной. Никто не признавал меня северянкой, и никто не признавал меня дочерью поднебесной. Мои родители были воинами. Пытались вырастить меня как воина. Я не знала радостей детства. И не знала радостей юношества. За маленькой дверью в нашем доме я нашла его. И её. Другого Отца. Другую Мать. И осталась.

— Я просто хотела быть свободной! — горячо и мечтательно воскликнула третья. — Поехать учиться! Стать учёной! Но я не могла, мне нельзя было шагу ступить против воли папы. Я нашла эту дверцу, и Другой Отец позвал меня, и я была свободна! Свободна, пока он не пришил мне пуговицы.

— Можешь попробовать не совершать нашей ошибки. Он сильный. И настойчивый, — сказала девушка в платье с рюшами. — Но если у тебя получится, ты спасёшь нас?

Тим прикусил губу, задумавшись.

— Как?

— Он азартный, — пояснила вторая девушка. — Нужно играть.

— Да. Если ты решишь сыграть с ним, он согласится, — добавила третья. — Просто скажи ему, что хочешь.

Тим не успел ничего ответить. Кто-то схватил его за плечи и потащил назад, сквозь стекло, и Тим снова оказался в кабинете Другого Брюса.

Он резко подскочил и развернулся, собираясь снова поспорить с Другим Опекуном, но вместо этого увидел стоящего перед ним Дэмиана.

Губы немого мальчика растянула жуткая улыбка от уха до уха, словно ему надрезали или растянули щёки. Так вот что Другой Брюс с ним сделал.

Дэмиан схватил его за руку и потащил в коридор, а оттуда, через несколько поворотов, в ту самую детскую. Тим готов был поклясться, что слышал позади тихий топот, словно за ними неслось гигантское насекомое. Его передёрнуло, и он прибавил шагу.

В детской Дэмиан достал из кармана ключ с пуговицей такой же, как тот, которым Тим впервые открыл дверь сюда, толкнул её, сунул Тиму в руки ключ и пихнул его внутрь коридора. Тим обернулся и протянул ему руку, Дэмиан вцепился в неё покрепче, но едва его кисть оказалась за порогом, она осыпалась песком Тиму на кеды. Дэмиан обречённо вздохнул, покачал головой и захлопнул дверь целой рукой. Краем глаза Тим ещё успел увидеть Другого Брюса, и был готов поклясться, что ног у него гораздо больше, чем должно быть.

Времени размышлять над этим не было. Он побежал сначала по коридору, через звёздный путь и ещё один коридор, выкатился в настоящей детской поместья Уэйнов, закрыл за собой дверь и успел повернуть несколько раз ключ за пару мгновений до того, как что-то врезалось в дверь с той стороны.

Тим вылетел из комнаты и рванул прочь, как можно дальше, чтобы не слышать, как скребётся Другой Брюс. Он выбежал к лестнице, почти что скатился с неё, и остановился. А потом бросился в гостиную, надеясь, что Брюс сидит там. Как всегда, читает газету или перебирает бумаги, которые принёс с работы.