Стена чудес

Ваня обеспокоенно поджала губы.

— Я не большой знаток человеческих душ, но готов поспорить, что ты продолжаешь винить себя в произошедшем, чувствовать себя обязанной, всё такое… — он махнул рукой. — Отпусти и забудь. И позвони мне, когда захочешь рассказать мне про выставку Кандинского в музее Помпиду или про стену Леннона в Праге, — он облизнул губы. — Мне не хватает наших нормальных разговоров. Пока.

Он сбросил звонок и отложил телефон. Посмотрел на приколотые к пробковой стене заметки — чернильные крючки на нотном стане, и тяжело вздохнул. Потом вздохнул, одёрнул пиджак и, убрав телефон в сумку, обулся и вышел из квартиры.

«Я буду через полчаса. Пожалуйста, будь в штанах, » — написал он Клаусу, толкая дверь подъезда плечом.

Клаус жил в двадцати минутах езды, и Пятый впервые за полгода решил пройти их пешком. Раньше вывески, гремящая музыка и гудение моторов его злили. Он слышал в них музыку, которую больше не мог написать (и которую не писал раньше, потому что она казалась ему скучной, убогой, бессмысленной).

Сейчас она не волновала его. Не задевала. Он больше не мог играть, он был зависим от рук других людей, но музыка улиц перестала его терзать.

Улицы — все эти вывески, вся гремящая музыка, все гремящие моторы — зазвучали по-новому.

Будто что-то в нём изменилось. И в непроглядной тьме, из которой он не мог выбраться, замерцал бледный свет.

Где-то на полпути Пятый забежал в кондитерскую и купил пирожные, чтобы не идти Клаусу с пустыми руками, а когда вышел — замер, рассмотрев надпись на стене через дорогу.

Кто-то вывел чёрной краской из баллончика: Самые красивые люди — это те, кто потерпел поражение, прошёл через страдания, боролся, пережил потерю и в итоге нашёл собственный путь. Они этого не скрывают и об этом знают все. Эти люди чувствительны, они ценят и понимают жизнь, которая одарила их состраданием, мягкостью и глубоко любящим беспокойством. Красивыми людьми не рождаются.

И подписал: Элизабет Кюблер-Росс, 1975.

Пятый прокашлялся, отошёл к скамейке и поставил на неё коробку с пирожными. Приподнял очки, чтобы видеть лучше. Достал телефон и, присев на корточки, сфотографировал стену. Отправил снимок Долорес, сделал пару шагов назад, подобрал коробку и, не отрывая взгляда от экрана, пошёл дальше.

Клаус снимал квартиру в зелёном районе. Аккуратный дом, клумбы. Летом, когда небо ярко-голубое и цветут виолы, место касалось особенно райским. Пятый, правда, ни на что из этого внимания не обратил. Миновал калитку, вбежал в подъезд и прошёл первый лестничный пролёт глядя только в телефон.

И не заметил, как влетел в кого-то, спускавшегося ему навстречу. Телефон едва не выпал из рук, Пятый сжал пальцы и сделал шаг назад.

— Извините, — устало выдохнул он, вскинул голову и встретился с пронзительно голубыми глазами своего психиатра. — Доктор Кац?

— Мистер Сати? — доктор Кац отступил, поднимаясь на ступеньку. Пятый отступил спускаясь. В конце концов они оба остались на лестничном пролёте. — Вот так встреча. Что вас сюда привело?

— У меня здесь друг живёт, — Пятый махнул коробкой с пирожным, глядя доктору Кацу за плечо. — Помните, я вам говорил. Музы… — он осёкся, перевёл взгляд на его лицо и нахмурился: — Доктор Дэвид Джозеф Кац. Вы… Дейв.

Лицо доктора Каца на мгновение исказила гримаса непонимания перетекающего в удивление. До него тоже дошло.

— Его… друг, переживший трагедию, — он моргнул. — Это вы.

Пятый вздохнул и закрыл глаза. Доктор Кац был хорошим психиатром, прислушивался к нему и всегда находил нужные слова. И всё это время Клаус рассказывал о нём как о самом красивом любовнике, который у него был.

— Как неловко, — доктор Кац тяжело вздохнул.

Пятый фыркнул.

— Каковы шансы, — он поджал губы и замер, не зная, что ещё добавить.

— Мистер Сати, я опаздываю на встречу, но позвоню вам вечером, хорошо?

— Конечно, — Пятый отступил, пропуская доктора Каца.

— Хорошего дня.

— И вам тоже, доктор Кац.

Только когда внизу хлопнула подъездная дверь, Пятый мотнул головой и поднялся в квартиру Клауса. Постучал в дверь и, дождавшись, когда дверь откроется, широко улыбнулся:

— Ты знал, что трахаешься с моим психиатром? — он протянул Клаусу пирожные.

Клаус сжал пальцы на коробке и отступил.

— Погоди, что? — он часто заморгал.

— Я только что встретил на лестнице единственного и неповторимого красавчика Дейва, который трахается как бог и по совместительству является доктором Дэвидом Джозефом Кацем. Моим психиатром, — Пятый прошёл в квартиру, бросил сумку на диван, вздохнул и развёл руками. — Очень жаль, мне он нравился.

Клаус захлопнул входную дверь и кивнул в сторону кухни. Он был в пижамных штанах и розовом пушистом халате.

— Почему в прошедшем времени? — кинул он через плечо.

— Правила, — Пятый пошёл за ним. — Не говоря уже о том, что будет не очень здорово жаловаться на тебя твоему парню. К тому же… — он запнулся, посмотрел на уведомление и положил телефон на стол экраном вниз. — В общем, мне придётся найти нового.

— Прости.

Пятый выгнул бровь.

— Как будто ты знал, кого кадришь, — он фыркнул. — Успокойся.

Клаус поджал губы, налил Пятому кофе и сунул кружку в руку.

— У тебя там уведомление, — он кивнул на телефон.

— Я знаю, — Пятый улыбнулся. — Это Долорес.

— Что-то важное?

Пятый качнул плечом.

— Наверное.

— Тогда почему не послушаешь?

Пятый опустил взгляд на телефон. Потом перевёл на Клауса и сделал глоток кофе.

— Послушаю, когда буду один.

Клаус удивлённо дёрнулся и едва не пролил кофе. Заправил прядь за ухо и едва слышно фыркнул:

— Вот так, да?

— Ты мне вроде бы разрешил хранить свои секреты, — отозвался Пятый.

На пару мгновений на кухне стало тихо. Пятый потёр ручку ногтем, сделал глубокий вдох, но не успел ничего сказать.

— Ваня звонила полчаса назад, кстати, — прервал тишину Клаус.

— Боже, — Пятый закрыл глаза.

— Сказала, что тебе, наверное, уже лучше, ведь ты снова превращаешься в бесчувственного ублюдка.

— А ты? — Пятый поставил кружку на стол и потёр переносицу.

— Сказал, что ты всё время такой, — Клаус подвинул стул и сел напротив. — Ты реально повесил трубку?

— Мы ни о чём не говорим. Просто смотрим друг на друга по полчаса, иногда неловко обмениваемся парой слов.

— Шестичасовые разговоры с Долорес не так проходят?

Пятый осёкся. Открыл глаза, напряжённо всматриваясь в лицо Клауса.

— Долорес не смотрит на меня взглядом полным тоски и не боится рассказывать о чепухе, которая ей понравилась, — отчеканил он. — И раз уж мы снова заговорили о ней, — он облизнул губы и сделал глубокий вдох, прежде чем решился: — Долорес тебе не понравилась.