Стена чудес

— Хорошо, что дождь пошёл. Ненавижу духоту, — заметил Пятый. — Какие у нас планы на вечер?

— В смысле? — Долорес склонила голову набок и сощурилась, глядя на него. — Мы же идём на концерт.

— Долорес, — Пятый качнул головой. — Ты же знаешь, что я не могу.

— Всё ты можешь. Особенно после «Хуячечной». Ты бы видел себя со стороны, — она прижала руку к груди.

— Мне кажется, это не… — Пятый поморщился. — Что, если мне станет ещё больнее?

— Конечно станет. Но это значит, во-первых, что ты ещё жив. А во-вторых, что раны затягиваются.

Пятый поджал губы. Он всё ещё сомневался.

— Ты всем рассказал, что никогда играть не будешь, но половину весны провёл у Миранды сочиняя музыку, — Долорес положила голову ему на плечо, теперь глядя не себе под ноги, а на зонтик над ними. Дождь стучал по плотной ткани, будто барабанщик на концерте.

— Ты под ноги не смотришь, — сказал Пятый.

— Зато ты смотришь за двоих, — хмыкнула она. — Идём на концерт, Пятый. И Клауса порадуешь, и сам поймёшь, что чужие выступления тебя не пугают.

— Откуда ты знаешь, что не пугают?

— Просто знаю и всё, — ответила Долорес. — Только если мы хотим успеть к началу, лучше взять Убер.

— Убер так Убер, — Пятый притормозил, достал телефон и вызвал такси.

Ему было страшно. Что успех Клауса оттолкнёт, что его музыка и песни ранят ещё сильнее. Но Долорес, прижимавшаяся к его боку, будто рыцарь в сияющих доспехах, одной улыбкой отгоняла тревоги.

Да и в конце концов, ему и правда хотелось порадовать Клауса. Бедолага терпел его эти полгода, а Пятый так ни разу его толком и не поблагодарил.

— Думаешь, стоит ему сказать? — он скосил взгляд на Долорес.

— Ты дурак? Конечно стоит. Вот прямо пока ждём такси, возьми и напиши ему.

Пятый прикусил щёку, набрал короткое: «Мы придём», и сразу же отправил.

Клаус выступал в клубе достаточно популярном среди представителей ЛГБТ+ и инди-музыкантом. Назвать Клауса инди было сложно, хотя совсем недавно он порвал контракт со своим агентством и полностью перешёл на работу через Патреон. За десять лет и три душераздирающих альбома он набрал огромную популярность, и его фан-клуб с названием «Дети судьбы» стал международным. Кто-то из фанатов даже помогал с продвижением, дизайном и организацией концертов, а остальные поддерживали любимого музыканта материально.

Дождь закончился так же резко, как начался. На входе в клуб кучковались люди: кто-то обернулся в радужный флаг, несколько человек щедро обсыпались блёстками, некоторые носили футболки с прошлых концертов. Была даже группа девушек в белых летящих платьях и с венками на голове, будто сбежавших из выпущенного несколько лет назад клипа.

Пятый взял Долорес за локоть, и вместе они протолкались к охраннику со списком приглашённых.

— Я в списке, — не здороваясь сказал он. В клубе гремел разогрев, и снова пришлось повысить голос. — Пятый Сати плюс один.

Охранник уткнулся в список, потом кивнул и отступил, пропуская Пятого и Долорес в холл.

Здесь уже пахло пролитым пивом, люди толкались у лавки с футболками, браслетами и дисками.

— Я на таких концертах не была года три. Мой бывший запрещал мне на них ходить, а за последние два года ничего интересного не было, — Долорес вывернула локоть из пальцев Пятого, чтобы схватить за руку. — Очень воодушевляет.

— У Клауса на концертах своя атмосфера. Я один раз видел в первом ряду девочку, которая рыдала весь концерт, — Пятый тянул Долорес за собой через толпу так ловко, будто не было этих полугода затворничества, и он ходил по клубам каждый день. — У него очень милый фан-клуб. Они любят обниматься, петь хором.

— Так все фанаты делают.

— Эти… ты поймёшь. Ты, кстати, хоть одну песню его слышала?

— По радио. Знаешь эту, которая… «Если ласточки полетят на юг, я поймаю их за хвосты», что-то такое.

— Мне эта невероятно нравится, — Пятый кивнул. — Она такая… свободная. Не знаю, — он обернулся и улыбнулся. — У него красивая музыка. И песни. Тебе очень понравится.

В зале Пятый помог Долорес забраться повыше. С протезами никому из них не хотелось лезть в толпу, но за головами видно было только кусочек сцены.

Им повезло прийти к концу разогрева. Загремела фонограмма, прерываемая проверкой звука, и Пятый, придерживая Долорес, пытался разогнать собственную нервозность разговорами.

— Мы познакомились, когда вместе в ансамбле играли. Официально мы были фортепианным дуэтом, и долгое время никто и не подозревал даже, что он музыкальный гений, — сказал он. — Всё, что похоже на музыкальный инструмент, в руках Клауса оживает. По-моему, он даже не старался, когда на спор научился играть на скрипке. Когда мы начали встречаться, мы много играли на клавишных вместе, я писал пьесы, он правил. Он писал, я правил. Иногда он пел, — Пятый двинул бровями. — И это получалось у него так же хорошо, как и всё остальное. Я говорил, что ему стоит вокалом серьёзно заняться, но он начал писать песни только после того, как мы расстались.

Долорес сощурилась и ухмыльнулась, глядя на него.

— Что с лицом? — Пятый сощурился в ответ.

— Ничего, дурачок, — Долорес легко толкнула его плечом. Пятый открыл рот, чтобы повторить вопрос, но не успел — концерт начался.

Выступления Клауса всегда были на высоте. Он сам себе задирал планку с каждым новым, и этот раз исключением не был.

Были слёзы, было хоровое пение. Клаус спел почти все песни со своего дебютного альбома, а в перерывах между песнями делал паузу. Тряс руками, смаргивал накатывающие слёзы. Шутил и пел снова: с надрывом и дрожащим голосом. Его голос подхватывал зал. Поднимались сцепленные руки, взлетали к потолку венки. Под конец Клаус стал перекатываться из одной песни в другую, обрывая их на середине, будто второй и третий альбомы были одной бесконечной песней. Теперь уже он смеялся, пританцовывал на сцене, тянул руки к залу. Даже вытащил пару девочек в белых платьях к себе, и они собрались у второго микрофона и подпевали.

Пятый придерживал Долорес весь концерт, а она жалась к нему на особенно тоскливых песнях и щурилась, всматривалась в его лицо.

То, чего Пятый так сильно боялся, так и не случилось. Когда он увидел Клауса на сцене, когда услышал перелив фортепиано и дорогой ему голос, он не испытал ядовитой зависти или злости.

Наоборот. Только прилив вдохновения. Сердце сжалось от тоски и восхищения.

Концерт близился к концу. Клаус несколько раз вышел на бис и последней спел одну из самых трогательных и любимых фанатами песню — Сувениры.

Пятый не смог совладать с собой и стал подпевать. Долорес прислушалась, привстала на цыпочки и прикрыла ему рот ладонью, улыбаясь от уха до уха, и простояла так до самого конца.

Концерт закончился, и Пятый помог Долорес спуститься, а потом нерешительно обнял её, ещё раз глубоко вдохнув запах краски, растворителя и пота.

— Спасибо, что уговорила, — сказал он, выпустив её из объятий. Долорес довольно сощурилась и перекатилась с пятки на носок и обратно.

— А теперь ты познакомишь меня со звездой?