Сбежавшие

      — Ведь когда-нибудь это изменится: родители уйдут на пенсию, квартира обветшает, одежда износится, машина проржавеет. А вы, не привыкший обременять себя постоянной работой, не сможете справиться даже с лёгким трудом, требующим дисциплины.

      — Мне кажется, что мир в целом изменится гораздо раньше, чем личные обстоятельства. Вы толкуете о необходимости в будущем ремонта квартиры, а люди уже вплотную подошли к бифуркации. Возможно, что через несколько лет нам придётся вставать под ружьё и с автоматом в руках защищать свои границы от орд голодающих африканцев и иммигрантов из затопленных Британии, Голландии и Франции — ремонт квартиры в этом случае будет не важнее починки ботинок.

      — Автомат тут не поможет. — «Чёрт бы побрал мать: нашла время лезть со своими предсказаниями!» — подумала Наташа. — Эти… СС-300.

      — Да это точечное и для обороны, а нужны будут ковровые бомбардировки.

      — Не только… А, ещё СС-400 недавно запустили. Всё пригодится: например, лупить по американской ПРО в Польше.

      — Да она не размещена ещё. Далось вам далёкое будущее в тысячах километров отсюда! О более вероятном надо думать: сейчас вы один и вам хватает, а через месяц окажетесь женатым — что тогда?

      Наташа замерла: мать подвела Марио под рентген.

      — Я не собираюсь жениться — это для меня более отдалённое и менее вероятное грядущее, чем всемирный потоп.

      — А мне кажется, вам необходимо жениться: вы избалованы родителями, а молодая энергичная женщина приучит вас к дисциплине.

      — Это бессмысленный разговор: я всё равно буду делать не то, что вам кажется, а то, что я хочу.

      Уловив в голосе Марио жёсткие нотки, Наташа испугалась, как бы не сорвался задуманный ею поход на балкон, и принуждённо рассмеялась:

      — Мама озабочена демографической ситуацией и, кроме того, считает, что все должны работать. Она старорежимный человек и помнит, что при социализме все трудились.

      — Как будто времена сильно изменились! — проворчала Людмила Анатольевна, пожав плечами. — Ваши родители работают. Ваши друзья, наверно, тоже…

      — Не все. У меня есть один друг… был один друг (мы повздорили немного), который тоже не работает, и его родители тоже к этому спокойно относятся. Мама поворчит немного и оставит в покое. — Взгляд Марио потеплел, он вспомнил Ирину, её понимание и обнадёживающие слова.

      — Да, он кивает на вас, а вы — на него. Хорошая тактика. Он тоже ждёт всемирный потоп?

      — Нет, он пару лет ждал, когда его отец станет мультимиллионером: в этом случае вклад сына, внесённый во всеобщее процветание, если бы он работал, оказался бы таким ничтожным по сравнению с тем, что сделал отец, что от него легко можно было бы отказаться.

      — Аа… И когда он предполагает дождаться папочкиных миллионов?

      — Он уже дождался — на днях.

      — Да? А что же сделал папа? Приватизировал то, что плохо лежало?

      — Откуда в вас столько злости, когда вы говорите о том, кого не знаете? Он предложил принципиально новый подход в экономии энергоресурсов, запатентовал его и представил заинтересованным структурам.

      — Это тот, чей портрет висит у тебя на стене? — вспомнила Наташа.

      — Нет, это его отец.

      — И много миллионов ему отвалили?

      — Полмиллиарда евро.

      — Пятьсот миллионов? — изумилась Наташа. — Уй да… Зачем же ты с ним поссорился?

      — Я же тебе говорил, что это только наши отношения.

      — Нет, я не в том смысле: зачем ты с ним поссорился, если папашка — полумиллиардер?

      Марио внимательно посмотрел на Наташу. Она показалась ему ещё более убогой, чем квартира, в которой он находился.

      — В отношениях с друзьями я денег в расчёт с какой бы то ни было стороны не принимаю.

      — Это естественно, пока вам не приходилось о них серьёзно задумываться, — Людмила Анатольевна не собиралась сдаваться.

      — Да, признаю, я сморозила глупость. Здесь так душно стало, что голова не работает. Давай на балкон выйдем.

      — Не стоит. К вечеру сильно похолодало, от силы одиннадцать градусов на улице. Я даже куртку накинул. Ещё простудишься после чая.

      — Я морозоустойчивая.

      — Всё равно зря рисковать смысла нет. Спасибо за чай и всего доброго.

      — Вы уже уходите?

      — Да, и так засиделся. Наташа, тетрадь не забудь.

      — Я провожу тебя.

      — Так вы заходите. Возможно, я была немного резка. Действительно, у нового поколения могут быть совершенно другие взгляды. Вы не обращайте внимания, заходите, раз располагаете свободным временем. По вечерам мы всегда дома.

      — Спасибо, как-нибудь загляну.

      Людмила Анатольевна хотела добавить ещё что-то примиряющее, но в это время Марио, уже вставший из-за стола и одевший куртку, одёргивал под нею лёгкий джемпер. Случайно зацепившись взглядом за это движение, женщина пожирала глазами исчезавший под тканью откровенный рельеф, чувствуя, как темнеет в глазах и краска заливает щёки.

      — Здесь и правда душно, — пробормотала Людмила Анатольевна, отводя голову в сторону и поднося ладони к пылающему лицу. Она никак не ожидала, что Марио, уже вышедший из комнаты с последовавшей за ним Наташей, может открыться ей парнем, телом, желанием, и теперь припоминала его руки, глаза, волосы, линию шеи, постановку головы. Она перебирала его пальцы, мелкую сеточку кожи на них и складки на сгибах, бессознательно гладила выпуклые удлинённые ногти и подносила к губам его ладони. Нужен был этот мальчик, не выказавший ни ей, ни дочери никакого чувства, чтобы она вспомнила свои тридцать шесть лет и определила их ещё не старостью.

      Марио решил не возвращаться домой. Он был полон своим новым открытием, словами Ирины и мыслями о Филиппе. Несмотря на холодную погоду, остаток дня хотелось отдать воспоминаниям о прошлом, и Марио поехал в центр, припарковал машину на одной из главных улиц и в дальнейшее путешествие отправился пешком. Он долго бродил по тротуарам и мостовым, восстанавливал в памяти обрывки времени, проведённого здесь с Филиппом. В этом магазине они часто толкались, рассматривая и выбирая новые диски, на этой скамейке сидели, выкуривая очередные сигареты, в это кафе нередко заходили после экзаменов. Интересно, а теперь Филипп бывает в этих краях, заезжает сюда хотя бы раз в месяц? Если Марио будет гулять здесь часа по два каждый день, натолкнётся ли он на друга, встретится ли с ним, увидит ли его, пусть издали? И Марио думал о том, как поведёт себя, если в нескольких метрах неожиданно замаячит драгоценный образ. Встанет как вкопанный? Бросится вдогонку? Крепко зажмурит глаза и откроет их, чтобы понять: это не сон? Подойдёт и нагло попросит десять евро на бедность? Марио рассмеялся и огляделся вокруг. Нет, нигде не видно Филиппа, да и смешно представлять, что он здесь может появиться: нынче у него новые друзья, новые компании, новые интересы, а кубик… Что кубик — попался ему случайно под руку, и вспомнился негодный дружок. Можно, конечно, ждать, что судьба когда-нибудь куда-нибудь его, Марио, вынесет, и обоснуются нынешние страдания, и зальётся печаль, и наступит блаженство, да тяжело ждать неизвестно чего, неизвестно сколько, неизвестно с каким результатом.