Везучая

Одна из подруг, получив от меня в подарок початый, правда, флакон духов, но все-таки настоящих, французских «Фиджи», воскликнула: «Жертвенница ты наша!» То ли она хотела меня таким образом поблагодарить, то ли задеть, но титул этот, безусловно, не был снят с пролетающего мимо облака, поскольку позывы всех одарить входили в список моих отличительных черт. Согласитесь, это все-таки лучше, чем обобрать. Поэтому, если любимый следит за питанием и предпочитает пиву кефир, почему бы не пожертвовать всего тридцать две копейки за бутылку свежего кефира в Москве, не сесть в пролетающий мимо самолет и не доставить ему лично столь благородный напиток в Карачаево-Черкессию, где он пребывает в командировке?

Накануне того дня, когда он улетал на «творческую встречу с народным артистом Советского Союза», мне выдали гонорар за съемки в фильме «Срок давности», где я, изображая рабочую на стройке, сидела на деревянном ящике рядом с Натальей Гундаревой и пила, что бы вы думали? – кефир. Ну, трогательная деталь, не более того. На самом деле понесло меня в такую даль не на почве кефира, конечно. Просто в руках были деньги, на календарном листке – красные цифры воскресения, в любящем сердце – тоска, а в смышленой голове – озарение: в командировке он как бы и не женат вовсе. К нему можно запросто подойти изящной походкой обычной поклонницы, поздороваться за руку и безнаказанно выразить свои чувства. Там, далеко от Москвы, он – свободен, он – мой. А не указующий ли перст то обстоятельство, что жила я тогда напротив городского «Аэровокзала», где в одном из многочисленных окошек, выстояв душную очередь, можно было купить билет, зарегистрироваться, сесть в удобный автобус «Икарус» и выгрузиться безвозвратно у трапа самолета в Домодедово?

Он позвонил в воскресенье утром, был нежен и беззаботен, и на свою беду (или нечаянную радость?) поведал, куда именно улетает на целых три дня. В коммунальном коридоре – никого. Я говорила с ним в открытую, не подбирая слова. Когда пьянящий разговор грубо придавила тяжёлая трубка чёрного, канцелярского на вид, телефонного аппарата, мне стало до того тоскливо, что я не сразу вернулась в свою комнату, а еще минут пять продолжала сидеть, маниакально разглядывая аккуратные дырочки на кружевной салфетке под телефоном. Потом резко, не допуская малейшего сомнения, стала собираться туда, где никогда не бывала. В небольшую сумку кинула самое необходимое. Оделась без мороки, но все-таки учитывая, к кому лечу. На светофоре задумалась, правильно ли поступаю, но стоило загореться зеленому, перешла через Ленинградский проспект, словно через Рубикон.

Свободные места на рейс стали еще одним «за». Я не увидела препятствий даже в том, что до пункта моего назначения самолет не долетал. Из аэропорта «Минеральные Воды» нужно было добираться «на перекладных».

Время в полете пролетело быстро. «Перекладные» оказались рейсовым автобусом, а местный автовокзал напоминал восточный базар: ажиотаж, крики, очереди. Но меня явно кто-то вел. Не зря говорят, что влюбленных и пьяных Бог оберегает. Я была трезвой, но в то же время и пьяной – от любви. Так что подсказки шли в двойном размере: не стой покорно в очереди, прорвись любой ценой к окошку кассы!

Честно говоря, я и спустя двадцать пять лет не понимаю, почему именно мне достался единственный оставшийся билет на последний в тот день рейс? У кассы меня едва не задавили. Но я держала руку с билетом высоко, как флажок, и толпа расступалась перед моей фортуной. Не помню, как оказалась в запыленном автобусе среди рассевшихся и готовых к старту пассажиров преимущественно мужского пола и угрожающего вида. Помню точно, что этот последний автобус отправлялся в 15.45. А следующий – только на другой день утром. Крепко повезло.

Однако очень неуютно оказаться на Кавказе в облегающих джинсах, короткой бежевой курточке с отложным, освежающим лицо вязаным воротником молочного цвета и в такого же цвета беретике, кокетливо сдвинутом набок. Ведь всё это для него заготовленное великолепие попало в автобус с мрачными, небритыми мужиками. Они, как один, следили тяжелыми взглядами за каждым моим движением – нагло, по-хозяйски, ведь они явно местные, а я – залетная птица в столичном оперении. Дискомфортно, но не лететь же обратно. Особенно настырно за мной наблюдали двое: высокий, с русыми, кучерявыми волосами и низкорослый – с каштановыми. Тот, что светлее, большего доверия не внушал, оба они были в моих глазах – темные личности. Поэтому я деловито вертела головой по сторонам, разглядывая пейзажи. Пусть видят, что я чувствую себя хотя бы на нейтральной территории автобуса в безопасности, и голыми руками меня не возьмешь.

До городка, в который отправился мой любимый, добрались к вечеру. Из телефона-автомата, через справочную службу «09», я осведомилась, какая в этом захолустье (данное определение я гуманно удержала при себе) самая лучшая гостиница. Позвонив тут же в гостиницу с одноименным названием «Черкесск», поинтересовалась, не останавливался ли у них некий знаменитый человек?

– Да, останавливался! – с придыханием доложила администратор.

– Спасибо, – авторитетно поблагодарила я, почувствовав себя прямо-таки мисс Марпл. Хотя дело было только в логике: куда еще могут поселить уважаемого гостя?

Через полчаса я стояла перед ней и залихватски буровила, что я-де ассистентка столичной знаменитости, по некоторым причинам отставшая от его «команды», но вот теперь я тут и желаю поселиться в номере рядом с ним. Да-да, именно рядом.

И это оказалось возможным! Я почувствовала себя дочкой Остапа Бендера – так лихо удавался мне выверенный по всем нюансам имидж отставшей от группы ассистентки. Главное – верить в это самой. А провинциальные администраторы, да еще чувствительные женщины, тянущиеся к искусству, – такие доверчивые… Примерно так и папа Бендер говорил.

– Только его сейчас нету. Их увезли на экскурсию, на Домбай.

Домбай так Домбай. Будем брать и эту высоту. Зря, что ли, моей любимой книжкой в детстве была «Четвертая высота» про Гулю Королеву? Время, слава Богу, хоть и не военное, но на подвиги тянет порой ух как неодолимо!

Дальше всё шло, как по нотам. Узнав, что он на Домбае будет весь следующий день, я решила переночевать в предоставленном мне скромном, стандартном номере и утром, с бутылкой кефира, выдвинуться к вершине Домбая. На ночь я поставила бутылку в холодильник. Она – одна в пустом холодильнике, а я – одна в номере.

Спать легла, не ужиная. Постояла, посмотрела на холодную, зеленоватого цвета половинку курицы в буфете гостиницы и решила не омрачать ею праздник. Предстоящая ночь казалась мне своего рода «ночью перед Рождеством». Завтра я его обниму.

Снов не видела. «На новом месте приснись, жених, невесте» не сработало бы: любимый был непререкаемо женат, у него две дочери, одна совсем маленькая, да и жена чудесная, и старше он меня намного. Компот из сухофруктов судьбы, коктейль безысходности. Сердцу не прикажешь. Оно диктует – и пьешь, как миленькая, отраву, замешанную на собственных страстях. Проснулась я, тем не менее, бодрая и собранная, как истинная дочь Остапа. Командовать парадом буду я! Надо позвонить туда, наверх, пока он не спустился вниз, а то разминемся, не дай Боже.

На удивление, телефонная связь в горах работала без помех.

– Он только что ушел на прогулку после завтрака.

– Передайте ему, пожалуйста, что его ассистентка к обеду будет на Домбае.

Ух! Опять себе поставила задачу, по сути, невыполнимую. Ни автобуса, ни иного транспортного средства, следующего в эти живописные края, не было. Знанием местных условий и спектром возможностей их преодоления я не обладала. Но и преград особых не находила: язык до Киева доведет. Вершины Домбая, заснеженные и близкие глазу, питали кураж. В марте месяце подъем в горы требует особого подхода. А уж если там, наверху, нужно поймать «за хвост» звезду советского экрана! И я отправилась прямиком в Министерство культуры. Простодушный трепет готового помочь, культурного Черкесска уже не удивлял: а как иначе, когда у меня такая восхитительная миссия – доставить на Домбай кефир любимому?