Хроники «Полярис»

Дело было весной, на следующий год после того, как меня «Полярис» беспределил. С тех пор я в тот район не особо рвался, это нормальное желание нормального человека — не спешить туда, где тебе будут чересчур рады, но вышло мне оно как-то боком… Что с мостом, значит.

Раньше возле перехода через речку только «Полярис» тусовался, но за это время на другой берег «Добрые» подтянулись, а вы наверняка слыхали, что они там намутили… Нет? Ходок уж точно должен знать. «Полярники» с «Добрыми» к тому времени свои тёрки устранили, дотумкали, что бизнес «Добрых» с «фонарями»* «полярной» мечте о высшей справедливости не мешает, делить им нечего, и конфликт «идеологий» — какая-то хуйня надуманная. Тишь, гладь, дружба, жвачка. Но тут «полярные» через торгаша пару комплектов химзы достали и начали Светоч шманать уже конкретно — раньше им якобы излучение мешало. Но Светоч от Крепости на другом берегу, переставить её нельзя — удобное для обороны место уже «Добрые» заняли. Стали «полярники» по сто раз на дню туда-суда через реку таскаться. «Добрых», понятное дело, это не устраивало: мир миром, а когда бывшие враги у твоих ворот шарятся — это не комильфо. Выкатил Монгол предъяву. Да с кем из «полярных» фанатиков говорить, не с Шелкопрядом же этим с оленьими зенками? Шелкопряд слюной только давится, ты, мол, морда уголовная, ещё указывать будешь, куда моим ходить? Чокнутая Анька Шевцова братца подуспокоила, попыталась договориться на обмен: пускай «Добрые» их нынешнюю крепость займут, а «полярникам» тогда достанется крепость «Добрых». Но Монгол умный был мужик, понял, что это явный лохотрон. У «полярников» постройки на несколько лет старше, да и вообще, нахуй рыпаться, в чём выгода? Монгол и послал их куда подальше с угрозой стрелять вдогонку тем, кто мост переходит, а Шевцовы психанули, «фонарей» посерёд дороги — раз! — гранатой — два! — и нет больше бетонного моста через Тоня-топь. Но я всей этой истории не слышал и про взорванный мост узнал уже по факту, когда на место пришёл — а там на остатках бетонки вужи с русалками совокупляются. Хорошо в оптику догадался глянуть.

Все планы конкретно так нахуй пошли при таком сюжетном повороте. Но на другой берег всё равно надо.

Крадусь выше по течению, чтоб вброд перейти. Слева «у-у» птичье, сзади «ауна-а» от лесавок. Ветер шумит, вода шумит, в воде наверняка кморы трещат, но лес любую тварь перебивает. Темень. Птицы надрываются, лесавки орут, ветер не затихает: и увидеть не увидишь, и не слышно за этой какофонией нихуя. Но я пытаюсь. Спина ноет от тяжести, туман под одежду, сука, влез, озноб бьёт, а я еле-еле ползу — опасность вынюхиваю. Но все наши твари — просто иномирные хищники. Не издают они ничего такого при нападении, что можно было бы различить за треском веток и воем ветра… В отличие от человека. Мёртвый безразличный щелчок предохранителя среди звуков живого леса слух пиздец режет.

Я как самый быстрый стрелок на Ближнем Востоке чужой пули ждать не стал и просто пустил свою на звук. Лес на пару секунд заткнулся, только стоны да копошение слышались. Подошёл: там боец валяется, вояка, в плечо раненный, морщится и зубы скалит. Ну и хуй с ним, контрольный в голову — и пока. Похлопал по карманцам, снял магазин — полупустой, но и то хорошо в довесок к моим двум патронам. Осмотрелся. В той стороне, откуда служивый пришёл, едва-едва сквозь ветки огонёк бликует. Лес опять заголосил. Ну, подумал, иномирцы костров не жгут, вояк перебью, а дальше глухим и слепым вдоль реки шляться — это ёбаный суицид, без шансов.

Поплёлся на свет. Там какая-то здоровая хуёвина, вроде бункера, сверху землёй замаскированная под холм, с узким лазом. Я фонарь достал, посветил — вроде ничего опасного. Снял рюкзак, протолкнул, следом сам еле прополз. Помещение здоровое, из нескольких отсеков, в моём — только костерок догорающий да охапка сухих веток. Я запертые двери в другие отсеки подёргал на всякий, костёр поворошил, веток доложил да и лёг. Мысль промелькнула: надо бы мой зал до конца проверить с фонарём, уже встать хотел, но тут прямо отрубило.

Утром просыпаюсь, глаза открываю. Костёр догорел, с поверхности через решётки свет узкими полосами падает… и мне с расстояния в метр лыбится тремя рядами зубов какая-то костлявая длиннющая рыхлая бурая пучеглазая безносая хуйня. Лежит себе рядышком на бочке, как любимая жёнушка, скрючилась, пялится на меня так нежно пустыми белками, вылезшими из орбит. Пасть вытянутая, набок свёрнутая, — в пол бошки, бошка рогатая — в две моих, руки четырёхпалые — в две трети её тела, ноги — ещё длиннее, грудь с животом вздымаются. Я, не думая, схватился за свою дуру, вскочил — и очередью в эту мерзость. А та — ни звука. Только челюсть совсем отвалилась и из брюха какие-то слизняки полезли — видно, они в трупе и копошились.

Чем бы оно ни было раньше, но со мной встретилось уже дохлым. Я как последний долбоёб спустил все патроны на мертвяка, да. Но справедливости ради, вы наверняка бы просто обосрались, увидев перед собой такое утром.

На всякий я ещё раз осмотрелся: эта жуткая хуйня явно была ростом метра три-четыре при жизни, но что это — в душе не ебу, ни до этого, ни после ни разу не видел. Пошарил по углам: нашёл весьма ароматные трупы двух вояк с выпущенными кишками — понятно, почему третий ретировался. Патронов не нашёл. Ещё раз подёргал двери. Со свежими силами одну всё же открыл, но оттуда так мертвечиной пахнуло, что дальше не пошёл: кажется у него там был продовольственный склад.

Надо бы дальше идти. Я манатки собрал, нагнулся к лазу, слышу — фырчание какое-то. Свечу наружу фонарём (нахуя непонятно, день на дворе) и прям в тот момент, когда щёлкает кнопка включения, понимаю, что от этого недобункера до реки всего метров десять, ночью был туман, а утром, судя по запаху, дождь. И сейчас прямо у выхода сидит пару десятков кмор, что погулять на сушу вышли, а я спустил впустую все патроны.

Дело уже даже не дрянь — пиздец форменный. Можно было бы просто сразу харакири сделать и не мучиться, но я сидел и пялился на кмор. Кморы — на меня. Искра, буря, безумие, надо, блядь, что-то сделать. Даже ужасно тупое, бессмысленное, но сделать.

И я на полном серьёзе выдал что-то вроде:

— Тут у меня два трупа, но вы сюда, уважаемые, всё равно не пролезете. Я хочу жить, всё равно на всех меня не хватит. Баш на баш, суки. Вытаскиваю вам два тела, а вы меня пропускаете.

***

Собравшиеся у костра уставились на Лиличку в ожидании, но он не собирался продолжать. История была рассказана.

— А дальше что? — поинтересовался Векша, блеснув чёрными глазёнками и скрестив руки на впалой груди.

— А дальше… — Лиличка подцепил из котелка кусочек мяса и положил его в рот. Усмехнулся. — Дальше я оттащил им тушки вояк, вылез, но они сожрали и меня, потому что тупые иномирцы по-русски не понимают. Перед вами сейчас мой неупокоенный дух.

Лицо Векши, бронзовое в костровых бликах, удивлённо вытянулось, а в тёмных глазах отпечаталось готовое вырваться: «что, правда?».

Ходок поёжился от пронзившей мысли мерзости, последовавшей за словами Лилички будто за похабной, неуместной, богохульной шуткой. Ходок не был уверен, что над таким можно шутить, глядя на размытые контуры товарищей и слыша жужжание и щелчки несуществующих ртутных ламп. Но всё беспокойство рассеялось так же быстро, как появилось. Пошутил и пошутил. Смешно.

— И кто после этого «пиздит»? — сморщился Сизый, недовольно наблюдая, как во рту Лилички исчезает третий по счёту кусок. — Я человек учёный, меня без доказательств не убедишь. Не верю.

— Не верь, — фыркнул Лиличка. Котелок снова устроился над огнём. Эмалированный его бок на миг отразил холодный ртутный свет. — Главное я знаю, где правда. И деду весело, да?

Авторитет одобрительно кивнул из своей полутьмы. Пугающе острый взгляд впился в Ходока. «А ты ему веришь?» — говорила глубина зрачков.

Нет. Ходок не верил, и кморы здесь были совершенно не при чём.

— У Виски-7 двое ворот в Чистилище. Зачем переходить Тоня-топь, если можно войти через западные? — он выдал иронично прежде, чем успел задуматься.