Хроники «Полярис»

***

Сизый закончил. Почесал в рыжей бороде, потянулся к котелку, рыгнул. Развалился на своём рюкзаке с таким видом, будто только что провёл лекцию по ядерной физике. Ещё и глаза прикрыл этак снисходительно, ждал аплодисментов, блин.

Несколько секунд был слышен лишь треск костра и… лампа. Люминесцентка мигала, может даже не одна: характерный такой звук, на Ближнем Востоке Ходок вдоволь наслушался в разрушенных снарядами домах. Но здесь же всё обесточено… разве нет? Повертел головой для гарантии: пусто. Комната абсолютно пуста. Свет давало лишь открытое пламя.

Авторитет громко кашлянул, заставив вздрогнуть и проморгаться. Неуместный звук исчез.

— Круто, — вякнул Векша. Стрельнул чёрными глазёнками в сторону сидящего в тени молчаливого дедка. — Круто же, да?

Дедок пожал плечами: не впечатлился, видимо, рассказом. По телу пробежал противный холодок. Ясное дело: одежда ещё не просохла. Интересно, сколько ещё нужно времени, чтобы согреться?

— А куда эти твои драконы потом делись? — Лиличка скептически дёрнул бровью и дёрнул на себя котелок с едой. Сизый выругался. Лиличка втянул в себя мясо.

— Сдохли! — рыкнул Сизый. Жирное лицо под рыжими зарослями покраснело. — Попёрся к «Полярису», чтоб носом, носом их в этих змеюк! А то, слышал? «Шлак нихрена не стоящий» — сказали. Я человек учёный — все знают, а эти дебилы драконьи яйца шлаком назвали!

— И? Как твои змеюки сдохли-то? — уточнил Лиличка.

— Хрен знает, — пробурчал тот.

— Вот так раз. Не понял.

— Чего тут понимать? Я потопал к «полярникам», а навстречу — «Добрые». Хотели «светляки» забрать, но я ж нихрена не нашёл, я пустой был!

Его послушай — он вечно пустой. Но паёк же как-то у вояк отрабатывает? Врёт.

— Драконы тут причём? — повысил голос Лиличка.

— Покажи, говорят, гавриков. Ух ты! Живые!.. Тьфу. Они их палками и затыкали. Насмерть, — Сизый прикрыл глаза рукой.

Лиличка с Векшей в унисон засмеялись. Отработано, будто по сигналу. Ходока хватило лишь на полупрезрительное фырканье. Ему среди этих людей всё ещё было неуютно. Не так что-то, неправильно.

— Знаете, а мне «Добрые» сначала нормальными казались, — весело завёл Векша. — Там дядька крутой есть… или был. Может, он уже помер. Как же его… Дру… Нре… Му… — подскочил на своём месте от нетерпенья. — Кто-то из вас по-любому его встречал, вы тёртые… — «Бывалые», — поправил про себя Ходок, пряча дурную улыбку. — Авторитет, можно эту расскажу? Она длиннее первой, ну, про зонтик. Тебе понравится!

Дедок уставился в костёр, раздумывая. В тёмных, пустых до невозможного глазах плясали языки огня, между взмахами ресниц отдающие отчего-то холодным светом ртутных ламп. Под влажной одеждой вновь забегали ледяные мурашки.

Наконец, он кивнул.

Векша в предвкушении потёр ладони:

— Ну, это был май, прошлый май…

========== Байка вторая, от Векши. Дядька-мощный-огнестрел ==========

Вообще, я май очень люблю: весна, солнышко не яркое ещё, тепло, а не жарко, как летом. Но вот прошлый май… Плохое было время, хотя бы потому, что я попал в тюрьму.

Я детей люблю очень. Не извращённо как-то, не подумайте. Мне просто по профессии положено: я учителем музыки в спецшколе работал. По мне не скажешь, наверное, но я на трёх инструментах неплохо умею: гитаре, пианино и арфе. Арфу сложно где найти, с гитарой как-то не принято в школе, а пианино расстроенное было, и дети считали, я бездарный. Они дразнились всё время, узкоглазым называли и другими не предназначенными для детей словами. Кнопки на стул, мыло на доску, «растяжки» в двери из бечёвки, неприличные рисунки… Талантливые дети, жаль, в плохом смысле. Не любили меня. Предмет скучный, пианино расстроено, да ещё и национальность… А я-то детей люблю. Я не мог накричать на них, или поднять руку. Это вообще не педагогично и до уголовки — насилие.

Я и не поднимал ведь! Они всё время, всё время срывали уроки, а я держался, я и подумать о таком не мог! Кинулся драку разнимать, а они мне — в челюсть и по почкам. А потом испугались, директору и полиции говорят, это самооборона была, сам напал. Эх… До того, как разнял они уже друг другу лица подпортили, у одного рука была сломана, у другого — сотрясение. Пять лет вместе с побоями навесили. Май, солнышко светит, весна… Думал, может, на исправительные пошлют. Не послали. А пять лет со всякими… разными людьми — слишком много при моём характере. Я всё по ИУ перелопатил: форумы, литературу всякую. Я бы сломался, точно бы сломался, и кем бы был через пять лет? Уж точно не собой, если вообще остался человеком.

Я сам попросился в Виску. Наткнулся, тоже на форуме каком-то, мол, есть вариант попасть на исправительные прямо из тюрьмы уже, на свободу отпустят сразу по выработке. Ещё подумал: вот же здорово! Я человек трудолюбивый, за несколько месяцев управлюсь! Ни капли сомнений не было. Я сразу к начальнику и напрямую ему: в Виску переведите, пожалуйста. Они и перевели…

Дурак, конечно. Надо было понять, что что-то не чисто, ещё когда начальник стал осторожно расспрашивать, откуда у меня инфа про эту Виску и много ли я знаю. Или, когда военный билет потребовали и про живых родственников спросили. Или, хотя б, когда посадили с ещё десятком таких же в грузовой вагон до Сибири. О том, что за досрочное нужно с автоматом от инопланетян бегать да светящиеся камни подбирать, конечно, никто не говорил до последнего. Только уже когда в барак заселили и выдали комплект списанного снаряжения, так, между прочим бросили.

И я испугался. Просто-напросто не готов к такому был, а кто готов? Ну так, поистерил немного. Кажется, даже в ворота вцепился в первую ходку: солдаты их за мной закрыть не могли, тоже разволновались все, не знали, что со мной.

— Да не надо тебе никого убивать, узкоглазый! Тебе АК для нечисти, в людей не стреляй! — орали.

А мне от этого их «нечисть» только хуже стало. В конце концов, солдаты просто выпнули за ворота и ушли, чтоб моего стука не слышать.

Ну я чуть оклемался и, делать нечего, стал эти «светляки» непонятные искать. Тогда ещё на Виску-7 только начали смертников возить, восток был почти нетронутый, там много валялось. Особенно у Тоня-топи. Ну, а ходка ведь первая, я ещё не знал ничего, и про кмор не знал, уж тем более, что они по влаге на сушу вылазят. Потопал вдоль русла. Хожу, «светляки» в полиэтилен собираю, как грибочки, автомат за спиной болтается, сверху рюкзак ещё. Довольны-ы-ый! Оно так классно собиралось, что и настрой сразу — вверх. Подумал, а ведь правда за пару месяцев можно нужные килограммчики набрать — и домой. Расслабился, боятся уже перестал. А тут вдруг — они. Сидят на корточках, штук семь-восемь, плавниками шевелят, всего метров десять от меня. Глаз нет, во рту зубов — три ряда, рёбра торчат… И руки… лапы в крови — уже поймали кого-то и съели, наверное. Меня тряхануло всего.

Я побежал. Глупый, говорю ж — первая ходка, про то, какой у них слух, тоже не знал. Споткнулся о корень, на землю свалился, а эти все — головы вскинули и смотрят на меня глазницами без глаз. Поползли медленно, заверещали… Знаете же, как они верещат странно: воздух между губ вылетает с такими звуками, как помехи от радио. Жуть. Мне от ужаса — не пошевелиться, замер, сердце колотится, голова пустая. А они всё вылазят и вылазят из Тоня-топи на зов. Длинные, скользкие в чешуе и какой-то речной мерзости: иле, тине, водорослях. Я отмер, давай автомат выдёргивать, а поверх него ещё лямки рюкзака — не успею! Но тут из леса — он. Огромный дядька в бронекостюме с какой-то чудо-пушкой в руках.

Град пуль двум водяным сразу головы снёс, ещё троих задело. Они как будто испугались даже, все обратно в реку сползли… Кто смог.

Дядька подошёл ко мне не спеша, осмотрелся, маску защитную на лоб поднял. Не русский он был, но не как я даже, с юга откуда-то: глаза чёрные, острые, с морщинками вокруг, брови с бородой растут неровно, нос — здоровущий. Броня на нём, вроде, наша российская, но не списанная ещё в девяностых, какую нам выдают, а новая, как на учениях по телеку показывали. Зато ПП натовский, наверное: короткий чересчур, ребристый, магазин не пойми где. Ну, думаю, это точно не смертник, какой-нибудь шпион. Сейчас заговорит на тараборщине и не пойму. А он на чистом русском: