Хроники «Полярис»

Сожрать…

— Байка знатная, но слишком мудрёная, — очнулся ни с того ни с сего Сизый. Ходок вздрогнул, успев о нём забыть: толстяк на потасовку никак не реагировал… будто её и не было. Рыжая борода, освещаемая ленивым пламенем, сверкала оставшимися после очередного приёма пищи капельками. Крови, не бульона — в котелке никогда ничего не варили. — Я-то человек учёный, но остальным зачем мозг парить? Надо это… проще быть.

Нутро обжёг отголосок чужого гнева, что почти тут же развеялся. Авторитет нервно дёрнул ртом, гнилые ногти вновь вонзились в ладони.

— О, смотрите, — велел он. — Смотрите! Наглядная демонстрация!

Его дряхлая, сгорбленная фигура в грязном плаще двинулась к Сизому, тяжело переваливаясь. Левая, скрытая прежде тьмой, сторона тела теперь оказалась полностью освещена и пугала своей ущербностью.

Рука, согнутая в локте под прямым углом, явно не двигалась и почти сгнила в кисти, обнажая мешанину костей и сухожилий, босая нога, также тронутая гнилью, еле-еле отталкивалась, не находя опоры, воздух выходил из лёгких с опасным хрипом, часть черепа лишилась кости и теперь на том месте пульсировало нечто вроде младенческого родничка, создавая иллюзию незащищённости, открытые участки бледной кожи покрывали тонкие сети зеленоватых червеобразных вен и сосудов.

Внутренности от такой мерзости будто завязались в тугой холодный узел.

— Смотрите, — повторил Авторитет почти торжественно и занёс над Сизым выкрашенный красным топорик, наверняка взятый в своё время с пожарного щита.

Сизый в лице ничуть не изменился, ни один мускул не дрогнул на жирно блестящем в отблесках пламени лице. Он скорее даже повеселел: подобрался, уставился на застывшего рядом с ним урода в ожидании ответа, приподнял уголки губ в подобии улыбки. Ходок точно знал, что для Сизого сейчас всё хорошо. Перед ним стоял не живой труп в лохмотьях, а добрый дед, пустивший их переждать грозу.

Ходок инстинктивно дёрнулся в ту сторону, попытался вскочить на ноги чтобы, не ясно как, помешать, но Лиличка остановил его, с силой надавив ладонью на плечо.

Топор вонзился в голову. Кровь пропитала бороду, окрасила камуфляж на выпирающем животе, забрызгала бережно хранимый Сизым рюкзак. Сил в правой, единственной рабочей руке Авторитету явно недоставало, поэтому первый удар оказался не смертельным — но морок так и не спал. На залитом кровью лице отразились лишь непонимание и возмущение, прежде чем второй удар не раскроил череп и тело не завалилось на спину.

Костёр весело трещал. Наверху завывал ветер.

Как же жутко — даже не осознать свою смерть.

— На мне не сработает, — процедил Ходок сквозь зубы, вскакивая наконец и мысленно перебирая содержимое рюкзака. Ничего способного нейтрализовать обоих противников разом там не было. Даже штык-нож остался на отобранном Лиличкой автомате. — Ты больше мне не внушаешь. Я всё вижу, не обманешь!

На бледном лице в крупных порах и трупных пятнах вновь появилась высокомерная улыбка-оскал:

— Наивный мой друг, вы так и не поняли. То, что вы видите — никак от меня не зависит. Я лишь делюсь своими чувствами, а ваш мозг находит им объяснение. Это вы себя обманывали, это ваш мозг изменял реальность вокруг, обходя когнитивные искажения. Уверен, вам иногда казалось, что что-то не так, но вы упорно не заостряли на этом внимание.

— Какая бы хрень ни происходила, это прошло, — заявил Ходок, незаметно подходя к всё ещё стоящему с его автоматом Лиличке. Незаметно не вышло: тот оттолкнул и взял на мушку. Не шути, мол.

— Значит, вы всё ещё думаете, что видите всё таким, как оно есть? — редкие брови Авторитета приподнялись. Он на шаг приблизился. — Интересно. Вероятно, в это и правда легче верить. Мы все спокойны, пока верим в реальность собственных иллюзий…

Что за бред? Что за бред он несёт? Теперь Ходок видел реальность: видел кто такой Авторитет, знал, что произошло…

Но он откуда-то точно помнил, что в реальности должны быть ещё неисправные лампы и трупный запах.

Миг — и какофония чувств захлестнула. Ходок снова задыхался в тяжёлом смраде разложения. Ходок дрожал от холода. На его испачканные кровью ладони садились мухи. Его волосы вставали дыбом от зрелища, открывшегося в свете сваленных шалашом на месте костра и мигающих ртутных ламп. Его рвало желчью, и, выплёскивая ту из себя, он едва не завалился на свежий, красноватый ещё человеческий скелет.

То, что в тёплом неведении было скрыто непроглядным мраком, в жизни оказалось горой костей разной свежести, облюбованной насекомыми и крысами.

— Чем ты нас кормил?! — прохрипел через плечо.

— Раз для людей убивать других людей — это ок, не похуй ли, что будет с мясом? — едко парировал Лиличка, не забыв в очередной раз задеть ботинком спину и ткнуть дулом в беззащитный затылок, прежде чем отойти на безопасное расстояние. — Велком ту реальность, Каин, Ходок, Некролог, или как там тебя. Здесь дерьмово и хуй сбежишь.

Авторитет приблизился ещё на несколько шагов, волоча за собой бесполезную ногу. Топор всё ещё оставался в его правой руке.

— Зачем? — вырвалось. Взгляд заметался по белым, жёлтым, красным, грязно-коричневым черепам, рёбрам и другим фрагментам некогда живых тел. Свалены, как сломанные игрушки.

— Из-за проблем со здоровьем и слабой физической подготовки добывать еду в лесу не могу. А мог бы — всё равно не стал. Я — человек умственного труда. То, что остальные из «Ра» так делают — ещё одно доказательство, их интеллектуальной импотенции.

Ходок помотал головой. Думай. Время, время, время. Ему нужно время. Он должен выжить:

— Зачем игра в доброго дядю, байки?

— А разве не иронично? Они живут лишь до тех пор, пока способны красиво лгать. По-моему, прекрасно отражает современную действительность.

Ещё несколько шагов. Кровь Сизого стекала по топорищу, сливаясь с облупившейся краской… Мигающий свет ртутных ламп превращал происходящее в дешёвый ужастик.

Лиличка рывком поднял на ноги, шепнув раздражённое «да самоутверждается он, в божка, убогое хуйло, играет», прежде чем отойти в сторону.

Всё хорошо. Стой на месте, ты среди своих.

Ага, выкуси, ЧСВ-шная сука.

Судорожно ищущий выход разум ударялся то в просчёт вариантов возвращения оружия, то в попытку заговорить злодею зубы, как в бондиане. Будто Бонда когда-то пытались сожрать… Хрен с ним!

— Все думают, что кукольники — бомжи деформированные. По лесу бегают, ржут и слюни пускают. А тут такое. Полковник с «Полярисом» удивились бы, — выдал Ходок. Авторитет застыл, покачиваясь. Запавшие глаза, чернильно-чёрный и болезненно-белый, сузились заинтересованно и настороженно. Ходок облизнул пересохшие губы, собираясь с мыслями. Чужая кровь осела на кончике языка… Не время об этом думать. — Полковник, «Полярис»… Они боятся выпырей, лесавок, трехвосток, но это не то. Люди страшнее. Те, кто был людьми когда-то давно — ещё страшнее. Потому что лучше.

Несколько секунд Авторитет таращился на него разноцветными своими глазами, а затем разразился противным каркающим смехом, изошедшим в конце в сиплый лёгочный хрип:

— Да вы, никак, пытались сыграть на моей гордыне? Воистину, выживание — двигатель эволюции! Глядишь, через год-другой поумнеете настолько, что перестанете лезть к чудовищам в логова… Люди живут, чтобы оставить след в истории, и вы думали, мне тоже это нужно: остаться в истории монстром, трусом, который убивает своих гостей во сне?

— Просто пытаюсь понять, нахрена и для кого ты разводишь философию. Если в бункере всегда в итоге остаёшься один, — бросил Ходок.

Он выведет из строя Брика, отберёт АКМ, и прострелит уродцу больную голову… или Лиличка пристрелит его самого при попытке. Но он не умрёт послушной куклой, как Сизый.

— Почему же один? — Авторитет отвёл глаза и нервно пожевал сухие губы, будто сказанное его задело… Но оно не задело — от него всё ещё шли волны почти мёртвого спокойствия. — Леонид со мной уже больше полугода, даже успел немного поднадоесть. Я хотел заменить его на вас, но увы, ваше безразличие в отношении чужих смертей вызвано не психопатией, а банальным эгоизмом.