Свора

Резко распахнув глаза, священник вдохнул слишком много воздуха и закашлялся. Любовь. Какое опрометчивое слово он подобрал. Мог бы сказать привязанность или влечение плоти. Он крайне редко находил время для секса и просто решил развеяться. Нет. Господь наградил его сердцем, дабы он планомерно терял по частичке, а не позволял ему биться в унисон с чьим-то другим. Никто из них не собирался погружаться в безудержную страсть, навеянную болезненной ночью. Но потом эмоции пересилили. И кратковременная утешающая связь переросла в несокрушимое чувство с рафинированной заботой. Каждую секунду он машинально тянулся к телефону, думая написать сообщение или получить оное. Пальцы дрожали, невольно вспоминая ощущение горячей кожи, отзывчивой, источающей приятные ароматы, покрывающейся мурашками. Сглотнув слюну, Джо постарался выбросить навязчивые образы из головы. У него хватает проблем. Но по неизвестной причине к неконтролируемой эмоции симпатии (так он утешал себя, отказываясь от страшного слова “любовь”) примешалось желание заботиться. Кто бы мог подумать, что за полмесяца можно так сильно раствориться в другом человеке.

Без остатка.

– Поделись своими дальнейшими планами. Что ты собираешься делать теперь? – однажды она задала этот вопрос, намекая на их отношения. А он, идиот, начал разглагольствовать о промысле Божьем и природе мести. Ударив кулаком по рулю, Джозеф сцепил зубы и повернулся назад. Ему не здесь нужно быть. Лучше вжать акселератор до предела и вырулить из этой схлопывающейся ловушки. Он должен находиться рядом с ней. Прямо сейчас. Громкий стук по стеклу заставил вздрогнуть. Поморщившись от направленного в лицо фонарика, Рокуэлл не отвернулся. Его попросили выйти из автомобиля. Красноречиво взглянув через плечо на молчавшего соратника, монах сжал четки в руке и, не совершая резких движений, открыл переднюю дверцу, чтобы предстать перед своим судьей в пограничной форме. Тот хищнически ухмыльнулся, отчего его обрисовывавшиеся скулы более отчетливо контрастировали на фоне слегка выдающейся челюсти.

– Вы – тот самый Пророк? – ровным тоном поинтересовался пограничник, глядя в расширенные от света зрачки священнослужителя. Тот выпрямился и выпустил из побледневшей ладони крест. – Отвечайте на вопрос. Вы – Пророк?

– И предстал Иисус перед правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус ему ответил: ты говоришь, – не теряя привычного самообладания, Отец в упор смотрел на недоброго вестника. – Таков мой ответ. **

– Я получил приказ задержать Вас как только Вы покинете территорию Протекторов, но Вам как-то удалось незаметно проскользнуть через этот захолустный пункт. При помощи одного старого ублюдка из ОБСЕ. Мы все знаем, господин Рокуэлл, – изучая документы и лицо стоявшего перед ним арестанта, мужчина тихо посмеивался. – Мы его нашли и допросили. А теперь обнаружили Вас. Удачный день.

За спиной раздались шаги. Не оборачиваясь, лидер секты мысленно сосчитал количество людей, окруживших автомобиль злополучной организации. Двое. Как неосмотрительно. Дилетанты. Или излишне самоуверенны. Но ввязываться в драку бессмысленно. Его уже не успеют отвезти в тюрьму, а убивать явно не собирались. Задняя дверь машины приоткрылась, выпуская татуированного сектанта наружу. Он прижимал руку к подмышке, нащупывая пистолет прямо на оперативной кобуре, выжидая приказа.

– Не надо, сын мой, – опередив насторожившегося телохранителя, следовавшего за ним всюду, Джозеф покачал головой. – Бог не даст забрать меня. Не сегодня.

– Ваш друг? – насмешливо осведомился офицер, принадлежащий к корпусу Протекторов. – Или же подчиненный? Знаете, я не верю в дружбу, Отец Джо. Она такая бесполезная. Тянет нас всех на дно, верно? – пересчитывая бусинки четок, Пророк старался не обращать внимания на шакала в форме. Тот факт, что один оказался в заложниках у другого автоматически не делало их двумя хорошими собеседниками. – Я всегда утверждал, что деловые отношения куда лучше. Но многие люди считали меня другом и понятия не имели, как сильно ошибались. – гаденькая улыбка не сходила со смоченных, облизываемых губ. – Бог дал – Бог взял, верно, святой отец? Так, кажется, Вы всегда говорили во время проповедей? – он хотел дружески похлопать священника по плечу, но тот предупреждающе насупился. – Хотите раскрою секрет? Вы – мой идол, падре!

Иуда Искариот твой идол, позорная тварь. Такие собственноручно прибьют тебя к кресту…

– Садитесь в машину, – голос, прорвавшийся сквозь завесу размышлений, вырвал из красочных фантазий. – Я никуда не повезу Вас ночью, хотя мне дали четкий приказ. В лесах опасно. Посидим в салоне, подождем утра и решим, что нам делать. Вы согласны?

Последний вопрос был сугубо риторическим. Сжав деревянный крест, Рокуэлл не стал проявлять характер и спокойно последовал за конвоем. Лишь на середине пути он запнулся и развернулся к непроницаемой лесистой полоски. Вокруг стояла мертвая, гнетущая тишина, не считая мерного гудения мотора. Но там, на заросшей тропинке, виднелась высокая фигура, в чью голову вросла плетеная корона. За ним наблюдают и злорадствуют, получая неимоверное удовольствие. Отец встрепенулся, не решаясь пошевелиться. Грядет нечто ужасное. Галлюцинации участились. Игра воображения перешагнула рубеж.

Больница Принца Вассаго.

Каждый день он заходил в палату неудавшегося градоначальника с желанием получить плохую или хорошую новость. На столах и тумбочках накапливались букеты уродливых цветов от весьма угодливых поклонников. С отвращением расталкивая громоздкие букеты и венки – противников у нынешнего городского управляющего было вполне достаточно – Рэйлан пробирался к постели и наблюдал за избавленным от эмоций лицом. Медсестры пожимали плечами при расспросах и рекомендовали уповать на молитвы. Раздражаясь еще больше, Догвелл прогонял их с криками. К черту пошлые фантазии нереализованных распределителей капельниц. Бог не поможет в этой ситуации. Да и ни в какой другой тоже. Пустая трата времени и сил. Он множество раз одергивал своих религиозных товарищей, зазывающих на проповеди по четным дням и нечетным. Вздор и вымысел для бездарностей, неспособных к рациональному мышлению. Сжимая зубы от злости, он проклинал место, в котором родился. Наполненное безысходной фантасмагорией, плодящей сплошных баранов на заклание.

– Такова жизнь, Себастьян, – присаживаясь на скрипучий стульчик возле койки, шеф полиции не хотел скатываться к предсказуемым драматическим монологам, но выдержать соблазн тяжело. Особенно в безрезультатных поисках истины. – Веришь в Господа, вот как ты например, и сразу же сближаешься с ним. Интересно, ты с ним виделся? Что он тебе сказал? – поддавшись вперед, Рэйлан приблизился к больному. – Может, у тебя даже ответы на главные вопросы есть? Или ты тоже не желаешь делиться догмами? – фыркнув, мужчина скатился со стула и опустился на холодный кафельный пол на колени. – Неужели там жизнь настолько проще и лучше, что ты решил остаться? И больше возвращаться не собираешься?

Загудевший в кармане формы телефон вынудил дернуться и осторожно взглянуть на экран. Нет. Божественного провидения не случилось. Если бы ему позвонил Гудвин, то можно было сразу заказывать соседнюю палату, но пока перед глазами маячил незнакомый номер. Поднеся трубку к уху, Рэйлан недовольно прикрикнул. Они были правы – Город убивает все светлые чувства. Ты остаешься с печальным стремлением вечно быть первым или же медленно разлагаешься где-то на фоне апокалиптических пейзажей. Все вокруг постепенно сходят с ума и перестают отличать правду от вымысла. Впрочем, от дома почти ничем не отличается. Только там люди привыкли к такому существованию и не задают лишних вопросов.

– Что? – от образа уравновешенного, выдержанного блюстителя закона не осталось и следа. Рука сжала железные кроватные перила, позволяя мгновенно подскочить на окрепшие ноги и мерить комнатку шагами в лихорадочном круговом беге. – Каким образом? Где? – получив ответы, он приглушенно застонал и согнулся. – Ладно, я попытаюсь разузнать. Может, удастся все уладить. Держите меня в курсе. – проведя по красной кнопке, он сдавил смартфон и, закусив губу, повернулся к прикрепленному к стене телевизору с горящим экраном. К счастью, звук был выключен, иначе ему бы пришлось выслушивать порцию бредовых идей пресловутого Кардинала в прямом эфире. – И зачем тебе телевизор в палате?