Свора

Или скуку уже нельзя было выносить.

Тот злополучный бал-маскарад, устроенный томившимся от вседозволенности Министром, едва ли можно было назвать приятным для Виктории, недавно похоронившей долго болевшую мать. По какой-то причине она поддалась на увещевания Мелиссы и, впервые за долгое время, надела темное облегающее платье и, накрасившись, отправилась принимать участие в новой авантюре подруги. Однако долгожданного успокоения не наступило: вокруг кружили похотливые старики, блаженные развратники-депутаты и скучающие сановники, чьи жены прокатывали кредитки где-то на юге Франции. Кокс удачно пристроилась к кружку матерых бизнесменов-монополистов, не подозревающих, что рядом с ними курила скромная дочь первого миллионера Республики. Для Маргулис же сходки низкопробных лицемеров приравнивались к душевным пыткам. Удовольствия не получаешь, лишь выслушиваешь заумные сентенции закомплексованных патриархов, весьма недвусмысленно относящихся к попыткам девушки заговорить о коррупционных скандалах или геополитическом конфликте двух блоков. С вымученной улыбкой-усмешкой Викки выслушивала сладкоголосых болтунов и жеманных лизоблюдов. К ней относились с интересом и терпимостью из-за матери-потомственной аристократки, приложившей руку к созданию такого количества выгодных финансовых схем, что все присутствующие бы разом вздрогнули.

Когда ей довелось столкнуться с Майклом, утомленным общим фиглярством, она еще не понимала, как сильно ей повезло. В тот достославный период становления президента Маунтана, устроившего Революцию белых, Волкера отстранили от высшего общества и отправили на обучение в какой-то дипломатический колледж. Политтехнологи не делали ставки на сына алкоголика-почтальона – очень зря, впоследствии он придет к власти и предоставит бирже труда дополнительные кадры – но Маунтан благоволил своему питомцу и приказывал обращаться с ним соответствующе. Если бы не забота Всеотца о перспективных убийцах, то жизнь будущей Королевы могла бы развиться иначе, но в тот злополучный вечер, медленно перерастающий в ночь, она встретилась именно с Перри. Несмотря на шаблонность происходящего, он заметил ее в первую минуту появления во всем этом рассаднике порока. Шумная подруга незнакомки ограничилась бокалом вина и ушла в первую попавшуюся компанию, оставив тоскующую спутницу со стаканом виски. Понимая, что невежливо спрашивать каждого встречного относительно личности новоиспеченной светской дамы, Майкл нашел другой способ случайно пересечься в узком пространстве бара. Они разговаривались. Как ни странно, общих тем, подогревающих увлекательную беседу, у них нашлось гораздо больше, чем с коллегами Перри по министерскому креслу. Тогда он еще не подозревал, что с ним никто не разговаривал из-за чувства животного страха.

До изгнания второго человека в стране оставалась неделя.

Потеряв расположение Маунтана, чувствительного к посторонним нашептываниям об амбициях Майкла на президентское кресло, дипломат был вынужден бежать из Республики, пока не стало поздно. Та же печальная участь постигла Джеймса Деранжера, некогда близкого друга Кассиуса. Однако местная элита плела интриги не хуже сторонников Вьетнамской войны, втянувших США в продолжительный, изматывающий конфликт. Они добились своего, превратив влиятельного и энергичного политика в загнанного в угол изгнанника, вынужденного просить убежища у Европы и отдавать последние деньги. Тем не менее, мужчина скитался по миру не один. Им хватило той проклятой недели, чтобы преодолеть всяческие неловкости и спешно оформить брак. Виктория не могла ответить, любила ли она человека, за которого вышла замуж и которому поклялась в верности перед Богом, священником и двоюродным братом – единственными гостями на скромной свадьбе, однако Маргулис без колебаний согласилась покинуть ненавистный, зловонный, мрачный, поглощающий Город с бесформенными ценностями, формирующимися под давлением кровавых беспорядков.

Вместе они прожили безмятежные восемь лет, наполненные красками новых впечатлений.

Второй период ее жизни ознаменовал возвращение в Республику, создание клуба маргиналов и преступников, а также тесное знакомство с Армандо Волкером, президентским советником. В их многогранных отношениях не могли разобраться ни опытные сплетники, ни психологи. Общих заключений ни у кого не было, но одно неизменно ускользало от их проницательности: нездоровый характер взаимоотношений Кардинала и Королевы. На публике пара уничтожала друг друга, не стесняясь в выражениях и действиях, но стоило кому-то попасть в беду или стать жертвой козней, как второй бросался на помощь и протягивал утопающему руку, вытягивая из темной бездны. И весь мир расступался перед опасными тварями, провозгласивших себя бессмертными. Маргулис точно понимала, что не влюблена. Странное чувство, выжигающее грудную клетку, можно было окрестить как угодно. Скорее она стремилась выжить. И удовлетворить желания второго самого могущественного человека в государстве. Попытки сопротивляться или отказывать, как правило, приводила к печальным последствиям: кто-то умирал, либо пропадал бесследно. Сколько бы она себя не убеждала, любовь здесь замешана не была. И понимание этого важного открытия стало доступно позднее, после знакомства с прославленным террористом.

Волкер заставлял ее выживать, Рокуэлл – жить. Кто бы мог представить, что на сороковом году жизни ее судьба переплетется с лидером секты, оккупировавшем часть Республики больше десяти лет назад. Первоначально их связывало обычное партнерство, основанное на общей для них уголовной статьей за государственную измену. Никто из них не догадывался, какой мощный эффект произведет личная встреча, которую они откладывали в долгий ящик за ненадобностью. Снабжать преступную группировку сепаратистов экспортируемым оружием входило в перечень обязательств, упомянутых в контракте. Вступать в романтические отношения с покупателем – нет. Вдова разрушила все установленные барьеры, когда позволила себе ответить на поцелуй. Тогда, в кабинете, ей следовало послать еретика к черту и вытолкать за двери клуба. Потом позвонить Мануэлю, напиться с ним и провести лучшую ночь их совместной жизни. Наполненную необузданной грубостью, едва балансирующей на грани насилия. Таким образом можно избавиться от ненужных эмоций. В их очерствевших душах не дрогнула бы ни одна натянутая струна.

Ошметки сердца, болтавшиеся в области груди, не сорвались бы с хрупких ниточек и не упали в область желудка.

Майкл заменил ей отца, покинувшего семью довольно рано. Арман обезопасил ее от внешнего мира, подарив мнимое бессмертие и неуязвимость перед любыми ситуациями. Джозеф ничего не привнес в ее хаотичный ритм жизни, наполненный бесконечной вереницей страданий, кроме желанного умиротворения. Рассыпавшийся пазл сердца наконец-то начал собираться воедино, представляя собой цельное изображение, а не пропитанную болью мозаику. Благодаря какому-то скомороху в сутане, распоряжавшемуся десятками тысяч татуированных прихожан, при этом являясь марионеткой лицемерного Западного блока. Абсурд. Она зависела от Волкера, хватаясь за остатки его человечности, как за спасательный круг. И тот откровенно насмехался над ней, не принимая отчаянных попыток всерьез. Рокуэлл не нуждался в дополнительных напоминаниях о том, кто он на самом деле. Их истории невозможно переписать, а характеры – изменить.

В разлагающейся Республики принимаешь действительность за аксиому и не пытаешься заменять одну боль другой.

Джозеф не стремился подкорректировать реальность и молча призывал остальных действовать так же. Поэтому Виктория подпала под обаяние молчаливого Антихриста и была готова подарить ему десятки ящиков с оружием с целью низвержения любого режима. Легального или силового. В тот момент любовь еще не вмешалась в деловые отношения подельников, просто Джо внушал мысль, что способен выстоять против целого мира, не запачкав полы священного облачения и не осквернив псалтырь. Хотя он не обладал выдающимися ораторскими способностями, не хвастал политическими амбициями, не разбирался в долгоиграющих манипуляциях вышестоящих, вряд ли мог что-либо противопоставить высоким ставкам на президентском уровне; пастырь успешно контролировал умы верующих сторонников и создал целую идеологическую террористическую философию. В нем боролись поэт-одиночка и игрок государственного масштаба. Однако Перри объясняла свою внезапную привязанность отнюдь не перспективным карьерным будущим (есть большая доля вероятности, что его пристрелят раньше, чем наградят), а колоссальной энергией, умением переносить испытания с аристократической выдержкой на грани апатии. Стабильность, безмятежность, спокойствие – вот, что обещал союз со знаменитым лицедеем, держащим в руках изорванную Библию и пистолет.