Свора

Можно ли в таком случае сказать, что они с Джозефом испытывают одинаковые чувства, жалея не распятого Христа, а попавшего в ловушку собственной жестокости Кроноса? Говорить о каком-то душевном равновесии, когда живешь на отшибе людского благородства, неуместно и глупо. Поэтому героями подсознания становятся кровожадные твари, пожирающие собственных детей и не испытывающих никакого раскаяния. Вдова перенеслась мыслями к совместным ночам, что оставили глубокий след в памяти и умирающем сердце. Если фанатика уничтожат, оно опустеет. Приятно жить с осознанием, что где-то там есть человек, который понимает ее состояние души и не притворяется другом. Который, возможно, способен полюбить или принять столь странную эмоцию без опасений потерять частичку себя. Но смерть поставит крест на проявлении нежности или фасадной любви.

– Вижу, Вас совсем не огорчило такое долгое ожидание, – заполнивший вакуум тишины баритон с хрипотцой заставил гостью повернуться и встретиться с пристальным взглядом Всеотца. Когда-то его появление вызывало неприятный холодок по всему телу, но сейчас, после пережитых трагедий, она не собиралась подчиняться нестабильному организму. – Терпение всегда входило в перечень моих достоинств. Иначе я не просидел бы больше года в замкнутом пространстве размером с гроб без доступа к солнечным лучам и свежему воздуху. Зато с телевизором и местными потрясающими воображение репортажами. Вы неоднократно становились объектом целого эфира. Даже чаще, чем господин Волкер. Не знаете, по какой причине? – Виктория равнодушно пожала плечами и опустила глаза на подозрительную коробочку в руках диктатора. – О, это всего лишь Дюнкерк. Я не ожидал, что Дуайт сохранит всех моих питомцев, но был приятно удивлен. Думаете, данный факт сыграл ему на пользу? – старик установил террариум на специальном комоде рядом с жилищами таких же безобразных членистоногих. – Он пробыл со мной дольше всех и совсем захирел. Очень грустно терять преданных друзей. – постучав ногтем по пластиковой клетке, Кассиус пытался как-то расшевелить апатичного паука, но тот спрятался в соломенном домике. – Не знаю, сколько он еще проживет. Но Вам это вряд ли интересно. Ответьте, пожалуйста, на вопрос, который я задал каждому собеседнику – если бы Вам предоставили возможность изменить страну, с чего бы Вы начали?

– И сколько человек, получивших этот вопрос, послало Вас к черту? – полюбопытствовала Перри, вызывая сначала недоумение на лице Президента, а затем широкую улыбку.

– Вы необычайно молчаливо вели себя во время переговоров. Не возражали, не возмущались и нашли все мои условия приемлемыми. Или мне так показалось? – больше года назад она откровенно боялась этого могущественного человека, отправившего на верную смерть половину страны. Но сейчас он представлял скорее видимость неограниченной власти, манекен в царской короне. – Я успевал контролировать язык Вашего тела. Вас особенно взволновал пункт о террористах. Могу я узнать, почему?

– Я знаю, что Вы сделали, господин Президент, – на мгновение ей показалось, что он побледнел и, дабы удержаться на подкашивающихся ногах, схватился рукой за край комода. Но выдержать хлесткий комментарий, возможно, не имеющий ничего общего с реальностью, наверняка было гораздо проще, чем провести годичное изгнание в четырех стенах. Быть может, Джозеф солгал? Но зачем? – Я имела честь побывать на Востоке и прочувствовать на себе царившее там отчаяние. Я помню, как сильно Вы любите патетические декламации и поэтому разговариваю, как в голливудских фильмах. Но знаете, в чем главное различие между нашими регионами? Той Стороной и Этой? В их непомерном стремлении к восстановлению справедливости. В их преклонении, разумеется, слепом, перед богоподобным лидером, не пропадающим бесследно. Не оставляющим паству в руках дилетантов, непрофессионалов, безумцев и идиотов. Которые способны нанимать киллеров и сносить людей вместе с палатками. И больше ничего.

– Вы пообщались с господином Рокуэллом, я полагаю? Как поживает мой мальчик? – Маунтан с нескрываемым презрением выговорил ненавистное имя. Мародер в черной сутане повинен во всех бедах республиканского народа: он растормошил паранойю Кассиуса и лишил государство опытного военачальника вместе с половиной кабинета министров, он подорвал Ипподром, убив ни в чем неповинного Министра и десяток зрителей в придачу, он дестабилизировал страну и погрузил ее в хаос, привлекая внимание жадных до беззащитности международных партнеров. – Не думаю, что его версия будет отличаться от моей, если брать во внимание тот факт, что мы с ним оба выживали в тех ужасных условиях. Да, я убил товарища по оружию. Он мне не нравился. Был жестоким, неуправляемым и агрессивным. Обожал убивать, считал это своей главной целью в жизни, а не работой. Мы тянули жребий и выбор пал на Вашего прославленного Джозефа. Там его именуют святым отцом, пророком и Предвестником, но для меня он был парнем с наивным, я бы даже сказал примитивным пониманием мироустройства. Он тоже убивал и беспрекословно подчинялся, однако не был предназначен для военного ремесла. Аристократ с гордым взглядом и точеным профилем, верно? – Королева не позволила себе проявить слабость и улыбнуться, или любым другим способом высказать расположение к новоявленному любовнику. – Да, выбор пал на него. И я должен был убить мальчишку благородных кровей, уничтожить нечто красивое. Но взамен я вырвал распятие из пальцев ничтожного выродка, отмаливающего мерзкие грешки по ночам, и накинул ему на шею. Все думал, что же порвется раньше – деревянные бусинки или его поганая однострунная душа. Выяснилось, раньше четки делали по каким-то другим технологиям. Да, впоследствии нам пришлось вкусить человеческой плоти и обрести бессмертие, как говорил философ древности. – вздрогнув, Маргулис вспомнила сцену, отображенную на полотне Гойи. – Но я пережевывал свежее мясо вместе с ним. Поджаривал на костре вместе с ним. И всегда был рядом, не оставляя шокированного юнца ни на минуту. Его психика пошатнулась, это факт. Но я здесь не при чем! Не каждый в двадцатилетнем возрасте способен пережить такое и остаться в здравом уме. Но почему-то все обвиняют меня! В том, что я создал монстра! А я заботился о нем как о сыне! И что получил взамен благодарности? Пафосную фразу, что это моя вина и террор на моих землях! – обрывки полуседых волос вздыбились от негодования, глаза сверкали от ярости, разъедающей благие намерения и праведное сознание. – Так чем вы все лучше меня, лицемеры и ханжи? Считаете, я не жалею о том дне? Жалею! Лучше бы я прикончил вашего сектанта. Зато при мне осталась бы верная машина для убийства. Но я совершил ошибку.

– История не принимает сослагательных наклонений, – морально вымотанная женщина закрыла глаза и вздохнула. Ей необходимо вырваться на свободу из этого удушливого места. Марк редко ошибался, но это был один из ярких примеров – Ратуша не для нее. – Забудьте. И живите с этим весь остаток жизни. Я устала от неразрывного порочного круга жестокости, выдаваемой мразью за отчаянные попытки выжить в Городе, который они сами испаскудили за годы продажности и бражничества. Спрашиваете, чтобы я изменила? Избавилась бы от гниющих сорняков, вопящих о своей полезности. Поверьте, тогда страна не просто вздохнет с облегчением, а все пресловутые улицы с демоническими наименованиями сами рухнут без подпитки. Если Вы уловили метафору, то должны остаться довольны моим предложением.

– Не один нормальный избиратель не проголосует за такую абсурдную программу!

– А Вы разве относитесь к этой касте и с Вами нужно говорить соответствующим языком? – Перри иронично вздернула бровь и достала последнюю сигарету из пачки. Раскуривать в кабинете верховного главнокомандующего она не собиралась, но жест вызвал недовольство старика, не разделявшего никотиновый кайф. – Я же сказала, как один из виновников распространения этой гнили, гордо называющей себя мессиями, гуру, добродетельными политиками и заботящимися о благе народа отцами, Вы просто не могли не оценить моего умения бравировать словами. Но, насколько я поняла, Вы больше ничего не контролируете, кроме языка моего тела? Очень жаль. Раньше Вы представляли более интересную фигуру, а оправдания бездействию и слепоте были убедительнее. Смените политтехнологов. – наконец, она извлекла зажигалку и прикурила. Этим эффектным жестом бескомпромиссная вдова поставила точку в многолетних отношениях с Отцом Нации. – Желаю поскорее определиться с преемником и уведомить весь мир о новом позоре. Я буду с нетерпением ждать Вашего решения. – наклонив голову в знак прощания, Маргулис легко развернулась на небольших каблуках и поспешила выйти из удушливого помещения с закрытым окном.