Свора

Вздрогнув, Мануэль провел языком по высохшим губам и приготовился достойно ответить, но его уже никто не слушал. Президент неожиданно припал к земле и затих. Цель, находившаяся под прицелом все это время, подошла ближе.

Идеальный момент.

– Он ненавидел книги и все, что с ними связано. Поэзия, романы, новеллы и даже легенды. Он был окружен ореолом истинного невежества, – прицеливаясь, сосредоточенный Маунтан не переставал размышлять о прошлом. Комичная охотничья панама съехала на другой бок, оголяя лысину с едва заметными седыми волосками. – Глядя на него, я постоянно думал, что человечество возвратилось к темным векам европейской истории. Но у него все же было преимущество над остальными – зоркий глаз. Он никогда не промахивался. И передал мне это весьма полезное умение. Хоть что-то же он должен был оставить после себя.

Республика, несколько лет назад.

Мир погрузился в хаос и анархию. Протестующие, вышедшие на улицы ради поддержки кандидата, символизирующего новую надежду, начали попросту громить все вокруг. Толпа сорвалась с цепи, почувствовав временную безнаказанность. Ведь все можно скинуть на печальные последствия так называемой Революции. Многоголовый манюпас ринулся навстречу новому миру с коктейлями Молотова и арматурами наперевес. Их протест, ранее выраженный в конкретных требованиях, превратились в банальное уничтожение частной собственности.

Повсюду гремели взрывы, разносились победоносные кличи и душераздирающие крики. Виновных в неизвестных преступлениях вытаскивали из взломанных квартир и прилюдно линчевали. Камеры неустанно следовали за повстанцами, транслируя каждый их шаг по местным телеканалам, пока их не отключили полностью. Где-то там, в посольствах, ютились испуганные послы, попавшие в самый эпицентр событий. Им запретили связываться с внешним миром, просить помощи у других стран или требовать политического убежища.

Вся Республика затихла, медленно погрузившись во мрак неопределенности. Игнорируя все вопросы, требования, ноты протеста и сообщения ошеломленных соседей, государство тем самым давало понять, что отказывается как-либо комментировать происходящее. Новое правительство не успело захватить главный оплот прежней власти – Ратушу. Но все к этому шло. Народное шествие приближалось к вычурному зданию, превращая его кричащие белые стены в разноцветное месиво. Толпа, благоговея, влекома к плахе, петле или колу; страху, елею, иконам, хаки, игле и оковам.

Автор этих слов, чванливый предводитель мятежников, вел массы к светлому будущему, стоя на крыше движущегося автомобиля. Он представлял собой слишком легкую мишень для снайперов, засевших на куполе строения, но они не станут открывать огонь – их давно переманили. Все было продумано с самого начала: шпионы каждодневно докладывали о состоянии дел, едва утихающие внутренние распри продолжали распаляться из-за вмешательства правильных людей, а ложные союзники искренне увещевали нынешнего Президента в своей вечной и непоколебимой верности.

В конце концов они первыми сдались на милость очевидного победителя-завоевателя, первыми открыли ворота так называемым вражеским войскам и первыми принесли присягу новому королю. Всякое сопротивление было сломлено при помощи силы. Вооруженное столкновение между сторонниками двух противоборствующих кланов переросло в кровавое побоище. Точное число погибших неизвестно, поскольку именно в тот момент по всем каналам пустили документальный фильм о белых лебедях.

Презабавно.

Революция белых потрясла всех.** Кто бы мог подумать, что в таком закоренелом тоталитарном обществе могли произойти настолько мощные изменения? Абсолютный черный лебедь.*** Настолько же непредсказуемый, насколько и грациозный. Отсюда и пошла такая любовь к этой птице, позднее ставшей символом восстания. Жаль, что красивое зрелище закончилось так быстро. Всего три часа ушлое на очищение громадного помещения от скверны, от пережитков прошлого режима. Как бы там ни было, но протестующие, вломившиеся в главный кабинет, не обнаружили в нем диктатора. Увы, ему не удалось сбежать. Впоследствии одну из частей его тела – а именно голову, предъявили в качестве доказательства гибели ненавистного деспота.

Через несколько часов после захвата власти и объявления досрочных выборов с прогнозируемым исходом, одна из центральных фигур разыгравшейся трагедии, прихрамывая, шла в направлении отдаленного Городского квартала. Уродливые дома с натяжкой можно было назвать архитектурой, особенно теперь, когда больше половины строений сгорели. Поднимавшиеся в небо черные клубы дыма возвещали о стремительной гибели бедного района. Остановившись посреди опустевшей проезжей части, Волкер стал прислушиваться: мимо пронеслась машина революционеров, сплошь увешанная белыми тряпками, а ее пассажиры пару раз выстрелили в воздух.

Апокалипсис сегодня, не иначе.

Опустив изорванную сумку на землю, Мануэль осторожно приподнял край рубашки, где уже алело красное пятно. Его ранили ножом в брюшную полость, в одной из потасовок. Какая самозабвенная ирония – двойной агент со стажем не смог увернуться от лезвия полупьяного отребья. Весь его вид и так намекал на долговременное нахождение в Аду: волосы, слипшиеся от крови и пота, гематомы по всему телу, кровоточащие порезы на лице и опухшая нога, на которую невозможно ступить. Ему бы отлеживаться в лазарете для раненных героев, но времени чересчур мало.

Достав последнюю самокрутку, Арман с трудом закинул сумку на плечо и пошел дальше. Бродяга высокогорных равнин. До места назначения оставалось совсем немного. Перемахнув через ограду, чтобы сократить путь, юноша едва не доломал поврежденную конечность. Осталось свернуть себе шею и довершить блистательную политическую карьеру. Хорошо, что здоровый сарказм еще при нем, не то последствия могли бы быть ужасно скучными. Веселая беззаботность, с какой он рассматривал свои раны, позволяла усомниться в трезвости рассудка. Возможно, будущий Кардинал ударился головой и потерял связь с раздражающей реальностью.

Оказавшись перед до боли знакомой парадной, больше напоминающей хлев, революционер тяжко вздохнул. Дом, милый дом. Здесь он переживал самые мрачные периоды своей излишне долговечной жизни. Ничего, в сущности, не изменилось. Ни стены, покрывшиеся копотью и жиром, ни парадные двери с многочисленными трещинами, ни отвратительные запахи. В самой квартире дела обстояли еще хуже: ободранные обои, кусками висящие на камышовых перекрытиях, одинокие предметы интерьера в виде поваленных картин и валяющейся посуды.

– Ты опоздал, – грубоватый голос, донесшийся из неосвещенного пространства, резанул по уху. – Я оставил ее там, на диване.

Фыркнув, полуобнаженный мужчина в потертых шортах указал рукой, сжимающей бутылку, в отдаленный угол квартиры. Арман не поверил в услышанное – это ложь. Это ошибка. Ринувшись в гостиную, мальчишка застыл в дверном проеме. Нет… Тело, накрытое дырявой простыней, не подавало признаков жизни. Опустившись на колени, Волкер слегка оттянул ткань, чтобы разглядеть иссушенное болезнью лицо.

– Ей стало плохо – начала блевать кровью, а потом упала на пол, – взлохматив непослушные волосы, непрошеный свидетель личной трагедии Регента прокашлялся. – Я хотел вызвать скорую, но ты же сам знаешь обстановку. Из-за проблем со связью я не смог никуда дозвониться. Впрочем, ей бы уже ничего не помогло. Мне жаль. – поставив опустошенную бутылку на пол, Волкер-старший опустился в помятое кресло. – По телевизору крутят одно и тоже. Не в курсе, что там произошло?

– Она что-то говорила? Что-нибудь?

– Хотела тебя видеть, но ты был занят. Впрочем, как и всегда, – запустив руку в разросшуюся бороду, отец безуспешно пытался переключить канал. Но везде он наталкивался на плавающего в пруду лебедя.

Белого, как ангел смерти.

Дрожавший Мануэль поднес руку покойницы к собственным губам, после чего поднялся с грязного ковра и резко пнул сумку. В результате такого маневра все деньги, находившиеся внутри, вылетели наружу и рассыпались по полу. Деньги на лечение больной матери. Они больше не понадобятся. Мужчина, безразлично уставившийся в экран, никак не отреагировал на поведение сына. Он даже не шелохнулся, когда тот покинул комнату. Пошатываясь, Кардинал ощупью добрался до выхода. В глазах темнело. Едва не свалившись с лестничной клетки, он нашел в себе силы спуститься. Нервы сдали на пороге, стоило ему почувствовать свежий воздух, наполненный запахом горелой древесины.