Страница 23 из 29
— Ты чего-то совсем приуныла, — Гарик, ты как всегда…
— Да нет, все норм, — не могу я ему сказать, потому что наблюдаю в его взгляде тепло и доброту, на которые не смогу никогда ответить.
— Что с тобой, Ната?
Вот как так случается? В тех, кого любишь, недостатки не раздражают, а в тех, к кому равнодушен — бесят даже достоинства. Я ведь читаю твой взгляд, твой тон, Гарик. Но мне не нужны чувства, которые ты вкладываешь в них, прости.
— Так что же?
— Я просто устала, честно. Столько работы навалилось. Спасибо, что вытащили, — намеренно не произношу «вытащил», потому что лишнее это.
— Наташа, — Игорь кладет свою ладонь поверх моих, — Я давно хотел сказать…
— Но не сказал же, — перебиваю и убираю его ладонь, — Вот и сейчас, Игорь, не надо.
— Это все из-за него.
— Да, — и точка.
Как же мерзко, как бесконечно печально и мерзко. Вытащите меня отсюда, кто-нибудь, пожалуйста. Поднимаю глаза в темное уже небо. Где белая ночь? Была ли? Когда? Тысячу и тысячу лет назад. А теперь что… Только одна мысль: вытащи меня отсюда, к себе, где бы ты ни был…
***
Возвращаюсь я одна. Гарик довозит меня до дома, в дороге мы молчим — сказать друг другу больше нечего. Скрываюсь в подъезде и только тогда выдыхаю. Я мучаю себя, мучаю других и не знаю, как долго еще смогу вот в таком режиме. Я не читаю о Дэниэле и больше не пишу ему, хотя и обещала. В столе лежит письмо, последнее из написанных. Специально написала его от руки — почему-то мне тогда показалось, что Дэну оно больше понравится. От него были только электронные, да и так — пару строк. А теперь и того нет. Стерто, уничтожено, брошено на алтарь карьерного роста. Какое гадство!
Но то, что я ничего не знаю о Дэне не совсем правда. Родители завели эту раздражающую привычку — серфить интернет. И снабжают меня нежелательной, но такой необходимой мне, как доза наркоману, информацией почти каждые выходные. Вот и сегодня, традиционное общение по скайпу через несколько минут привычных «как дела? как здоровье? как погода» превращается в долбаный дайджест новостей о мистере Ризе. Обычно я редко выдерживаю больше получаса такого общения, извиняюсь и завершаю разговор, но не сегодня.
***
— Дэниэл едет к вам! — без обычных предисловий выпаливает мама, улыбаясь, — Девочка моя, он едет!
— Спокойнее, мать, — перебивает ее папа, обратив внимание на мое вмиг побледневшее лицо, — Ребенка сейчас до истерики доведешь.
— Па-ап, ма-ам, — тихонько, чтобы не спугнуть безграничное, разливающееся теплом от самой макушки до пят, счастье, говорю я, — А откуда такая информация?
— От него самого, — довольно улыбается папа, — Давай-ка все по порядку.
Но я уже слышу его, потому что в ушах шумит. Он едет! Он бросает все — и едет! Я увижу его! Увижу!
— И вот, — продолжает вещать папа, не заметив, что половину его рассказа я просто пропустила мимо ушей, — На этом самом шоу он и заявил: еду туда. Во-первых, чтобы посмотреть, как там дела у Дома Ветра, во-вторых — каникулы для мальчишки. Свежий, родной воздух. И в-третьих, — папа делает убийственную паузу, — соскучился по тайге.
— Ну, хотя бы так. Лучше, чем совсем ничего.
— Не вешай нос, солнце, — ободряет меня папа, а мама, едва заметно смахивает слезинку. Но это проявление эмоции ровно на секунду, иначе бы мама была не мама:
— Приведи себя в порядок, в квартире порядок наведи, купи себе платье, в конце-то концов, Наташа!
— Да, да, да, мамочка! — я все что угодно готова сделать, чтобы увидеть его еще раз, увидеть себя в его глазах, услышать его голос.
Минут через десять после разговора с родителями я слышу звонок телефона. На экране высвечивается «Элла Владимировна». Да, видимо слишком долго я плыла по течению, раз теперь все и сразу.
— Да? — говорю как можно спокойнее, — Слушаю Вас?
— Наташенька, ну он уперся и ни в какую! Выручишь?
— Вы сейчас о чем? И о ком? — держу себя в руках, мало-ли что? Сохраняю покер-фейс, не верещать же мне, что я согласна сразу и на все.
— О мистере Ризе, о ком же еще? Ты что — новостей не читаешь даже? И письмо только что пришло на почту.
— А я должна знать? Элла Владимировна?
— Ладно. Так: распрекрасный наш благотворитель изъявил желание приехать в гости. За свой счет. Гостить он будет неделю. Мишку привезет, посмотрит, как мы тут распорядились его деньгами…
— А что — не имеет права? — дело не в них, Элла Владимировна. Ну, или я его совершенно не знаю.
— Да разве в этом дело-то? — вспыхивает моя начальница, — О НЕ хочет жить в гостинице. Он ХОЧЕТ жить эту неделю у тебя!
Выносите меня!
***
Вот сейчас, именно сейчас я начинаю трястись. Не день, не два назад — именно за несколько часов до его приезда. Два дня назад — и сама, как кремень, и нервы, как канаты. Может от того, что некогда было за заботами рефлексировать? Может потому, что и мозгам и рукам было вдоволь заботы? Генеральная уборка в квартире, загруженный по самое холодильник, новое белье (постельное), новые джинсы и (наконец-то!) платье. Куда я в нем по нашей осенней погоде — я не очень задумывалась в момент покупки. Свободное, светлое, тонкой шерсти, платье — вообще не на нашу погоду. Летом в нем будет жарко, сейчас — холодно. Где были мои мозги? Они были заняты и основательно. И было некогда впадать в истерику. Некогда грызть свежий маникюр, размазывать нервно помаду по искусанным губам… А тут еще эта встреча! Ну на кой-ляд, ответьте мне, превращать дружеский визит в цирк с конями, с этой торжественной тумбой посреди холла, с выступлениями и заявлениями? Зачем камеры? Ну, приехал человек, ну зачем же сразу наводить весь этот торжественно-парадный кипиш?
Я все также грызу ногти, когда он появляется в дверях Дома Ветра. Он официален, хотя борода немного стирает это впечатление. И тут же придает суровости его лицу. Но все, как и всегда, смягчает улыбка. И, похоже, меня одну напрягает весь этот парад. Дэниэл спокойно одаривает улыбкой всех вокруг, пожимает руки руководству — можно даже сказать, что такой вот чересчур «теплый» прием его немного забавляет. Но это понимаю только я и он. Остальные — светятся, что твои фонари, и постепенно оттаивают. Завязывается совершенно не протокольная беседа. Я тут же — перевожу. И держу напряженную, убийственную, беспросветную дистанцию. Почему мы так спокойны? Почему не идем отсюда туда, где сможем поговорить? Почему ты не тащишь меня за локоть в безлюдное место, чтобы впиться губами в губы и больше никогда не отпускать? Почему я не утаскиваю тебя, чтобы тискать, впиваться, выуживая, судорожно, из одежды? Почему?