Страница 14 из 29
Мистер Риз удаляется с нянькой и директрисой. Обвожу взглядом свой крошечный кабинетик. Вот рисунки, что мне дарили на восьмое марта, вот фотографии. На этой мы с Мишкой сидим в обнимку, он обхватывает меня своими ручонками и улыбается так лучезарно, что тут же начинает щемить слева.
Открываю файл, что лежит на столе, пробегаю строчки. Слова подозрительно двоятся и троятся в глазах, туманятся. Я реву? Теперь все может быть.
***
Я давно забросила эту привычку – звонить в дверь, возвращаясь домой с работы. Нет, вру. Недавно. Научилась нашаривать в темноте подъезда замочную скважину, вставлять ключ в замок еле слышно, аккуратно открывать дверь и тенью прошмыгивать в коридор.
Как и обещала себе, возвращаюсь максимально поздно. Уборщица и охранник – они выгнали меня, ссылаясь на трудовое законодательство – неприязненно смотрели в след, когда я спускалась с крыльца Дома. Или мне так показалось? Или я вообще сдурела, что все на свете мне кажется очень сильно ненатуральным?
Аккуратно кладу сумку на тумбу у двери. Дом тих и темен. Ни шороха, ни звука. Провожу в комнату, неся за собой тихонько разгорающийся психоз. Тахта пуста. На аккуратно застеленном покрывале лежит конверт.
«Спасибо за гостеприимство. Пользоваться им и далее считаю нецелесообразно. Здесь компенсация за все причинённые неудобства», скачут и теряются в серо-розовой тьме строчки. Скачут и теряются стены комнаты. Я раньше не знала, как пол уходит из-под ног и как кончается кислород, вот так – одним махом. Теперь знаю…
***
Сегодня, в день когда вы с Мишкой уезжаете, идет дождь. Он лупит по листве и крыше, по подоконникам и по ткани зонтов. Выхожу на крыльцо, раскрываю огромный радужный зонт, чтоб прикрыть и ваши головы. Мишка тихий и задумчивый. Наверное понимает, что что-то заканчивается в его жизни. Ты – само терпение. Держишь малого на руках, сдержанно улыбаешься нарисовавшимся тут же представителям прессы. Отвечаешь на вопросы, а сам уверенно двигаешься к черному авто. Нянька… Она семенит за тобой, держа в руках баул с вещами Мишки. С лица ее не сходит выражение уверенности и какого-то ровного спокойствия.
Я иду, бок обок с тобой, несу этот проклятущий зонт над вами с Мишуткой. Мне отчаянно хочется что-нибудь сказать. И чтоб вокруг никого. Только мы трое. Я, ты, пацаненок. И чтоб опять тайга обнимала нас, унося вслед за кронами сосен. И чтоб ты правил коляской, а я держала тебя под локоть… Только этому больше не бывать, как бы я тут не исходила на нерв, как бы не мучилась.
Мы идем по лужам - всего ничего до машины – а я отчаянно хочу хоть немного еще продлить это вот все. И твой взгляд, и твою – фиг с ней, пусть фальшивую – улыбку. Хоть что-то.
- До свидания, - ты машешь рукой и усаживаешь малого в детское креслице, - Было очень приятно работать с такими профессионалами, как вы. Всего доброго.
Еще какие-то слова от Эллы Владимировны, нянечек, слезы в глазах и какие-то ничего не значащие обещания не забывать и прочий бред. Вещи загружены. Водитель дает по газам. Меня окатывает грязной водой из лужи. Складываю зонт. Хрен с ним. Теперь только выпрямиться и идти в Дом. И ни в коем случае не смотреть вслед удаляющемуся мистеру Ризу.
***
Я попросила отпуск. Тем более что родители зазывали уже давно. Собралась очень быстро. Старалась не думать ни о чем, кроме морского воздуха и солнца.
И вот ну кто меня дернул в ночь перед отъездом погрузиться в пучины сети? Тонны информации, фотографии. Вся дорога Мишки и мистера Риза – в ярких, солнечных кадрах съемки – развернулась передо мной. Вот они в одинаковых футболках со смешной пандой, проходят по аэропорту. Вот они же садятся в машину, а где-то на заднем плане маячит девушка в синем платье и с легкой плетеной сумочкой. И подпись, чтоб не вызывать пояснительную бригаду: «Ребенок из России в надежных руках. Симпатичная няня прилагается, мистер Риз!». Хочется промыть глаза и закрыть ноутбук, но меня затягивает еще глубже. И вот я уже рассматриваю коротенькое видео, как та самая «симпатичная няня» берет ребенка из рук Дэниэла на фоне огромного серого дома. Мишкиного дома, его надежной крепости отныне и на веки вечные. Двери закрываются. Я так устала от всего этого, что даже спать не могу.
Первое, что сделаю по прилету к родителям - вырублю к херам собачьим интернет!
***
Странно это, но перелет я переношу неожиданно легко. Каких-то три часа – и я у моря. От такого резкого перехода поначалу захватывает дух. Воздух обжигает и в какой-то невероятный момент это вообще стирает все ненужные, тяжелые мысли. И все-таки первое о чем думаю, садясь в такси – это как и что дальше. В дороге эти мысли не занимали абсолютно. Улыбки стюардесс, взлет, заложенные уши, короткий муторный сон на высоте – все это отвлекало в дороге. А вот уже здесь, когда мимом понеслись родные улицы, складываясь в зелено-голубое, привычное и такое оказывается необходимое жаркое марево - накатило, так, что в глазах защипало. И моментально - все в другом свете, и ностальгия, и рефлексировать - сразу же, только скользнув в пропахший табаком салон. И так до конца времен.
А потом – дом. Папа, с привычной хитроватой улыбкой, забирает у меня сумку. Мама выскальзывает с раскаленной кухни, вытирая ладони о фартук. Ее глаза поблёскивают совсем чуть-чуть.
- Приехала, - только и выдыхает она, улыбаясь, - Голодная?
И хоть я точно знаю, что сейчас кусок мне в горло не полезет, покорно иду мыть руки и усаживаюсь за такой привычный круглый стол, покрытый кружевной скатертью. Нежно провожу по узорам, смотрю, как мама наливает ледяной компот в любимый мой кувшин с зелеными завтушками - и меня отпускает. От печки идет такой жар, что даже тень разросшегося маминого мини-сада на подоконнике не спасает. Решено! Первым делом после обеда пойду на пляж.
***
- Кто со мной? – преувеличенно бодро выкрикиваю, стоя в прихожей.
И прежде, чем прозвучит ответ, хватаю пыльник и выбегаю. В гулкой высоте каменных сводов нашего старого подъезда мой топот звучит почти оскорбительно. И однозначно: это признание моей вины. Я сбежала. Родители остаются дома. Подленько, но я, скорее рада этому. Потому что снова просто необходимо остаться наедине со своими мыслями, а в доме так вкусно пахнет ягодами и пирогом, и тепло, и то самое белое, сплетенное еще бабушкой, покрывало все там же - на диване. И фикус в кадке у окна, выходящего на море - но я бегу от этого, в самую жару, потому что все это - не то. Не то! Потому что тут нет его, того самого, невозможного, незнакомого, самого-самого.