Страница 22 из 111
Гермиона побледнела и сделала шаг назад, на что получила в ответ ухмылку. Том опустил голову и закусил губу, словно борясь с приступом смеха, затем поднял взгляд на Гермиону и произнёс:
— И ты думаешь, твоя злость поможет тебе?
В это мгновение Гермиона не поняла, как потеряла самообладание. Ей так надоели одни и те же слова, одни и те же люди, одно и то же отношение. Чем она заслужила ненависть Лаванды, недовольство Джинни, осуждение Рона и навязчивость Кормака? Чем она заслужила издевательства Тома, который был так ироничен и насмешлив, что тошнило от одного вида его улыбки? Чем она заслужила постоянно проживать этот ужасный день, который целую неделю сводил с ума и вызывал невероятную ярость и злость?!
Том всё знал. Молчал. Издевался.
Она сделала несколько шагов к нему и с силой зарядила пощёчину. Ярость с такой силой блуждала в крови, что все остатки разума покинули её. Она была ужасно злой, неуравновешенной и сердитой. Её почерневший взгляд устремился прямо в тёмные глаза собеседнику, а губы задрожали, произнося с ненавистью слова:
— Оставь. Меня. В покое. Немедленно.
Она увидела, как губы Тома превратились в тонкую полоску, а глаза сверкнули недобрым огоньком. Несколько мгновений они стояли, поравнявшись друг с другом, и он смотрел на неё сверху вниз, затем его рука резко схватила её за горло, сжимая так сильно, что за несколько секунд в глазах у Гермионы всё потемнело. Она резко вцепилась в руку обидчика, чтобы разжать его пальцы, но ничего не выходило.
— Первый опыт тебя ничему не научил? — услышала она угрожающий голос так близко, что её охватило оцепенение. — Видимо, нужно приложить больше усилий на то, чтобы до тебя что-то дошло?
Гермиона почувствовала, как рука отпустила её и тут же сильно оттолкнула назад. Она врезалась спиной в книжный стеллаж и не успела отдышаться и прийти в чувство, как различила перед собой тёмный силуэт, который, как туча, навис над ней. Цепкая рука так быстро нырнула в копну волос, что Гермиона взвизгнула от неожиданности, а ноги тут же покосились от внезапно возникшей головной боли. Том дёрнул её голову назад, чтобы девичье лицо открылось взгляду, и тихо заговорил:
— Я не собираюсь терпеть подобные выходки от грязнокровки, поэтому, если ты ещё раз попробуешь тронуть меня пальцем, то после этого будешь молить о пощаде. Ты меня поняла?
Гермиона молчала, сдерживая стон боли.
Том хлёстко ударил её по щеке, отчего она залилась краской, очерчивая белый след ладони. Гермиона зажмурилась, боясь, что ещё один удар по лицу поджидает ее.
— Не слышу, Грейнджер.
Его рука сильнее дёрнула за волосы, и Гермиона не сдержала болезненный стон. Голова стала раскалываться от боли, а в прикрытых глазах появилась пелена слёз.
— Ну же!
Том не оставил выхода, если её жизнь и здоровье были важны ей.
— Да, — почти беззвучно выдохнула она.
Рука Тома тут же отпустила её, и Гермиона резко схватилась за полку стеллажа, чтобы не упасть. Её почерневший взгляд устремился на Тома. Она чувствовала в себе невероятную строптивость, которая призывала к тому, чтобы дать ему отпор. Огненная ярость завладела разумом, но внезапно проснулся инстинкт самосохранения, и Гермиона, движимая им, резко сорвалась с места и побежала из библиотеки. Она боялась, что он уцепится за ней и не даст ей так просто уйти, но с удивлением замечала, что никто её не преследует, хотя от этого скорость бега нисколько не уменьшилась. Не заметив, как быстро оказалась возле входа в гостиную Гриффиндора, она забежала туда и увидела гриффиндорцев, которые прикладывали все свои усилия на то, чтобы разогнать младшекурсников по кроватям.
Гермиона пребывала в каком-то шоковом состоянии. Только что её ударили несколько раз, чуть не задушили и пригрозили расправой, если она ещё раз позволит себе выплёскивать свою злость и ярость. Гермиона уже не верила в то, что Том был здесь по разрешению профессора Дамблдора, не верила, что он хотел попасть в ассоциацию магов, которые изучают и создают новые заклинания. Он был не тем, за кого себя выдавал. Он был жестоким и грубым, что позволяло ему запугивать, бить и оскорблять её. Он был двуличным и лицемерным, с лёгкостью сменяя свою беспощадность на любезность и невинность. Он был дьяволом, который дополнял и без того дьявольский круг замкнутого дня. И она боялась его, как огня.
Она остановилась посреди комнаты и оглядела всех присутствующих с таким видом, словно не узнавала их. Она не узнавала ни Гарри, ни Джинни. Ей они казались каким-то куклами в спектакле, которые всё время играли одну и ту же сценку, чтобы потешить каждый раз новых зрителей. Но кто эти зрители?
Гермиона вспомнила свою догадку о том, что Том мог раньше неё зависнуть в этом проклятом дне, пока она также была куклой, как сейчас её друзья и приятели, не знающие, что этот день повторяется снова и снова. Сколько дней он пережил в этом круге? Неделю? Две? Месяц? Или, может быть, он уже сбился со счёта?
Она живёт в этом дне ровно неделю, и за это время она успела ощутить на себе все оттенки злости, ярости, раздражения и ненависти. Может быть, Том раньше тоже был нормальным и спокойным человеком, пока не попал в этот просак? Может быть, её тоже ждёт такая участь – стать невыносимо грубой и жестокой от того, что ничего вокруг не меняется? Невозможно оставаться уравновешенным человеком, зная, что «завтра» не наступит никогда.
Но почему он не рассказывает ей о том, что знает? Том говорил, она пока что не способна воспринять эту информацию и не способна согласиться с ней. Не значит ли это, что он подготавливает её к такой правде, которая напрочь убьёт её? Её убьёт только одно: осознание, что «завтра» не наступит никогда.
Гермиона вздрогнула и снова посмотрела на присутствующих в гостиной. Вот Гарри – он радуется своей победе. Он поймал сегодня снитч и вырвал шанс на то, чтобы получить кубок по квиддичу в этом году. Что сейчас его может беспокоить? Всё верно, ничего.
Джинни хмуро поглядывает в сторону Дина Томаса, а в глубине души надеется, что этим вечером в общем веселье они смогут помириться. Да, она с ним помирится, как только оба выпьют по стакану виски. Им станет так же весело, как и остальным. Они не вспомнят о своих ссорах, не задумаются о завтрашнем дне. Они просто будут наслаждаться мгновениями, проведёнными вместе на этой шумной вечеринке.
Повернув голову в сторону, Гермиона посмотрела на Лаванду и воркующего с ней Рона. Они улыбались и о чём-то сладко шептались. Лаванда притянулась к губам Рона и завлекла его в поцелуй, а затем мягко рассмеялась ему в губы. Интересно, что же она сказала Рону о том, почему его подарок оказался раздавленным? Смогла ли она убедить его, что Гермиона виновата в этом? Наверное, Рон стал ненавидеть Гермиону, и их ссора окажется настоящей бездной, которую больше никогда не преодолеть.
Они проживали этот день снова и снова и были счастливы настоящему. Почему же она одна должна страдать?
Гермиона ощутила самую сильную вспышку злости за весь день. Они не заслуживали быть счастливыми, являясь такими, какие они есть! Они не заслуживали проживать этот день беззаботно, пока она сходила с ума от одного и того же дня! Почему именно этот день, а ни какой-то другой? Почему именно в этот день был квиддич, фанатом которого она не была, и эта глупая вечеринка, которая с самого начала не вызывала никаких приятных чувств?
Гермиона ощущала, как ненавидит всех и всё. Сейчас она ненавидела Гарри за его радость, ненавидела Джинни за её беззаботность, ненавидела Рона за его отчуждённость, ненавидела Лаванду за её ревность, ненавидела всё, что хоть как-то связывало в этот день её с ними.
Она хочет говорить им правду. Хочет говорить им то, что думает на самом деле. Хочет вести себя так, как ей вздумается. Они ничего не вспомнят, когда наступит очередное «сегодня». Ни-че-го.
Гермиона слишком долго стояла возле входа в гостиную, и это заставило других начать обращать на неё внимание. Первой её увидела Джинни, которая тут же махнула рукой и подошла к ней. Снова её недовольный взгляд, снова её недовольный тон.