Страница 80 из 185
Очнувшись от учащенного сердцебиения и оправившись от внезапного прилива энергии, Кэтти решила прогуляться. В парке в какой-нибудь отдаленной его части, чтобы не попадаться кому-либо на глаза. Хотя если принимать во внимание школьное время, то фактически в парк никто не придет. Ну, за исключением четверых: Диско-Бира, Мола и Папаши с Малышом. Да и то очень маловероятно, тем более, когда на часах было только восемь часов. В общем, это время было идеальным для тех, кто очень хотел бы уединиться и подумать о чем-нибудь своем. Поразмышляв таким образом, девушка вышла из номера, прихватив с собой небольшую сумочку-ридикюль, куда она положила розу.
Просидев и прогуляв так до половины одиннадцатого в парке, кошка обнаружила, что чувствует себя лучше, пусть и не особо. Во всяком случае, голова перестала болеть и кружиться. Однако до встречи еще было полтора часа времени, а дольше здесь находиться девушка не хотела. Ей хотелось пройтись еще где-нибудь. Но, кроме парка, в Хэппи-Долле не было мест, где можно было бы спокойно поразмышлять о чем-нибудь. Однако тут девушка вспомнила об Аллее Скорби. Перед глазами моментально всплыла маленькая улочка, являвшаяся неким краеугольным камнем Северного Кладбища. Однако вскоре она отбросила эту мысль — Аллея Скорби была слишком мрачным местом, да и располагалась она в мрачном месте.
Вздохнув, Кэтти-Блэк решила все-таки пойти в школу, а там уже переждать остальные часы до назначенной встречи. Что она и сделала — уже через полчаса она вошла в здание учебного заведения. И ей сразу же встретился Флиппи.
Он сидел у себя в маленькой комнатенке. В его руке была кружка, очевидно, наполненная чем-то горячим, но медведь оттуда не пил. Он смотрел в окно. Его лицо было очень печальным, грустным. Глаза его блестели от слез, он вздыхал. Он даже не сразу обратил внимания на пришедшую. А кошка, в свою очередь, сначала очень испугалась вида Прапора, вспоминая все свои ночные кошмары. Но потом она поняла, что боится лишь своих снов, в реальности этот бедолага пытается быть нормальным. «Наверное, он сейчас думает о чем-то своем, о прошлом, о своих друзьях, родных… — заключила она. – И, видимо, эти воспоминания ему очень болезненны. Как бы я хотела ему помочь! Но нельзя — в таких случаях нельзя беспокоить…».
Кэтти уже хотела тихо пробраться мимо каморки, и ей это почти удалось, она прошла в коридор, да только Флиппи заметил ее. Он встал, отставил кружку на столик, пошел вслед за кошкой и взял ее за плечо, останавливая. Девушка развернулась и встретилась с его глазами.
— Привет, — тихо проговорила она.
— Привет, — ответил ветеран. — Что ты здесь делаешь? Тебя уже выписали?
— Да. А что случилось?
— Ты… Как бы тебе сказать, — замялся Прапор. — Ты просто очень плохо выглядишь.
— В самом деле?
— Да. Ты себя видела в зеркало? — медведь взял лицо кошки обеими руками и стал осматривать. — Мешки под глазами, лицо осунувшееся, шерстка поблекла, глаза красные и тусклые… Боже, да что же ты сделала с собой?
— Ничего, — удивилась кошка. — Я просто попросила Сниффлса выписать меня пораньше.
— Мне кажется, ты зря выписалась, — с этими словами Флиппи повел Кэтти в свою каморку. — Пойдем, ты посмотришь на себя.
— А может, я лучше в женский туалет пойду? — осторожно спросила девушка.
— Боишься меня? — догадался медведь. — Ладно, иди. Дальний конец коридора, третья дверь от стены слева.
— Я не это имела в виду… — пришедшая поняла, что глупо поступила. — Я не…
— Не важно, — ответил Прапор, скрывая всякие эмоции. — Меня многие боятся, я уже привык к этому.
— В самом деле?
— Да. Ну, иди, — ветеран подтолкнул кошку, словно гнал ее от себя.
— Нет, — она встала как вкопанная. — Прости меня, пожалуйста. Я сама не знаю, что на меня нашло. Прости, я не хотела тебя обидеть. Помнишь, как я хотела, чтобы ты ко мне приходил?
— Ну помню… Только вот я не мог. Нужно же кому-то школу охранять. К тому же я очень боюсь за тебя. Да и за себя тоже. Я ведь могу в любой момент озвереть, дай мне только повод. И поэтому я не приходил — боялся, что если я превращусь опять в Берсерка там, то тебя уже нельзя будет спасти. А я не хочу никого убивать. Я хочу, наконец, избавиться от своего зверя. Навсегда.
— Флиппи, — Кэтти подошла к медведю сзади вплотную, положила ему руки на плечи и наклонила голову к его уху. — Твое одиночество и стремление к уединению тут не помогут. У тебя должен быть тот, кто помогал бы тебе справиться с твоим гневом. Так понимаю, у тебя есть этот кто-то. Чудачка, да?
— Откуда ты знаешь? — удивился Прапор, поворачиваясь к кошке.
— Мне Гигглс с Петунией рассказывали.
— Хе, вечные болтуньи, — усмехнулся медведь. – Да. Флейки — одна из тех, на кого у меня просто рука не поднимется. Она ведь… Такая хрупкая, беззащитная. Боязливая. Боится ведь поголовно всего: деревьев, ножей, озер, одиночества. Но больше всего она боится птиц и самолетов. Она маленькая и настолько беспомощная, что даже Берсерк не в состоянии ее тронуть. Жалеет он ее. А я ее люблю. Она — меня.
— Вот и хорошо, — Кэтти, кажется, была очень обрадована таким заявлением. — Значит, полдела сделано. Осталось лишь научиться самому контролировать Берсерка.
— И в кого ты такая умная? — Флиппи снова взял обеими руками лицо кошки и посмотрел ей прямо в лунные глаза.
— Не знаю, — честно ответила девушка, переплетая свои пальцы с мозолистыми пальцами Прапора. — Я папу не помню. Он ушел, когда еще я, Кэтти-Уайт и Элис с Луис, мои двоюродные сестры и брат, были маленькими и жили вместе. Наверное, что-то с ним случилось. Во всяком случае, мама мне рассказывала, что он связался с плохой компанией, и теперь пытается искупить все свои черные дела. Сама мама у меня была простой медсестрой, она не отличалась каким-либо умом и талантом. Может, я в дедушку такая. Он тоже много изучал психологию и медицину. Правда, он не был судмедэкспертом — он был хирургом.
— Интересно, — улыбнулся ветеран. — Ладно, скоро звонок. Мне нужно спрятаться в свою каморку. Было приятно с тобой поговорить.
И он ушел, заперев за собой дверь. А кошка осталась на месте. Ее щеки до сих пор чувствовали на себе его мозолистые пальцы с многочисленными шрамами. Даже какой-то запах начал ощущаться — странный, непонятный, незнакомый… Военный. Руки Флиппи пахли войной. Болью. Отчаянием. Жаждой жизни и победы любой ценой. Безумием. В какой-то момент Кэтти-Блэк даже увидела перед собой картинку военных действий, где светло-зеленый медведь, укрывшись чьим-то телом, осознает всю ценность своей жизни и превращается в Берсерка — монстра, убийцу, зверя. Эта картинка всплыла лишь на мгновение, однако и этого было достаточно, чтобы девушка поняла всю трагедию травмы ветерана.
Мысли ее были бесцеремонно прерваны школьным звонком. Очнувшись, кошка посмотрела на часы. Было двадцать минут двенадцатого. Ждать до встречи еще долго. Поэтому она, взглянув на прощание на дверь каморки, двинулась в сторону туалета. По пути она снова почувствовала сильную пульсирующую головную боль. Принюхавшись, она поняла, что опять пахнет розой. Этот несчастный цветок пропах всю сумку-ридикюль и теперь разносил свой запах вокруг, заставляя хозяйку вновь мучиться от боли и мигрени. Добравшись до туалета, отложив сумку и посмотрев на себя в зеркало, Кэтти поняла, что Флиппи был прав насчет ее преждевременной выписки.
Вид у нее был просто ужасный, если не хуже. Лицо все неестественно-бледное, шерстка кое-где поседела и даже поредела. Такое ощущение, что все волосы, вся шерсть, решив внезапно, что их хозяйка умерла, начали активно выпадать. Под глазами были не только мешки, но и синяки, сильные отеки, будто кошка не спала три ночи. Сами глаза были неимоверно красными, в правом глазу даже имелся красный островок лопнувшего сосуда и последующего маленького кровоподтека, словно девушку ударили в глаз. Шерстка бакенов почти исчезла, усы ослабели и безжизненно повисли. Волосы, и без того бывшие слегка растрепанными и непослушными, теперь и вовсе всклокочились. «Боже, — подумала Кэтти. — Неужели я и впрямь поторопилась с выпиской? Вон как моя внешность испортилась… Причем буквально за день…».