Страница 185 из 185
Флейки куда-то уехала, решив про себя, что пора бы ей избавиться от фобий, страхов и паранойи. Сначала это вызвало довольно бурную реакцию со стороны Флиппи, тот поначалу не выходил из состояния Берсерка, но потом все кое-как уладилось. Кстати, дикобразиха так и не приехала обратно, так что пока неизвестно, как складывается в дальнейшем ее судьба. Возможно, она нашла свою настоящую жизнь где-то в другом городе, в другой стране, а может быть, у нее случились какие-то непредвиденные обстоятельства… Никто не знает.
Лифти вновь вернулся к воровству и афере. Понятное дело, что после всего того, что произошло в их узком кругу, то есть между ним, братом и почившей Кэтти-Блэк, младший близнец просто физически не мог жить среди честных людей и продолжать вести себя как любой честный гражданин. Ему нужно было заняться чем-то таким, что помогло бы ему отойти от всего произошедшего. Воровство, грабежи и махинации были идеальным для этого вариантом. Во всяком случае, лучше всяких клубов и баров. Зато Сплендида это невероятно разозлило, и теперь енот и летяга стали куда худшими врагами, чем раньше.
Диско-Бир смог-таки пробудить в населении страны Хэппи вторую эпидемию диско, получив золотой диск за свое новое видео в Интернете, где он воспевал это старомодное направление семидесятых, а также за свой альбом. Три тысячи копий его виниловых пластинок с феноменальной скоростью распространялись по городам и раскупались буквально в день прибытия на прилавках. Теперь танцор диско целился на получение платинового диска.
Сниффлс смог опубликовать несколько своих научных работ в каком-то научном журнале, за что получил свое почетное место среди видных деятелей науки в Международной Научной Конвенции. И теперь муравьед по приглашению уезжал из страны Хэппи на всякие конференции, предлагая свои идеи для улучшения жизни населения планеты. Были также слухи, что Ботаника могут вскоре объявить претендентом на Нобелевскую премию.
В общем, у каждого происходили какие-либо изменения. Какие-то в лучшую сторону, какие-то — в худшую.
Через два года Шифти вернулся из Хэппи-Нью-Сити. Сам он выглядел как прежде. Та же шляпа, которую ему подарили на двадцать седьмой День Рождения, чуть более темно-зеленая и яркая, та же вальяжная и небрежная походка, та же манера речи — грубая, простая… Даже привычки остались неизменными: курение, выпивка по вечерам. Едва старший близнец вернулся в свой дом, как тут же оказался затянутым в аферы младшего брата. И, сказать по правде, он даже не был против. Он был рад, что вернулся в криминальную среду.
Лишь глаза были какими-то другими. Они выражали какую-то сильную, ничем не стираемую грусть и тоску. Иногда, когда близнецы отсиживались в доме и отдыхали после очередного набега на супермаркет, Ворюга позволял себе углубляться взглядом куда-то внутрь, вглубь себя. Енот словно что-то искал внутренним взором, но никак не мог найти. Какую-то очень важную часть себя, которую он потерял два года назад.
Лифти, видя это, несколько раз пытался приободрить Шифти непринужденными разговорами, типа:
— Эй, а хочешь, мы совершим набег на какой-нибудь ночной клуб в Хэппи-Нью-Сити, а?
— Зачем? — дежурным вопросом отвечал енот в шляпе, как-то странно глядя на младшего.
— Ну как же? Там мы можем встретить наших старых знакомых криминальной сферы, выпить за брудершафт, вспомнить былые времена, когда мы были целой мафиозной бандой, одним целым, как будто семьей… Ну, а самое-то главное — там будут девочки! Знаешь, какие горячие штучки? Пальчики оближешь!
— Ты дебил? — сразу же резко прерывал радостную тираду брата Ворюга. — Или ты чего-то не догоняешь? Я больше никогда не буду смотреть на девушек! Ни на одну! Все! Теперь они для меня — всего лишь тупые безмозглые шкуры! И вообще, заткнись! Дай мне побыть одному… Пожалуйста.
И Хитрюга замолкал, в очередной раз напоминая себе, насколько стала тема с девушками больной для старшего близнеца, и что лучше об очаровательных фигурках всяких мурок и лисок вообще не заговаривать. Ни под каким предлогом, ни с какими угодно благими намерениями отвлечь родного брата от мыслей о Кэтти-Блэк и о ее довольно бесславной преждевременной кончине.
Однажды, просто для того, чтобы развеяться, Шифти решил пройтись по лесу, не сказав при этом ничего Лифти. Рано утром он встал, оделся, надел свою извечную шляпу и вышел наружу. Глубоко вдохнул в себя сырой утренний воздух и медленно пошел по тропинкам, иногда оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к окружающему шуму.
Листья опадали с деревьев, образуя пестрый ковер. Перелетные певчие птицы постепенно улетали маленькими стайками в теплые края, оставляя жителям Хэппи-Долла лишь незаметных среди красной листвы снегирей да крикливых ворон, копавшихся в мусорке в поисках пропитания. Мда. Чудный денек, чтобы предаться воспоминаниям. В особенности грустным, печальным, напоминающем о том злополучном дне, когда все это случилось с ним. И из-за которого он, вор, мошенник и аферист, бывший некогда влюбленным, сошел с ума и был отправлен насильно в Хэппи-Нью-Сити.
А вот и та самая полянка с искусственным холмом. Камень все так же неизменно стоял, возвышаясь над вершиной. Надпись хоть и потемнела от времени и сырости, поросла кое-где мхом, но все еще была видна, ее еще можно было прочесть: «В память о моей любимой девушке. Покойся с миром. Надеюсь, что небеса будут к тебе справедливы». И почему-то именно ее жизнь леса огибала стороной, словно уважая то сокровище, которое енот здесь захоронил, и оберегая его от незваных маленьких гостей.
Ворюга с полчаса стоял перед этой могилой и смотрел на камень. Вспоминал все самые лучшие моменты, проведенные вместе с его любимой. Первая встреча. Первое свидание. Другие свидания. Первая ночь. Потом счастливая, радостная новость и том, что вскоре кошка естественным образом продолжит свой род.
Все это теперь было лишь приятным, но все-таки тяжелым воспоминанием. Месяцы… Самые счастливые месяцы жизни. И они канули в Лету, не получив своего продолжения. Оборвались так внезапно, что нельзя было сразу это осознать. Да и не хотелось тогда. Слезы невольно покатились из глаз вора в маске и шляпе, потекли по его щекам и скрылись в бакенбардах. Шерстка на щеках надежно скрывала всю вытекающую боль, всю ту кровь раны, которую уже ничем нельзя было залечить.
Правая лапа Шифти полезла за пазуху и достала веточку с белой россыпью цветов. Белая сирень. Любимый цветок некогда живой черношерстной кошки. Цветок, который Ворюга не успел подарить ей еще при жизни, когда была возможность. Он положил ветвь около камня, встал на колени и тихо, чуть всхлипывая, прошептал:
— Пусть эти белила хоть как-нибудь осветят твою загробную жизнь. Надеюсь, ты там в безопасности, ты наконец-то обрела свой покой. Знай, я всегда буду любить тебя… Всегда. Моя милая маленькая Кэтти-Блэк…