Страница 67 из 185
В палате повисла мертвая тишина. Прибор, закончив убивать и лечить, выключился, как-то странно, словно предупреждая о своей поломке, пискнув напоследок. Кулон на шее кошки слабо засветился, и цифра 7 сменилась на цифру 6. Правда, никто этого не мог увидеть, если не считать странного свидетеля событий в виде позолоченной статуэтки, стоявшей во время операции на одной из полок лаборатории.
— Седьмое сентября две тысячи девятого года, — проговорил низкий голос очень тихо. — Четыре трупа. Начинаю перепись погибших.
На столах в операционной лежало четыре тела. Два из них были аккуратно распилены пополам, третье было смято и превращено в ярко-зеленую мясную фрикадельку с сахарной присыпкой, а последнее было целым и сохранным. Насчет последней жертвы складывалось сначала такое ощущение, что погибший просто спит. И только очень внимательный увидел бы, что тело-то не дышит совсем, и сердце не бьется абсолютно.
Послышался щелчок диктофона, и голос продолжил:
— Первая жертва: Натти. Время смерти: девятнадцать часов, восемь минут. Погиб при очередной попытке раскрошить зубодробилку при помощи пресса. Был сам раздавлен несколько раз с разных плоскостей. Что удивительно, зубодробилка так и не раскололась. Интересно, кто их производит..?
— Вторая жертва: Сниффлс. Время смерти: двадцать один час двадцать минут. Умер от распиливания тела циркулярной пилой. Погиб от своего же изобретения.
— Третья жертва: Гигглс. Время смерти: двадцать один час двадцать пять минут. Умерла по той же причине — она была распилена циркулярной пилой, которой воспользовалась машина Сниффлса.
Наконец «доктор» остановился у стола с кошкой. Именно у нее все тело было целым и невредимым. Лишь на руках в районе предплечья, а также в районе правой подмышки при тщательном осмотре можно было увидеть едва заметные шрамы. Глаза у кошки были стеклянными, зрачки сужены до очень маленьких щелок. На груди лежал кулончик с цифрой 6, украшенный топазами. Неизвестный с каким-то странным любопытством смотрел на это украшение. Ему почему-то казалось, что раньше на нем было другая цифра и другие камушки. Тем не менее, он продолжил запись диктофона:
— Четвертая жертва: Кэтти-Блэк. Время смерти: двадцать один час двадцать три минуты. Умерла от удушья вследствие тетанического спазма. Косвенным виновником смерти можно считать Сниффлса с его изобретением. Стоит отметить, что умирала эта кошка достаточно долго, видимо, она тренировалась и научилась надолго задерживать дыхание. Или же это у нее такая особенность организма, дающая способность очень упорного сопротивления смерти. Не важно. Также интересен тот факт, что прибор, убивший ее, тем не менее, срастил поврежденные Прапором нервы рук, так что можно сказать, она свою задачу выполнила. Хм, осталось только научить эту машинку вести себя адекватно и уметь сдерживать свой, можно сказать, убийственный порыв при требовании прекратить работу.
— Заканчиваю перепись. Приступаю к операции, зачистке и коррекции.
Диктофон был брошен на столик с приборами и инструментами. А «доктор» пока не спешил начинать свою привычную процедуру. Он все еще рассматривал кошку. Особенно кулон. Уж очень он привлек его внимание. Чешуйчатая рука ухватила своим большим когтем золотую цепочку, а голова в капюшоне наклонилась ближе. Но тут цепочка странно засветилась ярко-красным светом и стала отчего-то медленно нагреваться, словно подкова, «учуявшая» поблизости какую-нибудь нечистую силу типа ведьмы. «Доктор» с минуту не обращал внимания на эту странность, но потом ему пришлось отнять руку от кулона, ибо он стал постепенно прожигать коготь.
— Нет, — тихо проговорил он. – Ты, кошечка моя, не можешь быть посланницей небес. Иначе ты бы быстро на меня вышла. А так… Уж слишком ты слабая. И физически, и психически. Плаксивая, ранимая, даже какая-то наивность в тебе есть. Вишь как на оскорбления Каддлса болезненно отреагировала. Конечно, нельзя тебя винить в слабости в случае нападения Флиппи, от потери большого количества крови и лишения подвижности рук и, соответственно, от болевого шока, любой бы на твоем месте потерял бы сознание. Но ты слишком слаба для ангела или что-то такого. Знаешь, раз такое дело, я бы тебя не оживлял, но… Мне вновь стало любопытно, к чему приведет твоя никчемная жизнь в этом городке. Особенно ваши с Шифти странные отношения, очень похожие на неловкое проявление любви. Ведь Ворюга еще ни разу никого по-настоящему не любил, даже своего маленького братика. К тому же твой кулончик… Он определенно что-то значит. Иначе бы у меня не было бы сомнений. Эх, жаль, что ты меня не слышишь абсолютно. А то бы подтвердила мои подозрения. Вообще, мне бы очень хотелось поговорить с тобой по душам, с глазу на глаз. Жаль, но нельзя — правила есть правила. Хватит болтать! Пора приступить к операции!
Сначала в операционной палате ничего не было слышно. Только позвякивание натачиваемых инструментов да хлюпающий звук раскрываемой плоти и текущей крови. А потом примерно через полчаса над всем Хэппи-Доллом разнесся женский визг вперемежку с рыданиями и всхлипами.
====== Глава 17. Или брат, или девушка ======
Шифти совсем потерял покой в последнее время, особенно с тех самых пор, как Кэтти-Блэк унесли в больницу. Пару раз он порывался на официальный визит к больной, но его даже близко не подпускали к кошке по двум причинам: у енота не было специального пропуска в больницу, а также из личных соображений, что этот воришка своим посещением сделает только хуже. От такого поворота событий Ворюга от злости едва не перестрелял весь персонал, но благоразумно решив, что такой метод решения ни к чему не приведет, остановился и твердо для себя решил действовать более осторожно. Но ему не дал этого сделать Лифти.
Младшему близнецу все меньше нравился его старший брат. Нельзя сказать, что Хитрюга ревновал братца к кошке, у него никогда не было слишком уж теплых чувств к Шифти. Это была просто братская обеспокоенность, как это обыкновенно и бывает, когда человек видит своего близкого совсем в ином ракурсе, не как привычно. Вот и тут: Лифти не узнавал своего Ворюгу — вороватого, хитрого, холодного и рассудительного, умеющего разработать новый план в экстренных ситуациях, когда, казалось бы, их уже поймали. Сейчас енот в шляпе был зол, раздражителен, импульсивен и очень возбудим. Он постоянно покрикивал на брата, когда тот якобы медлил при ограблении или же просто где-то задерживался. При этом Шифти часто говорил невпопад, о чем-то глубоко задумывался, забывал о своем привычном деле, то есть о воровстве и мошенничестве. В общем, енот в шляпе вел себя совершенно иначе. И Лифти уже прекрасно знал причину такой перемены. «Все, — подумал он. — Хватит. Полюбовался на эту кошку и достаточно. А то из-за его влюбленности недолго и в обезьянник загреметь. Надо покончить с этим раз и навсегда!».
Как-то раз в воскресенье после очередной не очень удачной торговли партией просроченных лекарственных препаратов еноты вернулись домой. Шифти был очень задумчивым, и за весь день он не сказал своему брату ни единого слова. Он даже на провалившуюся аферу почти никак не среагировал, лишь печально хмыкнул. Дома же енот в шляпе лишь сел на диван в прихожей, как-то тупо уставился на выключенный экран телевизора и снова углубился в свои мысли. Но тут он получил хорошую затрещину по затылку.
— Эй! — воскликнул он, потирая голову. — Ты чего, Лифти?
— А ты чего опять задумался? — с ноткой иронии ответил Хитрюга. – Что, опять об этой шельме?
— Не понимаю, о чем ты.
— Все ты понимаешь, — сразу стал серьезным енот без шляпы. — Я же вижу, ты все время думаешь об этой кошке. Даже после того случая, как ты ее почти унизил у себя же на глазах, ты не перестал о ней мечтать. Ты буквально сохнешь по ней!
— Неправда! — Шифти сжал кулаки. — Заткнись и не начинай мне опять все уши жужжать на эту тему!
— Ага, значит тебе неприятно, — Лифти уже завелся, его трудно было остановить. — Значит я прав! Я прав, ты в нее втюрился по самые свои уши и шляпу! Я так и знал! Так и знал! Только вот мне одно непонятно: что такого ты углядел в этой шелудивой девчонке, чего не было, например, у Гигглс или у Петунии, с которыми ты когда-то флиртовал?