Страница 45 из 185
— Прости, — Шифти отодвинулся от кошки и встал. — Спасибо за… Спасибо за эту ласку. Но мне кажется, что нам не стоит так сближаться.
— Почему? — девушка была удивлена, тоже встала. — Разве… Разве ты не этого хотел?
— Знаешь, я и сам уже не знаю толком, — честно признался Ворюга, – Да, я хотел тебя утешить. Но это уже слишком далеко зашло. Особенно сейчас…
— Да. Пожалуй, ты прав. Не стоит нам так… Сближаться. Мы слишком разные. К тому же, мы друг друга совсем не знаем, только случайные встречи…
— Так-так-так, — послышался пиратский голос. — Прогуливаем, приятель?
Шифти и Кэтти-Блэк обернулись на голос. К отцветшей вишне приближались Расселл и Тузи. Выдра шел впереди, с некоторым трудом переставляя свои протезы (ходьба по земле, особенно по песку, всегда давалась ему с небольшим усилием). Бобренок же шел сзади, при этом он, едва завидев енота, многозначительно посмотрел на него и скрестил руки на груди. Шифти понял, что его сейчас ждет, а потому он как-то помрачнел и умолк. Наконец, когда пират и Зубастик дошли до дерева, старший близнец совсем насупился и надвинул на глаза шляпу, готовясь к выпадам.
— Молодой енот, — сказал Расселл. — Почему прогуливаешь уроки?
— Ничего я не прогуливаю, — буркнул Шифти.
— У тебя, между прочим, уже урок начался.
— Да? — язвительно заметил енот в шляпе. — А почему тогда Тузи тоже не на уроке? Все ученики перед школой равны, так ведь?
— Я его освободил от последнего урока, — спокойно возразил пират. — Он помогает мне в разрешении одного конфликта.
— Я, между прочим, тоже принимаю в этом участие! — Ворюга выпятил грудь и с вызовом посмотрел на пришедших.
— Тем не менее, тебе нужно идти на урок. Поскольку ты не освобожден от урока. Или ты хочешь остаться после занятий вместе с Каддлсом? Знаешь, я более чем уверен, что Флиппи будет рад тебя видеть на воспитательной беседе, впрочем, как и я.
— Ладно, ладно, иду я, — проворчал енот, но перед уходом повернулся к кошке и прошептал ей в ухо: — Если что, меня зовут Шифти. А моего братца — Лифти.
Затем он надвинул шляпу на свои глаза (хотя, казалось бы, куда уж больше) и быстрым, слегка прихрамывающим шагом направился вон из сквера, даже не оглядываясь назад. А Расселл и Тузи, проследив за тем, чтобы Шифти шел именно к школе, приблизились к кошке. Она немного отступила назад, словно боялась их, но тут же оказалась в объятиях выдры. Он обхватил ее за плечо и стал утешительно гладить ее. Тузи же крутился вокруг да около, все время пытался что-то спросить, но Кэтти-Блэк уже ничего не слышала. Она обдумывала слова и поступки Ворюги. Это его поведение… Оно было странным. Его стремление утешить ее было каким-то другим. Словно кто-то внутри него пытался помешать этому, а он сам подавлял этот внутренний голос… „Влюбился? — вдруг пронеслось у нее в голове. – Нет. Не может быть. Он же сам сказал, что нам нельзя сближаться…“.
— Кэтти, — выдра вывел ее из задумчивости. — Что с тобой? Ты в порядке?
— А? Да, я в норме.
— Тебе этот енот ничего плохого не сказал? — озабоченно спросил Зубастик.
— Нет. Наоборот, он пытался меня утешить…
— Он?! — Расселл и Тузи были немало удивлены этой фразой.
— Да. Шифти… Он меня утешал. Обнимал меня…
— Неужели? — бобренок не мог поверить в то, что говорила Кэтти. — Да этот Шифти вместе с Лифти — самые отпетые хулиганы! Видишь, что они мне сделали с лицом?
— Ну, вижу, да, — кошка была вынуждена посмотреть в искалеченное, но уже почти зажившее лицо подростка. — Только вот со мной он почему-то хорошо обошелся… Даже последний плод этой вишни достал специально для меня.
И она указала рукой туда, где еще недавно висел черенок с двумя вишнями. А потом вкратце пересказала эту маленькую историю, произошедшую с ней накануне. Правда, она умолчала парочку моментов, о которых Тузи и Расселл, по ее мнению, не обязаны были знать. Сами собеседники слушали ее внимательно, не перебивали. Видимо, они были, как минимум, шокированы столь необычным поведением енота в шляпе, которого они знали, как облупленного. Во всяком случае, они так думали. Еще ни разу за всю свою жизнь они не слышали, чтобы Ворюга вдруг проявлял такую заботу. Нет, он и раньше подкатывал к девушкам, типа Гигглс и Петунии с Лэмми, ухаживал за ними, но это были не более чем пустые заигрывания.
Когда же кошка закончила свой рассказ, с минуту в сквере царило молчание. Троица сидела под отцветшей вишней, все смотрели каждый в свою сторону и думали о чем-то своем. Тузи и Расселл, в принципе, думали об одном и том же. Они пытались понять, почему вдруг старший близнец стал таким сентиментальным, сострадающим и почти великодушным. „Интересно, — размышляли они. — С чего бы это он вдруг? Неужели он… Неужели он влюбился? Не может быть!“. Кэтти-Блэк же больше не сомневалась в чувствах енота в шляпе. Но она не могла понять своих чувств. Она до сих пор ощущала у себя во рту и на языке тот самый вкус вишни, которую ей дал Шифти.
Так они и сидели. Птички, перелетая с ветки на ветку, понемногу смелели и подсаживались ближе к гостям маленького парка, беспрестанно чирикая, видимо, прося подкинуть им что-нибудь из еды. Но, видя абсолютную безразличность зверей, они быстро улетали к себе обратно. Листья падали с ветвей, покрывая землю и добавляя новые пятна в листовой ковер. Ветер, до того времени слабо дувший, усилился, и лес наполнился шуршанием и тихим свистом. Эта музыка ввела Кэтти-Блэк в некое состояние транса, она закрыла глаза и прислушалась. Ей определенно нравился этот звук. Затем ей на минуту показалось, что ствол вишни, на который она опиралась, вдруг потеплел и как будто обволок ее своей листвой, укрывая импровизированным одеялом. Кошка свернулась в комочек и замурлыкала.
Но тут ее дрему прервал голос выдры:
— Эх, ладно, чего уж тут думать. Пошли в школу. Кэтти-Блэк? — он легонько потряс ее за плечо.
— А? Что? — новенькая проснулась и огляделась, спросонья не понимая, где она.
— Пойдем с нами, а? — Зубастик помог девушке встать.
— Я… Я не могу, — Кэтти-Блэк стала отступать и с тоской смотреть туда, где было общежитие. — Я буду вам только мешать. К тому же, Каддлс…
— Я поговорю с ним, — заверил ее пират. — Он обязательно извинится перед тобой, подруга. Я уверен, он уже осознал свою вину. Пойдем, а я тебе потом нашу школу покажу.
— Ну… Ладно. Только один вопрос.
— Да?
— Кто у вас директор?
Похоже, этот вопрос заставил представителей мужского пола врасплох. Ибо они ответили не сразу. Они посмотрели сначала друг на друга, а потом на кошку. Причем так, как будто она сказала или сделала что-то очень неприличное в общественном месте. Внезапно их глаза стали серьезными, режущими, пронзительными, словно сработала какая-то программа внутри них. Лица их приняли одинаковое выражение, они встали в одинаковую строевую позу, как на перекличку, и проговорили одновременно одинаковым тоном, словно отрепетировали эту речь (из-за чего складывалось ощущение, что говорили не сами мужчины, а кто-то вместо них посредством чревовещания):
— Наш директор предпочитает не раскрывать свое лицо и свою личность. Это строго конфиденциальная информация, о ней никто не может и не должен знать. Иначе это может привести к весьма печальным последствиям, чего бы мне очень не хотелось. Директор сам решит, когда ему выходить, когда он может появиться на публику без каких-либо опасений разглашения. И только директор может решать, знакомиться ли ему с тобой, или нет. Всю работу в школе выполняют завучи и заместители старост. Лично директора все, что происходит в стенах школы, так же, как и за ее пределами, не касается. Он занимается более важными делами. Так что, прошу тебя, в следующий раз не задавай таких глупых вопросов. Я понятно выразился? Или повторить еще раз с точностью до слова?
Кэтти-Блэк буквально отпрянула от своих знакомых. Она не могла узнать их под такой внезапной личиной. Она почувствовала здесь подвох. Она вгляделась в глаза Рассела и Тузи. Точно: вместо доброжелательных и дружелюбных взглядов она увидела твердость, холодность, неприступность. К тому же, их радужные оболочки стали вдруг рубиново-красными, а зрачки — драконьими (не кошачьими, а именно драконьими). Складывалось такое ощущение, что эти двое были не ученик и учитель, а два наемных секьюрити, нанятых на охрану президента страны и теперь выполняющие свою функцию, пока охраняемый объект находился в Хэппи-Долле. Даже дыхание у них упорядочилось и пришло в один ритм, не говоря уже о сердцебиении. Они даже не моргали. С минуту оба животных так и стояли по стойке „смирно“, не шевелясь и не обращая внимания на листья, прилипшие к их лицам и плечам. А потом вдруг расслабились, встряхнули головами, словно просыпаясь от гипноза.