Страница 44 из 185
— Слушай, ну, хочешь, я этому наглому кролику морду набью? — спросил Ворюга. — Чтобы знал, как нужно себя вести? А?
— Не надо, — тихо ответила девушка. — Он того не стоит.
— Нет, ну, все-таки его нельзя так оставлять. Нужно же его как-то наказать!
— Я думаю, он уже получил свое. Ему наверняка учителя назначили воспитательную беседу после уроков. Или его одноклассники объявили ему бойкот.
Снова в сквере повисло молчание. Шифти осмотрелся по сторонам и был немало удивлен тому, как Тузи, который, по идее, тоже отправился искать Кэтти-Блэк, до сих пор не догадался заглянуть в сквер. „Хех, вот дурачок, — подумал он. – Что, думает, что эта кошечка будет прятаться где-то под лестницей? Наивный…“. Вздохнув, он проследил взгляд его собеседницы и увидел весьма необычное зрелище: на самой дальней от земли ветке рос черенок с двумя плодами. Плоды были все также свежи, несмотря на то, что сама вишня уже давно отцвела и готовилась к осеннему периоду. Глаза енота вспыхнули, он резко повернулся к кошке и спросил:
— А хочешь, я тебе прямо сейчас достану этот плод?
— Но тут же высоко, — ответила Кэтти-Блэк. — К тому же, эта вишня наверняка перебродила…
— Да нет, — отмахнулся Шифти. — Мне кажется, что плод этот вполне себе съедобен. Все равно, я его достану. Для тебя.
С этими словами Ворюга встал, отряхнулся, схватился за самую нижнюю ветку, подтянулся и залез на нее. Кошка с некоторым удивлением смотрела на действия этого енота. Она уже не плакала, а лишь наблюдала. Хотя, если честно, она могла спокойно встать и уйти, оставив Шифти одного. Но она этого не сделала. Она почему-то чувствовала, что этот юноша искренне хотел помочь ей, утешить ее, и сама нисколько не сомневалась в его честности. Почему-то именно ему она верила на слово, без каких-либо доказательств, несмотря на то, что он был с рождения вором, грабителем и мошенником. Что-то было для нее в еноте особенное, что-то, что убеждало кошку в правдивости его слов и искренности намерений.
А сам енот уже залез на приличную высоту, несколько раз он беспомощно повисал на ветках с риском упасть вниз, из-за чего новенькая буквально переживала за енота и за его безопасность. Ей действительно было страшно за этого вора, пусть ей и почти незнакомого (она до сих пор не знала его имени). „Боже мой, — думала она. — Господи, сохрани его, убереги!“. Она едва не крестилась при виде очередного опасного маневра юноши, вся она напряглась, но самой залезть на дерево она не решилась: она слишком боялась высоты.
Вот, наконец, Шифти достиг той самой ветки, на которой висел плод. Она была, как назло, очень тонкая и непрочная, раскачивалась при каждом движении. Енот обхватил эту ветку руками и ногами, и теперь лежал в таком неудобном положении, не смея сделать лишнего телодвижения. Он примерялся к плоду. Сначала он попытался стряхнуть вишню, раскачивая своим телом ветвь, но, как нарочно, черенок оказался чересчур крепким. Ворюге ничего не оставалось делать, как своими руками срывать ягоды. Он примерился, а потом резко выбросил свою правую руку вперед. Миг — и вот уже в пальцах енота в шляпе болтался тот самый черенок с плодами.
Шифти победно крикнул и едва не свалился вниз. Кэтти-Блэк, к тому времени уже успевшая перенервничать, облегченно вздохнула. Она все также наблюдала, как енот спускался по дереву. Наконец, Ворюга встал на самую нижнюю ветку дерева, прикинул высоту, а затем спрыгнул вниз. Но именно здесь он потерпел неудачу: на земле, прямо в том самом месте, куда приземлился „кавалер“, лежал острый камень. Он-то и подвернулся под ногу юноше, из-за чего тот охнул и встал на колено, потирая лодыжку левой ноги. Кошка, заметив это, кинулась к еноту и буквально запричитала от волнения:
— Ах, Боже мой, ты в порядке?
— Да, все нормально, — как можно тверже сказал Шифти. — Просто ушиб, бывает.
— И опять это я виновата… Опять… — с этими словами Кэтти вдруг встала и попятилась. — Опять я там, у кого случается несчастье! Ну почему, почему всякий раз, когда у кого-то что-то случается, я обязательно присутствую там? Прочь… Я должна уйти прочь!
— Эй, эй, эй, ты чего? Ты куда? Стой!
С этими словами енот встал, схватил новенькую за руку, не давая ей убежать, и прижал к стволу вишневого дерева, обхватывая ее торс с обеих сторон и опираясь на сам ствол. Девушка задергалась, пытаясь вырваться, но Ворюга крепко держал ее, так же, как и в первый раз. Кошка снова заплакала, теперь уже от безысходности своего положения. „Ну почему, почему он меня не отпускает?! — думала она. — Что ему еще нужно? Он же пострадал!“. Она перестала дергаться, обмякла и сползла по стволу вниз, закрывая руками свое личико и кладя голову на колени. Плечи дергались, из груди доносились тихие всхлипы. Глаза ее уже полностью высохли, из них давно не текли слезы, но Кэтти-Блэк продолжала плакать, выпуская из себя всю обиду, всю грусть, что накопилась у нее за всю ее жизнь. Ей в этот момент очень захотелось побыть одной, чтобы никого вокруг не было. Чтобы была пустота. Ее собственная пустота, которая примет ее слезы, обнимет и прогонит прочь тех, кто попытается проникнуть на ее территорию.
Внезапно кто-то нежно взял кошку за подбородок, поднял голову, и на ее языке оказалась что-то круглое, гладкое и кисло-сладкое на вкус. Челюсти ее непроизвольно сомкнулись, и вскоре Кэтти-Блэк почувствовала вкус вполне свежего вишневого сока. Видимо, этот плод каким-то образом остался свежим и не перебродил. Кошка с каким-то странным наслаждением смаковала мякоть вишни, ее мысли вдруг приобрели бордовый оттенок и стали более приятными, мягкими, словно бархатными. Она выплюнула косточку, отбросила ее подальше, но вкус вишни до сих пор держался у нее во рту и на языке. Девушка посмотрела на Шифти. Он тоже съел свою ягоду, и теперь глядел ей в прямо глаза. Снова рука кошки оказалась в грубоватых пальцах енота.
— Зачем? — совсем уже шепотом спросила Кэтти-Блэк, не в силах нормально говорить. — Зачем ты мне дал ягоду?
— Думал… Нет, не думал. Знал, что тебе понравится, — ответил Ворюга, медленно приближаясь к ней.
— Почему ты меня никак не оставишь одну? Почему ты не отпускаешь меня?
— Ты слишком сильно хочешь этого, — енот в шляпе был от кошки совсем близко, он смотрел в ее покрасневшие от слез глаза и грустное личико. – Но, в то же время, я чувствую, что в глубине души ты хочешь чьей-либо поддержки.
— Да что ты можешь чувствовать…
— Я чувствую все. Я не знаю, как и когда это со мной случилось, но когда я увидел тебя в первый раз, я как будто обрел новые силы… Можно сказать, сверхъестественные. Или, так сказать, „второе дыхание“.
— Комично.
— Может быть. Но почему-то именно тогда я начал чувствовать.
— А до этого ты разве не чувствовал ничего?
— Ну… — Шифти замялся, вспоминая историю со Сплендидом двухгодичной давности. — Вообще, было такое дело. Но потом я как-то снова стал… Собой.
— Что значит „собой“?
— Ну, то есть, вором, грабителем, не чувствующим угрызений совести и происков стыда. Я был никем… Да что же это я такое говорю!
И енот в шляпе схватился за голову, сминая коготками свою шляпу. Он застонал. Внутри него снова развернулась борьба между бездушным, коварным вором и нежно любящим, сострадающим енотом. Лифти, который выступал в роли первого соперника, укорял своего старшего брата и призывал к „рассудку“, повелевая тому просто бросить кошку, не нежничать с ней, оскорбить ее и уйти. Но вторым соперником был сам Шифти. Он яростно отбивался от выпадов „злой“ стороны, всячески защищая свои чувства и говоря при этом, что он сам имеет право решать, как поступать в таких случаях, и что только он может делать с кошкой все, что ему угодно, и никто ему не указ. «Сколько я еще так продержусь? — думал Ворюга за свою „добрую“ сторону. — Не думаю, что очень долго… Блин, да сколько можно меня мучить?!».
Тут он почувствовал, как кто-то лег ему под боком, положил голову на плечо и замурлыкал. Это была Кэтти-Блэк. Она видела переживания енота, и теперь решила помочь ему так же, как он помог ей. Она терлась к нему, словно домашняя кошка к ногам случайного прохожего, и мурлыкала, делясь с ним теплом и сочувствием.