Страница 27 из 185
— Очнись, балбес, — говорил он себе в зеркало. — Ты вор. Ты грабитель. Ты свободная личность. Никто и ничто не способно остановить тебя! Ты можешь покалечить и убить кого угодно и даже не чувствовать угрызения совести при этом и после этого. Ни одна баба тебя не привлечет ни красотой, ни сексуальностью. Даже эта кошка!
«Но ведь она совсем другая, — сразу же вступал в монолог глубокий внутренний голос. — Она не такая, как Гигглс или Петуния». И это была правда — Кэтти-Блэк совсем не походила ни на одну из жительниц Хэппи-Долла. Словно сама природа наделила ее чем-то особенным, уникальным, естественным. Эта черная гладкая шерстка, это белое «жабо» с рыжими краями, эти ушки, носик, клычки, лапки… Все в ней было какое-то другое. Даже характер у нее был иной. Енот в шляпе был в глубине души уверен, что она не только пугливая и необщительная, у нее есть и другие черты, которые пока еще ему не известны.
В конце концов, Ворюга перестал сражаться с самим собой и со своими чувствами. Он решил больше не тянуть и не мучить себя, а сразу же сделать первый шаг. Для этого он сходил в цветочный магазин, по-тихому украл букет роз (причем в спешке он не сразу заметил, как взял самые колючие) и, вернувшись, стал приводить себя в порядок. Он почистил шляпу, выровнял все неровности на ней, а потом принялся и за себя: вымылся, вычистил и пригладил свою шерстку, даже надушил свою полость рта каким-то украденным одеколоном. Это заметил Лифти. Он с самого утра наблюдал за своим братом и был очень недоволен его поведением. Но как только старший енот уже собрался уходить, Хитрюга преградил ему дорогу и спросил:
— Куда это ты так намылился?
— Ты о чем? — нос наконец-то у Шифти зажил, и теперь он мог нормально изъясняться.
— Брось притворяться, я вижу, — Лифти указал на цветы. — Признайся, ты к кошке?
— Ну да. А что?
— Да ничего, — енот без шляпы слегка повысил голос. — Слушай, я понимаю, ты старше меня, все такое, но я просто не могу больше стоять в стороне. Эта шельма на тебя слишком сильно влияет.
— С чего ты решил?
— А с того, что ты вдруг стал вести себя по-другому. И заметь, это уже не первый день. Все началось с того самого письма от некоего Билли-Дога. Помнишь, этот Дог писал кошке что-то утешительное, а потом кулон ей прислал?
— Ну?
— Что «ну»? Ты тогда тут же решил вернуть эту побрякушку хозяйке. И даже не потрудился объяснить мне, своему родному брату, почему ты так решил. А когда она нас застала врасплох, ты даже не вырубил ее, а меня ни за что выругал.
— Ты ей нос разбил, — заметил Шифти. — Причем вдрызг.
— Я тебе уже объяснял, — терпеливо продолжил Лифти. — Это у меня вышло на автомате.
— А вот когда я тебя позавчера припер к стенке на кухне, ты вообще ничегошеньки мне не сделал.
— Просто от тебя я такого не ожидал и был, честно сказать, в замешательстве. Ладно, не об этом речь. В общем, подытожим: мне абсолютно, совершенно не нравится твое поведение. Ты что, собрался на свидание с этой кошкой? Решил этой бабе предложение сделать? Не молчи!
Но Ворюга сам уже не знал, что ответить своему брату. В принципе, тот был прав: поведение енота в шляпе было слишком странным и необъяснимым. Словно это был и не сам Шифти, словно им кто-то управлял со стороны. «Черт возьми, да что же это на меня нашло?! — подумал снова старший брат. — Что я, действительно, засмотрелся на эту шельму? Как будто она особенная из себя вся такая». Он посмотрел на младшего брата, в его изумрудные глаза. Тут его буквально осенило. Он улыбнулся и сказал:
— Знаешь что, ты прав. Я сейчас же пойду к этой кошке и выскажу ей все, что о ней думаю. Пошлю куда подальше, унижу, а уж потом и вовсе затопчу ее в грязь.
— Вот это по-нашему, — довольно сказал Лифти. — Только ты недолго, хорошо?
— Я уж постараюсь. У меня, кстати, есть один план на ограбление. Приеду — расскажу.
С этими словами Шифти поправил свою шляпу, подумал и пошел пешком в сторону общежития. Все равно идти было недалеко, к тому же по пути он решил заскочить как раз в то самое место, которое он планировал обчистить вместе с братом. То есть в дом Флиппи. Конечно, енот понимал, что сам хозяин дома очень опасен, сам как-то раз испытал на себе всю силу этого медведя, когда они его грабили в канун Нового Года. Но устоять перед всеми дорогими штуками, что хранились у ветерана в его доме, было просто невозможно — глаза разбегались, а руки сами все загребали.
Кэтти-Блэк проснулась, открыла рот и вздохнула, поскольку ее нос был чем-то забит, и было невозможно дышать. Подушка оказалась мокрой — видимо, кошка плакала во сне, причем очень много. Подняв голову, она попыталась вспомнить все события вчерашнего дня. Про то, как она сунулась в порт, чтобы просто понаблюдать за выдрой, а он решил показать ей весь пляж, несмотря на ее сопротивление и страх. Как она увидела того самого медведя, который впал в бешенство, едва завидев ее. А потом… Тут воспоминания обрывались, образовывался какой-то странный провал, будто в этот самый момент Кэтти-Блэк просто потеряла сознание, а потом проснулась у себя дома в постели. «Странно, — подумала она. — Почему я ничего не могу вспомнить?».
Она встала, пошла мыться. Когда она сполоснула лицо водой и посмотрела на себя в зеркало, ей очень не понравился свой собственный вид. Личико было бледно, хотя из-за черного окраса нельзя было различить. Под глазами образовались мешки и синяки, складывалось такое ощущение, что кошка не спала несколько ночей. Нос стал сухим, что тоже было неестественно. Шерстка на щеках в виде бакенбард всклокочилась, спуталась с усами. «Жабо» на груди точно так же превратилось в набор мочалок, в них запуталась золотая цепочка с кулоном. Дышать кошке было немного больно и трудно, словно ее легкие были чем-то заменены. Пощупав себя, Кэтти-Блэк обнаружила в области правой подмышки небольшое вздутие.
— Все, — сказала она себе. — Это финиш. Пора уже заканчивать с затворничеством и замкнутостью. А то так недалеко и до болезни. Да и друзей у меня так и не появилось… Хотя вряд ли я с ними смогу сблизиться. Кому я такая нужна: пугливая, замкнутая?
Кэтти-Блэк тут вспомнила, как в отрочестве, когда она ходила в школу, она была «козой отпущения». Все над ней измывались и дразнили за черный окрас, шушукаясь у нее за спиной: «Черная кошка — к несчастью и невезению!». А если что-то такое и происходило, и при этом несчастная кошка оказывалась рядом, все обязательно восклицали: «Ха! Бог шельму метит, вот и пришла причина всех наших бед!». Тогда у нее не было другого выхода, как просто молчать и терпеть, терпеть все выпады в ее сторону и не обращать на это никакого внимания. Похоже, именно тогда она и утратила свой навык общения практически полностью.
Тяжело вздохнув, она собрала свой рюкзачок, поскольку планировала сегодня выйти на целый день из своего номера, оглядела свою комнату, в которой Кэтти было спокойно и уютно в этом странном городке, а потом в пустом коридоре послышался звук запирающегося замка и звон ключей.
На улице, прямо у входа в общежитие кошка остановилась и задумалась. А куда идти-то? Где ей искать контакт? И главное, с кем? Правильно ли она поступила, решив, наконец, показаться всем? Может, стоило остаться у себя и переписываться с Билли-Догом, единственным живым существом на планете, который как никто другой понимал ее? Но потом она встряхнула головой, передумала и зашагала к парку, тому самому, где она впервые увидела Флиппи. «Возможно, — думала она. — Не только этот безумный вояка гуляет там. Может быть, встречу кого-нибудь другого. А если нет — что ж, будем аккуратны с этим ветераном. Кто знает, может, он просто себя не контролирует, и ему нужна помощь?».
Где-то с такими мыслями она шла по тротуару пустой улицы.
Парк был слишком большой для Хэппи-Долла, но все-таки относительно мал по сравнению с Центральным Парком Хэппи-Биг-Тауна (как позднее отметила Кэтти). И не очень популярный среди жителей. Конечно, тут и там встречались отдельные зверушки, но они были редки. Чаще всех тут можно было встретить Папашу со своим Малышом, а также Флиппи. Медведь-отец играл с ребенком, постоянно отслеживал каждое его движение, лишь изредка прерывался на трубку или газету. Сам же медвежонок от души смеялся, а при виде кошки весело помахал ей своей ручкой. Прапор же прогуливался неподалеку. Он шел по узкой тропинке и о чем-то думал. Кэтти-Блэк, едва завидев его, тут же свернула на более широкую аллею. Хоть она и плохо помнила, чем кончился ее вчерашний день, но она все так же помнила, как этот ветеран был в состоянии аффекта после ее фотовспышки, да и вчера тоже.