Страница 24 из 185
— Да, действительно. Не очень много. О, кажется, к тебе гости идут, — летяга заметил из окна приближающихся Каддлса и Натти. – Я, пожалуй, пойду. Покажи мне, пожалуйста, выход во внутренний двор. Я незаметно выберусь.
Зубастик все понял. Указал рукой на неприметную дверь в своей комнате, а сам пошел встречать своих друзей. Они оба понимали, что никто не должен знать о том, что супергерой периодически выходит на публику и прячется в пальто, шляпе и очках. Конечно, они сами очень хотели бы продолжить разговор. Но, к сожалению, нельзя было: Каддлс и Натти могли раскрыть личность летяги. Сплендид вышел во внутренний двор, приоделся, а потом тихо перелетел через дом, дождавшись, когда кролик и бельчонок зайдут внутрь. Уходя, он взглянул в окно дома и увидел Тузи. Помахал рукой и быстрым шагом удалился на главную улицу. Правда, перед уходом ему показалось, что из кустов за ним кто-то наблюдает, но потом он выкинул эту мысль прочь из головы.
Жаль, но он не мог предположить, что сегодня он начнет обратный отсчет одного из жителей…
Флиппи опять сегодня был сам не свой. Несмотря на то, что сегодня ему не снились кошмары, голова болела очень сильно. Даже простая прогулка в парке не могла его успокоить и решить его проблему. У медведя было такое чувство, будто сегодня он совершит нечто ужасное, о чем он потом будет сожалеть. Но что это могло быть? Убийство кого-либо? Пытка? Массовое истребление? Медведь не смог больше думать, в глазах как-то помутнело, мозг перестал нормально мыслить, отказываясь предполагать дальше. Прапор не нашел ничего лучшего, как снова отправиться в парк, где он еще недавно едва не погубил бобренка и кролика.
В парке было все также тихо и спокойно, однако именно это спокойствие угнетало его. Было как-то слишком тихо. Ветер не раскачивал ветви и не играл в листве. Птицы не летали и не щебетали, не было той волшебной музыки, которая могла бы успокоить Флиппи и помочь ему справиться со своим Берсерком. Не было и той прохлады, которая обычно царила в этом маленьком заповеднике. Как будто сама природа намекала медведю о его будущем проступке и подталкивала его на это. Даже вороны откуда ни возьмись стали кружиться над ветераном и однообразно каркать, глядеть на гуляющего своими пуговками-глазками. Это очень не понравилось Прапору. Он ускорил шаг в надежде на то, что ему удастся найти хотя бы одно спокойное и уединенное место.
Но ему снова не повезло. Хотя как знать. Судьба каким-то неимоверным образом вывела медведя из парка и незаметно для него самого привела в порт. Лишь когда в нос Флиппи ударил запах моря, он очнулся и огляделся вокруг. Это был совершенно другой пейзаж.
Впереди, справа и слева виднелась синяя гладь моря, уходящая далеко за горизонт. Волн практически не было, поэтому в этот день все небо отражалось в воде, из-за чего терялась граница между воздухом и водой, казалось, будто все слилось воедино, будто именно здесь, в порту, находится край земли и бытия. И если достигнуть этого края, можно было бы увидеть троих слонов и огромную черепаху, поддерживающие Землю. Чайки пролетали где-то вдалеке и время от времени покрикивали друг другу что-то, вылавливали рыбу, плавали. Там, у самого горизонта, Флиппи увидел пару-тройку белых парусов. Должно быть, это какие-нибудь корабли. Торговые, пассажирские — не важно. Главное, что простые корабли, что этот порт не пустеет, несмотря на малую популярность Хэппи-Долла.
Флиппи вдохнул запах моря, и сразу же по его телу прошлась какая-то умиротворяющая волна. Наверное, психиатры все-таки ошибались в своей методике. Какой к черту парк, когда море гораздо лучше справлялось с поставленной перед ветераном задачей успокоить Берсерка внутри себя? Правильно, гораздо лучше сейчас немного расширить круг своих прогулок. Медведь еще раз глубоко вдохнул, ему определенно нравился этот аромат. Немного сырой, но при этом очень приятный. Соль немного щекотала ноздри, а маленькие капли от волн падали ему на ноги, пар, исходивший от поверхности, освежал Прапора. Где-то невдалеке он услышал песню, которую распевал Рассел. Видимо, выдра сегодня был в отличном настроении.
Внезапно зоркие глаза медведя увидели, как из-под причала за ним кто-то наблюдает. И этот наблюдатель был не похож ни на одного из жителей Хэппи-Долла. Странный. Сверкающий на солнце. Недвижимый. Со страшным лицом. В странной позе. Вообще, этот незнакомец был весь соткан из тайны. Самое главное, что когда Флиппи стал в упор смотреть ему в глаза, он не шевельнулся, не спрятался. Такое ощущение, что это не живое существо, а какая-то статуэтка. Ветеран попытался вспомнить, где он такое существо уже видел. Но сколько бы он ни пытался, в голове не возникало никакого четкого образа или какой-либо картинки, все расплывалось или вовсе погружалось во мрак. Как будто сознание упорно подчищало тот сектор памяти, который отвечал за ассоциации с этим неизвестным.
— Привет, приятель, — услышал вдруг Флиппи голос Рассела.
От неожиданности медведь вздрогнул и едва не превратился в Берсерка, даже рука его инстинктивно двинулась в сторону клинка. Но он вовремя опомнился, немного потряс головой и снова посмотрел туда, где только что была слежка. Однако под причалом уже никого не было.
— Больше ты так не пугай меня, — вздохнул Прапор, обращаясь к выдре. — А то не дай Бог я тебя так случайно зарежу.
— Ты? Меня? — усмехнулся Рассел. — Ну я, конечно, знаю про твою травму, но уж будь уверен, я так просто тебе не дамся.
— Почему это?
— Я же бывший пират, забыл? — с этими словами выдра вынул из ножен короткий кортик и выполнил пару приемов из фехтования.
Это еще раз заставило Флиппи напрячься, чтобы не выпустить Берсерка наружу. Внутри него буквально развернулась отчаянная битва за владение сознанием. В конце концов, нормальный Прапор победил, и темное альтер-эго, в очередной раз недовольно рыкнув, потихоньку спрятался, выжидая нового удобного случая для атаки. Сам же медведь довольно грубо схватил руку Рассела, когда тот снова взмахнул клинком, и крепко сжал запястье, из-за чего выдра, простонав от боли, выпустил нож. Тот со звоном упал на дощатый пирс.
— Эй, ты чего? — возмущенно воскликнул Рассел, потирая руку.
— Еще раз ты так будешь размахивать во все стороны своим оружием, — чуть более низким голосом проговорил Флиппи. — И я за себя не ручаюсь. Убью, даже не поперхнусь. Ты хотя бы думаешь на пару шагов вперед?
— Ладно, прости, — примирительно поднял руки пират. — Забылся, бывает. Кстати, а чего ты сюда пришел? Ты же вроде не любишь море. Или как?
— Да я вот даже сам не знаю, — пожал плечами подобревший медведь. — Как-то так набрел. Не понимаю, как, но мне тут определенно нравится. Море как-то… Успокаивает, что ли?
— О, смотри, — вдруг сказал Рассел, указывая куда-то вдаль. — Опять эта кошка пришла.
— Какая кошка?
— Да вот, смотри. Вот, странная такая. Вчера ее видел, она тут дрожала вся, как банный лист, а потом очень быстро ушла. Интересно, что она тут забыла? Она же ведь воды боится.
Флиппи посмотрел туда, куда указывал выдра. Действительно, там, на пригорке, кто-то стоял, по общим очертаниям схожий с кошкой. Прапор никак не мог разглядеть эту фигурку, но он заметил, что сейчас эта неизвестная буквально дрожала. Странно было то, что при всем ее явном проявлении страха перед водой она никуда не уходила, будто эта самая фобия парализовала все ее конечности и не давала ей пошевелиться.
— Слушай, может привести ее? — рассуждал вслух в это время пират. — А ладно, приведу. Все равно мне нечего терять. Надеюсь, она не пустит в ход свои когти и не станет царапаться, словно тигр с медведем.
И с этими мыслями Рассел двинулся в сторону кошки. Однако он не заметил, что одно упоминание о когтях и тиграх окончательно и бесповоротно возбудило внутри Флиппи Берсерка. Перед глазами несчастного ветерана пронеслось то самое сражение с Тигриным Генералом, во время которого он едва не потерял свои руки. Это самонадеянное синее вьетнамское лицо… Эта механическая клешня вместо руки… Этот протезированный красный глаз… Этот голос… Именно Тигриный Генерал был причиной смерти Мышонка Ка-Бум и Снэки, в этом Прапор не сомневался (он совершенно забыл о том, что он сам погубил своих друзей, но случайно). И сейчас перед медведем всплыл образ злейшего врага. Тот как будто насмехался над ним и говорил: «Что, тяжко тебе без своих единственных друзей? Тяжело одному так жить?».