Страница 174 из 185
— Нет… Так нельзя! Лифти! — она взяла зеленошерстного за руку и потащила за собой. — Мы снова пойдем к Лампи! И выпишем Шифти из психбольницы! Нельзя так с ним поступать, он не сумасшедший!
И они оба помчались в сторону мрачноватого белого здания, похожего на обычную больницу, но при этом имевшую весьма дурную репутацию хотя бы потому, что из этого дома никто не уходил нормальным ранее.
— Кэтти-Блэк, мисс, я Вам в последний раз повторяю, — с раздражением говорил Дылда кошке. — Шифти должен пройти курс лечения. Попытка убийства, которую он совершил, произошла в состоянии аффекта, к тому же он все время говорил о каких-то демонах, скелетах с косой, которые ему поручают совершить Ваше убийство. И Вы считаете это нормальным?
— Да послушайте же Вы меня! — Кэтти, не зная, как еще доказать этому бестолковому сохатому свою правоту, повысила голос. — Все, что он говорил про демонов и смерть — это правда! Вы должны мне верить! Вы ведь сами несколько раз были свидетелями появления этого демона, который нас постоянно убивает и возрождает!
Тут Лампи так посмотрел на пришедшую, что та поняла — теперь он и ее считает поехавшей. Дылда, как оказалось, не помнил ровным счетом ничего из всего того, что помнили другие. Видимо, его мозг был настолько маленьким, что память его была короткой, как у золотой рыбки, всего три секунды. Ну, в данном случае, сутки. Лось долго взглядом «ощупывал» гостью, прикидывая, что бы ей такое сказать. Одновременно он что-то записывал в своем блокноте. Кэтти, не желая более ждать ответа, сама сказала:
— Вы считаете меня сумасшедшей, да? Как Шифти?
— Кхем… — психиатр от такого сначала сам смутился, поскольку он хотел сказать это не так грубо. — Ну, в принципе, судя по Вашим речам, а также по тому, как сильно вы верите в то, что говорите… Ваши убеждения совпадают с убеждениями пациента Шифти.
— Тогда… Тогда запишите меня как больную. Я добровольно соглашаюсь пройти лечение. Только… Посадите меня в одну палату с Шифти. Я хочу его видеть.
— Что? Хм, ну… Это невозможно чисто из соображений безопасности. Видите ли, у Шифти выражена агрессия, аффект и жажда чьей-либо смерти, а Вы были его первой явной жертвой. Увидев Вас, он наверняка попытается…
— Не попытается. Поверьте мне. Просто запишите меня и посадите с ним в одну камеру. А если что-то случится… Я готова понести за это ответственность. Полностью.
Лампи, опешив от такого поворота событий, сначала хотел было возразить, но едва он взглянул в лунные глаза кошки, понял, что ему не переубедить девушку ни в чем. Ее нынешнее состояние было очень похоже на состояние Шифти. Поразмыслив и пораскинув мозгами, лось все-таки записал ее как новую больную, ввел «нужный» диагноз, после чего проводил черношерстную в комнату, где на данный момент находился старший близнец. Там он открыл ей дверь, впустил ее саму и начал медленно и нехотя закрывать проем.
— Шифти? — тихо спросила Кэтти, едва железная дверь закрылась за ее спиной, а в замке звякнул ключ. — Шифти, ты слышишь меня? Шифти? Пожалуйста, отзовись!
Никакой реакции. Вор в шляпе сидел по-прежнему в углу мягкой комнаты, поджав ноги и скрыв их под своим хвостом, с опущенной головой, и ни на что не реагировал. Но при этом он не спал. Его губы странным образом шевелились, словно енот пытался что-то сказать вслух, да голосовые связки ему отказали в самый неподходящий момент. Под глазами у него девушка различила темные круги, из чего можно было сделать вывод, что он вообще не спал последние сутки. Его розовый нос стал сухим, и это было явным признаком нездоровья. Сам Шифти так успел похудеть за сутки, что смирительная рубашка висела на нем мешком, и вор мог беспрепятственно освободиться. Однако он этого не делал. Вместо активного движения и активных поисков способа побега он просто сидел и смотрел куда-то в одну точку.
— Шифти… — Кэтти-Блэк села рядом с любимым. — Ты меня слышишь, Шифти? Я жива… Как и в прошлые разы. Я уже знаю все. Это ведь ты меня убил тогда? Я знаю, зачем ты это сделал. Во всяком случае, я догадываюсь. И я тебя ни в чем не виню. Ты правильно сделал, что добил меня окончательно. Иначе бы ты меня потерял уже навсегда… Ничего. Теперь мы снова будем вместе. Так ведь? Шифти… Шифти! Ну пожалуйста, не молчи! Скажи мне хотя бы слово! Шифти-и-и-и-и!
И кошка, крепко обняв парня за шею и уткнувшись ему носом в плечо, горько заплакала. Конечно, она подозревала, что убийство могло вызвать у енота весьма неоднозначную реакцию, что он будет себя винить в этом и очень сильно извиняться перед девушкой… Но она и подумать не могла, что дело зайдет настолько далеко, что Ворюга от собственных действий глубоко уйдет в себя, не реагируя даже на потуги любимой вернуть его в реальность. Вот и сейчас он никак не реагировал на плач и рыдания черношерстной, словно бы его это не касалось. Только губы его зашевелились сильнее, словно бы в этот момент он пытался сказать что-то очень важное, что-то, что Кэтти должна была услышать прямо сейчас.
Долго так они оба просидели в комнате под ехидным наблюдением камеры. Последняя иногда поворачивалась и прокручивала объектив, настраивая зум, но парочка на это не обращала внимания. Девушка, отплакавшись, теперь тоже просто молча сидела, сжавшись в комочек и поджав хвост. Ей уже не хотелось ничего: ни есть, ни пить, ни даже куда-либо пойти. В ее голове крутилось только одно желание — чтобы Шифти вернулся в норму как можно скорее, и чтобы они вместе вышли и куда-нибудь уехали вон из Хэппи-Долла. Потому что обстоятельства в свете последних событий стали очень сильно нагнетать на психику кошки, и она чувствовала, что еще одно такое «приключение» с летальным исходом — и ей уже будет невозможно покинуть эти четыре стены.
— Шифти… — проговорила она вновь. — Если ты меня слышишь, знай — я всегда буду рядом с тобой… Несмотря ни на что. Я буду любить тебя всегда, даже если вдруг ты будешь заглядываться на других девушек… Только… Только умоляю тебя… Пожалуйста, хоть как-нибудь, но дай мне сейчас знак, что я тебе не стала безразличной, и что это убийство действительно было мне на благо! Умоляю! Хоть как-нибудь!
С минуту ничего не происходило, от Ворюги не следовало никакой реакции. Кэтти-Блэк, решив, что большего она от него ничего никогда не добьется, хотела было встать и пойти к выходу, как тут она почувствовала, что Шифти положил свою голову ей на плечо. При этом он по-прежнему глядел куда-то вдаль, но при этом взгляд его был другим. Глаза сверкали от подступивших слез, из груди доносились тихие всхлипы. А потом он тихо, еле слышно выговорил:
— Люблю…
Первая неделя в психиатрической лечебнице для обоих была очень тяжелой. Старший близнец все не двигался, лишь изредка ерзал, чтобы удобнее сесть. А Кэтти-Блэк сидела рядышком и постоянно что-то ему говорила ласковое на ухо, пытаясь таким образом вернуть его в сознание. Им приносили еду, и кошка, съедая только половину своей порции, кормила Шифти с ложки, иногда даже уговаривая его открыть рот, потому что тот, казалось, вообще ничего вокруг себя не слышал и не замечал. Спали они в этой же самой комнате, при этом девушка укладывала парня себе на колени, гладила его по голове, пела ему колыбельную или рассказывала сказку, после чего целовала в лоб на ночь и сама засыпала с тревогой на сердце. Два раза случалось так, что Ворюга либо терял сознание и проваливался в глубокое забытье, по физиологическим параметрам очень похожим на смерть, либо начинал вести себя совсем не так, как ожидала того Кэтти-Блэк и Дылда.
Один раз, в конце этой недели, Шифти впал в странный яростный припадок, чем очень напугал черношерстную и обеспокоил Лампи. Он рычал, пускал пену изо рта, ругался трехэтажным матом, кого-то проклинал и связанными руками пытался сделать движения, будто собираясь кому-то выцарапать глаза или разодрать грудь и живот. При этом он говорил довольно странно, будто обращаясь к кому-то третьему, находившемуся в мягкой комнате, однако к кому именно, кошка поначалу не могла понять. Говорил он про боль, про страдания, про смерти, а также про то, что кто-то получал от этого явное удовольствие… И тут Кэтти догадалась, что в этот самый момент Шифти разговаривал с тем самым демоном, которого она видела накануне в Тартаре.