Страница 158 из 185
— И вам всем доброе утро… — улыбнулась маленькая Кэтти-Блэк. — Мне так нравится ваша песня… Спойте мне еще что-нибудь, пожалуйста.
Она уселась под большим тенистым дубом, поджала колени под себя, обхватив их ручками, положила голову на них и стала слушать. Птички, переглянувшись, расселись по своим веткам, словно в симфоническом оркестре, задали свои чистые ноты, «настроились» на нужный лад и защебетали. Их песня была очень схожа с одной из композиций группы Dark Moor, а конкретно — с одной давно известной песенкой… «Музыка в моей душе» («A Music In My Soul»). Кошечка улыбнулась, прикрыла глаза и вслушалась. Она любила эту песенку больше всех. Потому что именно ее мам пела своей дочери на ночь до своей скоропостижной смерти…
Листья шумели, словно по ним капал дождь, а где-то в отдалении слышалось соло соловья. Можно было услышать подражание фортепиано и флейты, а также басовых инструментов. Весь лес затих и слился звуками с песней, исполнявшейся только ей, Кэтти-Блэк. А она просто сидела и слушала. Вот вступление уже отзвучало, пора певцу заводить…
I break down just thinking on dark swallows,
I’ve not strength enough to fly away,
So I could look like a kid who follows,
Staggering, a serpentine long way.
Тихий, тонкий, немного тянущий верхние ноты голосок запел, разнося загадочные строчки над кронами деревьев. Дуб, под которым сидела гостья леса, загудел и зашелестел своими твердыми листьями. Ласточки, прилетевшие с пригорка, зачирикали, сели рядышком и с любопытством посмотрели на певунью, словно понимали, что речь шла о них самих, и предлагали свою посильную помощь. Кэтти-Блэк заметила эту необычную публику, слабо улыбнулась и махнула ручкой, прогоняя ласточек. Хоть она и любила, чтобы живность была недалеко от нее, но ей было немного некомфортно, когда кто-нибудь из живых существ был совсем рядом с ней.
Она с самого детства сторонилась остальных. И друзей, и братьев-сестер, даже родителей и прочную родню. Единственное существо, которое было ей ближе всех на свете — ее родная мать, Шэдоу Блэк. Это была самая красивая представительница семьи Блэков. Идеальная фигура с плавными линиями талии, длинный, тонкий и гладкий хвост, редкие рыжие полоски, а вокруг глаз — белые «очки». Ушки этой кошки были, правда, меньше, чем у других, но это придавало ей только большее очарование. А характер… Под стать внешности: добрый, отзывчивый, сострадающий. Шэдоу Блэк была готова протянуть руку даже самому обездоленному.
Только вот… Мать погибла. В аварии. Ее сбил какой-то неосторожный и, по-видимому, тогда подвыпивший бык. Этого быка потом осудили и посадили на несколько лет, однако это, естественно, не могло остановить неминуемое. Мама получила слишком много осколочных ранений, к тому же из-за столкновения было сильно повреждено сердце, а донора на тот момент просто не было. В конце концов, она умерла. Но перед смертью она передала своей единственной дочери маленькую память о себе — кольцо на хвост, которое было свадебным подарком. «Береги его, храни — и я буду все время рядом с тобой» — таковы были последние слова Шэдоу Блэк.
When my anguish is becoming bigger,
Only loneliness is my true friend,
Then the shadows show their tragic figures,
Day and night are equal in the end.
С тех самых пор утекло много воды… Отец Кэтти-Блэк не выдержал горя, связался с плохой компанией, спился и умер от сердечного расстройства. Котенка отдали на воспитание семье Уайт, так же, как и маленьких тогда еще и бездомных лисичек семьи Фоксов — Элис и Луис. Четыре ребенка-родственника жили под одной крышей и делили одну комнату. Блэки, как ее тогда называли, забивалась в свой уголок и не вылезала без особой нужды. Родители Кэтти-Уайт пытались хоть как-то взбодрить и поддержать бедную сироту, но она не реагировала на их действия. Она попросту никого вокруг себя не воспринимала. И только лес недалеко от дома да одиночество были теперь ее друзьями.
«Как хорошо здесь… — думала она, вдыхая вновь свежий утренний запах. — Птички, белки… Поют. Для меня… Как будто моя мама здесь, стоит только поискать, посмотреть попристальней… Как бы я хотела, чтобы это оказалось правдой. Но чуду, как известно, не прикажешь…». Она посмотрела на кольцо, которое было скрыто под шерстью. Оно имело гравировку в виде цветов сирени — любимых цветов маленькой девочки. Ветки переплетались друг с другом, создавая неповторимый узор. Должно быть, мастер-гравировщик был волшебником, потому что сделать такое под силу лишь единицам…
— Привет, Блэки, — весело и тихо проговорила Уайт, которая не замедлила сесть рядышком со своей троюродной сестрой.
Сразу же хор птиц умолк, а лес затих. В воздухе повисла тишина, близкая к мертвой. Природа явно не ожидала вторжения чужого на ее территорию, а тем более такое наглое прерывание частного концерта. Черная кошечка недовольно и очень печально посмотрела на белую. А та как будто не замечала на себе этого немого укора. Она нагло развалилась под дубом, положив ногу на ногу, а руки — за голову. «Она что, издевается надо мной? — с горечью в сердце подумала сирота. — Все время, когда я уединяюсь, она тут как тут… Вечно нарушает мое одиночество. Почему, почему она не понимает меня?! Что я сделала такого, чтобы она постоянно ко мне приходила и мешала мне?! За что..?». Посидев так немного, девочка с черной шерсткой решила ничего не говорить. Она просто встала и стала углубляться в лес.
Кэтти-Уайт, к тому времени уже задремавшая, не сразу заметила, как ее троюродная сестра, махнув хвостом, убежала в чащу. Она лишь перевернулась на другой бок и мирно засопела, чему-то улыбаясь во сне. Птички не стали тревожить незваную гостью, а полетели вслед первой, чтобы утешить ее и взбодрить. Только когда маленькая синичка, неосторожно вспорхнув совсем рядом с мордочкой белой кошки, замкнула стайку, спящая проснулась. «О, а где Блэки? — удивленно подумала она, почесывая затылок. — И сколько я проспала? Неужто обед скоро, а я опять опоздаю?». Но взглянув на солнце, Уайт поняла, что зря беспокоилась — она проспала всего двадцать минут. А повернувшись на другой бок, она почувствовала что-то холодное и округлое, по форме напоминавшее кольцо…
Блэк углубилась в лес и очутилась у высокого обрыва с острыми скалами внизу. Оттуда была видна огромная долина и небольшой район, который не особо пользовался популярностью. В том райончике жило всего двадцать с небольшим зверушек, в основном — все дети. Взрослых было крайне мало. А ребятня там была самая колоритная… Маленький ученый, юный ушастый спортсмен, мальчуган, мечтающий о войне или о чем-то в этом духе, девочка, к которой клеились все мальчишки, другая девочка, которая очень боялась грязи — словом, самый разный люд. Это место называли «вторым Хэппи-Форестом», официальное название — Хэппи-Долл. Но все-таки чаще гости и сами жители звали себя Хэппи-Форестом, чтобы показать, как они близки с настоящим Хэппи-Форестом. Иногда дети оттуда приходили сюда, чтобы познакомиться и пообщаться с другими маленькими зверушками, иногда поиграть в футбол или в «войнушку». Там всегда было весело… Всегда.
Птички, прилетевшие за кошечкой, стали рассаживаться на свои ветки. Девочка поняла это, даже не оборачиваясь назад. Она улыбнулась, раскинула свои лапки навстречу утреннему ветру и глубоко вдохнула приятный аромат жизни. Она навострила уши и приготовилась к новому проигрышу прерванной так нагло песни. Крылатые певуны, подметив готовность своей солистки, тут же начали насвистывать мелодию с того места, на котором они остановились из-за появления белой незваной гостьи. Отыграл пассаж, проигрыш, а затем…
Now, I see
How I am free,
Behind in the past,
Time is ru
From then to me.
Песня разлилась в воздухе над городком, находившемся внизу. Дети, игравшие в это время в солдатиков на улице, бросили свою игру и вгляделись в высокие скалы, пытаясь найти таинственную певунью. Желтенький крольчонок особенно пристально вглядывался. Конечно, он не очень понимал суть песни, но ему это было не столь важно. Однако сколько бы он ни вглядывался вверх, он не мог увидеть маленькую девочку, которая была чуть старше него. Решив про себя, что ему показалось, он только рукой махнул, развернулся к друзьям и, весело гикнув, предложил новую игру. И только маленький фиолетовый бобренок с невероятно большими для него самого передними зубами еще с минуту смотрел туда, откуда доносилась песня…