Страница 153 из 185
Доктор занес шприц над трупом, собираясь вколоть иглу в сонную артерию, как вдруг в голове его начало мутнеть, перед глазами все поплыло, а руки безвольно ослабли, выронив вещество на пол. «Что..? — только и успел подумать он, прежде чем его окончательно отключило. — Опять… Нет! Нет, нет, нет!!!». Через минуту его взгляд опустел. Ошейник засветился красным светом, а браслеты, сияя от лампы серебром, начали управлять руками своего пленника, заставляя взять скальпель, дефибрилляторы и прочие инструменты хирурга и лечить кошку.
Через час Кэтти-Блэк и Шифти проснулись в своем доме и недоуменно осмотрелись по сторонам…
После признания Шифти в своей любви я поняла, что я ошибалась насчет него. Черт с ними, с сомнениями, ведь, в конце концов, он обязательно найдет ответ на свой вопрос. Вот и сейчас он обнимал меня, уткнувшись носом мне в висок и почесывая за ухом, неустанно повторяя, как он любит меня просто за то, что я такая есть. Что я именно такая, а не иная, а другой ему не нужно. Да еще и сравнил с самым дорогим в мире сокровищем, которое он должен теперь охранять, следить за ним в оба и ни в коем случае не упускать. Наверное, глупо звучит со стороны, но я принимаю эту метафору с превеликой благодарностью и прижимаюсь к еноту сильнее, греясь его теплом.
Внезапно Шифти стал исчезать. Сначала мы не обращали на это никакого внимания, но потом… Потом вор в шляпе стал стонать и недоумевать от нахлынувшей на него внезапно боли. Он говорил, что будто что-то его режет, кто-то трогает его внутренние органы и что-то зашивает. Я сразу поняла, что это идет процесс возрождения. Странность заключалась в том, что эту боль чувствовал только Шифти, я же – нет. Что же это получалось? Я что, умерла окончательно? А как же мои оставшиеся две жизни? Как же так? Неужели теперь мы расстанемся навеки?
- Неужели теперь мы расстанемся навеки? — оказывается, свою последнюю мысль я высказала вслух.
- Не говори ерунды, — преодолевая неприятные ощущения, ответил Ворюга. — Вот увидишь, мы снова будем вместе. Обещаю тебе…
- Но меня никто не оживляет… Значит, что-то пошло не так! Шифти, пожалуйста, не уходи! — я тихо всхлипнула и крепко обняла енота, хотя понимала, что это ничего не изменит — он неумолимо исчезал.
- Слушай, Кэтти… — он взял меня за подбородок и поднял мое лицо к себе. — Если это так, то я расшибусь, но сделаю так, чтобы тебя оживили… Я найду этого проклятого демона и вышибу из него дух, заставлю его вернуть тебя ко мне… Даю тебе слово.
И он поцеловал меня в губы, углубляя языком. Сердце мое застучало, хотя здесь, в пустоте, такое быть не могло… Но оно билось! Билось так, как у любого влюбленного существа. Я прикрыла глаза, отдаваясь сладкому чувству. Мне хотелось остановить это мгновение, удержать его, чтобы мы вот так вот сидели вместе вечно… Но, как говорится, хорошего понемножку — вскоре он исчез, оставив меня одну. Какое-то время я просто сидела, не веря, что самое страшное уже произошло… Я не хотела в это верить. И все же пришлось.
Я была одна. Совсем одна. И никого более. Пустота выпустила Шифти в реальный мир, дав ему новый шанс жить. А меня она заперла и заточила в себе навеки. И умереть не давала, но и жить тоже. Я обхватила руками свои плечи и хотела было горько заплакать, да только вовремя вспомнила последние слова старшего близнеца: «Я найду этого проклятого демона и вышибу из него дух, заставлю его вернуть тебя ко мне… Даю тебе слово». Слово… Он дал мне честное слово. А раз дал, значит… Он сможет.
- Ты сможешь… — прошептала я, вытерев слезы и улыбнувшись. — Я верю в тебя, Шифти… — тут же я почувствовала резкую острую боль в тех местах, где были ожоги после взрывов. — Жди меня… Жди…
Через час мы с Шифти проснулись у себя дома. Осмотрелись по сторонам, чтобы убедиться в этом. Посмотрели друг на друга. Сомнений не было — мы ожили и вернулись в наш странный мирок вместе…
— Я же говорил, что я это сделаю, — улыбнулся енот в шляпе, хотя было видно, что он соврал — никакого демона он не находил, он бы за такой короткий промежуток времени просто не успел бы.
— Да. Я верила в тебя, — я приняла его маленькую ложь и вскоре уснула на его груди…
====== Глава 38. Тем временем на периферии ======
Флиппи проснулся с тяжелой головой. Тот день с каруселью для него был очень тяжелым. Он до сих пор помнил, как его похитили загипнотизированные Гигглс и Сниффлс, как он потом очнулся, привязанным к какому-то стулу ремнями и кандалами с завязанными глазами и ртом. Как он потом опять уснул, будучи обколотым каким-то странными веществами. „Ладно, это опустим… — думал он, чистя зубы у себя в ванной и окончательно просыпаясь. — Это было не самое худшее… Бывали ситуации и похлеще. Но вот вопрос — почему когда меня похищали, я не озверел? В прошлые разы это работало почти безотказно, но в тот злополучный день… Что же произошло с моим Берсерком?“.
Вопрос оказался к месту. Действительно, в тот день его злое альтер-эго почему-то не дало о себе знать, когда на его хозяина напали. А должно было бы… Даже несмотря на то, что Кэтти-Блэк своей детской колыбельной разжалобила Флипа, это не означало тот факт, что Берсерк исчез навсегда. Медведь это чувствовал. Внутри него словно создалась какая-то отдельная камера для особо опасных преступников, в которую заточили его темную сторону, и теперь Берсерк не мог уже свободно разгуливать в его разуме, теперь для его освобождения требовался значительный предлог. Например, нападение с покушением на жизнь.
И вот тут-то и заключалась вся странность. Если раньше альтер-эго с радостью выпрыгивало наружу, вырезая органы из нападавших и разминая их в руке, словно пластилин, то в этот злосчастный день он почему-то счел нужным промолчать. Словно что-то его… Остановило. Убедило в неразумности защиты. Или в нерациональности чрезмерной агрессии. В любом случае, это было крайне не похоже на него. Обычно буйный, коварный и никому не подчиняющийся монстр вдруг скрылся, затаился, можно сказать, даже струсил и дезертировал, сочтя нужным скорее сохранить свою шкуру, чем перерезать кому-нибудь глотку собственными когтями.
— Неужели ты решил наконец-то отпустить меня? — спросил он, глядя на отражение, где он обычно видел свою вторую личность. — Дать мне свободу? Нормальную жизнь без тебя?
— Ага, щас, прям разбежался, — тут грубо отозвался Берсерк, отражаясь в зеркальной глади и сверкая своими глазами. — Стоило мне только один раз не появиться, когда тебя могли грохнуть — и все, ты уже пляшешь от счастья, что якобы ты от меня избавился? Парень, да ты сам даже не пытался меня уничтожить, о каком избавлении может идти речь?
— А как же сеансы психиатра? Ведь тогда я сражался с тобой напрямую, даже победил тебя! А как же тот случай на шоссе, когда Флейки меня подбрасывала до соседнего городка? Ты ведь ее и пальцем тогда не тронул, а мог, стоило грому настигнуть мои уши. А песня Кэтти-Блэк? Ты мог ее прибить окончательно, но почему-то стих, как только она запела…
— Фигня, — отрезало альтер-эго, откровенно зевая, словно ему все эти единичные случаи были неинтересны. — Все это лафа. Когда ты ходил к психиатру, я всего лишь развлекался. Думаешь, почему этот дылды стал думать, что он курица? Пока ты был в отключке и пил чай с пингвинами, я быстренько и незаметно сам загипнотизировал этого горе-ученого в области деятельности мозга. Я долго еще угорал с этого недоумка… — Берсерк ухмыльнулся, вспоминая то, как врач высиживал яйцо и кудахтал над ним. — Флейки я не стал убивать просто потому, что решил попробовать нечто новенькое. Я пробрался к ней в подсознание, я ее пугал… Я хотел посмотреть, насколько далеко зайдет ее страх. Оказалось, она вполне может и глаз проткнуть подручным средством… Хех, моя школа. Что же касается этой кошки…
— Чего смолк? — после минутного молчания спросил Флиппи. – Что, все-таки ослаб? Все-таки тебя это остановило?
— Нет. Не остановило, — невозмутимо продолжил Берсерк. — Тут были разные причины, почему я ее не добил. Во-первых, мне надоело ее пытать. Сколько бы я ее ни мучил, сколько бы я над ней ни издевался, она хоть и кричала истошно в тряпку, раздирая себе голосовые связки, но она не молила меня ни о пощаде, ни о смерти… Она оказалась даже крепче, чем я думал.