Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 145 из 185

Карусель готова. Пора играть.

Снова этот странный хриплый шепот… Он и тут нагнал бедную кошку. Она вздрогнула и снова широко раскрыла глаза, пытаясь найти источник беспокоящего ее шума. Кэтти застонала с ноткой недовольства, как будто ее разбудили прямо на середине интересного сна. Девушка попыталась снова уснуть. Но ей не дали этого сделать. Похоже, что за ней и за ее состоянием мозга и души как-то следили. И контролировали ее поведение, заставляя делать то, что неизвестным было угодно.

По всему телу внезапно прошлась огромная и сильная волна адреналина, всколыхнувшая буквально каждый нейрон, каждый аксон и каждый нервный узел в рефлекторных дугах. Это заставило черношерстную закричать от прилива энергии и резко встать, стукнувшись лбом о низкий потолок, точно так же обитый чем-то мягким.

Комната оказалась не просто маленькой — крошечной. Блэк в ней едва помещалась, она могла лишь свернуться в комочек, поджав колени под себя. Стены, пол и потолок действительно были в мягкой обивке. Видимо, это было предусмотрено для того, чтобы жертва не пыталась убиться, сильно и методично отбивая голову об стенку. Все. Больше в ней ничего не было. Во всяком случае, девушка не могла видеть ничего в этой непроглядной кромешной тьме. Как будто ей завязали глаза черной плотной тканью, или же она сама не открывала веки.

„Где я? — снова Кэтти-Блэк погрузилась в раздумья. — Что это за место? Почему оно такое маленькое? И что это за пучки торчат из всего моего тела?“. Она ощупала себя. В самом деле: из шеи, из конечностей в нескольких местах, из затылка, из туловища в огромных количествах точек торчали пучки тонких пластмассовых и металлических трубочек, введенных в тело девушки внутривенно. Они были похожи на пучки оптоволокна, а кошка — на системный блок звездчатой сети. В голову пришла вдруг страшная догадка. „На мне… Ставят эксперименты?! — с ужасом подумала жертва. — Но кто? Кому это вдруг понадобилось? Почему я? За что?! Что за эксперименты?!“. Она забилась в панике по маленькой комнатке, царапая обивку и пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из западни.

— Не дергайся и не паникуй, не возбуждай свои нервные клетки раньше времени, — услышала она вдруг низкий и глубокий голос. — Иначе я буду вынужден ввести тебе смертельную дозу клофелина.

Черношерстная, едва эта угроза отзвучала, только испугалась еще сильней и сильнее забилась в комнатке, пытаясь снять с себя пучки трубок. Тщетно — они были надежно закреплены, глубоко всажены и приклеены к коже очень липким лейкопластырем. Кэтти-Блэк совсем обезумела от страха и отчаяния, она стала кричать несвязные звуки, полагая, что кто-нибудь услышит ее и прибежит на помощь.

Вдруг что-то прошлось по трубочкам и влилось внутрь тела бедной пленницы. Тело вдруг стало расслабляться и меньше слушаться свою хозяйку. Через минуту Блэк ослабла, поникла и легла на обитый пол комнатенки, глядя вверх. Перед глазами вдруг поплыли разноцветные круги, кошка почувствовала слабость, сонливость и какое-то спокойствие. Она стала засыпать, но где-то глубоко в подсознании она все еще боролась. В конце концов, она сдалась. Ее тело подверглось жуткому и неконтролируемому тремору, а сознание начало спутываться и теряться в мыслях. В общем, бедная кошка просто перестала контролировать себя и потеряла над своим организмом всякий контроль.





— Вот так, хорошо, — проговорил тот же самый голос. — Думаю, хорошая доза хлордиазепоксида пойдет тебе на пользу. Тебе нужно успокоиться… И понять, что сейчас тебе никто не поможет. Никто.

Кэтти-Блэк осмотрелась по сторонам, хотя чуть позднее она перестала ощущать послушность своего тела. Хлордиазепоксид вызвал в ее тщедушном тельце прямое торможение двигательных нервов, так что теперь пленница была не только насильно успокоена, но и фактически парализована. „Почему мне так знаком его голос..? — подумала она, отчаявшись предпринять новые активные действия. — Я слышала его много раз… Но где?“.

— Ты узнала мой голос, — словно прочитав ее мысли продолжил неизвестный. — Конечно, ведь в первый раз ты его услышала еще первого сентября, когда я отвечал на твой вопрос про директора… Да-да, не удивляйся — это я отвечал тебе. От лица безногого выдры и этого ботаника… Кстати, они сейчас здесь, как и многие твои друзья. И они очень хотели бы с тобой увидеться, — послышался тяжелый вздох. — Но увы: глаза у них закрыты плотной черной тканью, а рты заткнуты кляпом. К тому же они надежно и крепко привязаны к своим креслам, им не удастся сбежать…

Девушка слушала это. Она хотела было выразить свой страх, широко раскрыть глаза и часто-часто задышать, запаниковать, может, даже запищать. Но вместо этого она выслушивала речи говорящего с мертвым спокойствием. Транквилизатор работал исправно, методично заглушая и даже убивая нервные клетки мозга, отвечающие за эмоции. Но, тем не менее, пленница не хотела верить во все эти речи. Она очень хотела, чтобы это все оказалось сном. Чтобы она проснулась в кровати своего номера… Хотя нет, лучше — в кровати в доме близнецов, в обнимку с Шифти, чтобы тот крепко прижимал ее к себе, терся с ней носами, целовал, гладил по всему телу, ласкал и шептал самые разные комплименты. Чтобы все было как прежде.

Но этому не суждено было сбыться. Внезапно мягкий белый матовый свет, исходивший из стыков стен, пола и потолка, озарил небольшую комнату, освещая его гладкие и мягкие стены. Черношерстная сразу же увидела следы царапин. Как оказалось, ткань обивки была очень плотной, кожаной, и бедная пленница не смогла в порыве животного страха прорвать ее насквозь. А о потайных кнопках или панелях тут и речи быть не могло. На своем теле девушка действительно обнаружила кучу пучков трубок и проводков, довольно крепко и профессионально закрепленных с помощью клейкой ленты. Она была буквально опутана этими ниточками, хотя они не лишали ее подвижности, как это было выяснено ранее. Впереди себя Кэтти-Блэк также увидела два небольших оконца, за которыми еще стояла кромешная тьма. „Что это? — подумала она. — Что это за место? Что за окнами? Свобода? Или это просто будка наблюдений за мной? И стекла просто с одной стороны прозрачные..?“.

— Нет-нет, за этими окнами не будка наблюдения и не свобода, — похоже, говоривший действительно обладал телепатией. — За этими окнами — наша с тобой игра. Но для начала… Я тебе поясню кое-что, пока транквилизатор еще действует, и пока ты беспомощна и неподвижна… Место, где ты сейчас находишься — мое рабочее место. Именно здесь я работаю, вскрывая и оперируя всех этих недотеп, когда они в очередной раз становятся жмуриками, — голос был приторно-сладким, словно неизвестный вспоминал о чем-то приятном для себя. — И я каждый раз созерцаю эти трупы, истекающие кровью, желудочным соком, прочей внутренней жидкостью и постепенно покрывающиеся гнилью и гноем… Иногда мне даже приходится собирать дохликов по кусочкам, разминая испорченные органы в своих руках, чиня их и сшивая медицинской нитью. И ведь я при этом не надеваю перчатки, как все нормальные хирурги. И таким образом эти идиоты могут получить нечто более страшное в свой организм, чем простой вирус гриппа, и погибнуть в следующий раз более интересной смертью… Ну да ладно, не о том речь, — внезапно говорящий начал вещать довольно резко, даже сердито: — Все было у меня хорошо ровно до тех пор, пока не появилась ты! Да-да, как только в моем городке — моем, слышишь? — объявилась ты, грязная черношерстная и никому не нужная шелудивая кошка, у меня все сразу пошло наперекосяк! Ладно, я закрою глаза на то, как ты влюбила в себя Шифти — такое с каждым могло случиться, любви все покорны… Хотя лично я не верил, что этот неотесанный грубый вор хоть кого-то полюбит…

Кошка, слушая всю эту ахинею по поводу невозможности любви самого закоренелого вора, попыталась вновь заговорить. Но ей удалось только раскрыть челюсть, голос еще не окреп, чтобы сказать хоть какое-нибудь вразумительное слово. „Шифти — не неотесанный! — думала она, полагаясь на телепатические способности своего собеседника. — Он добрый, нежный, любящий и заботливый енот. Он самый лучший, тебе этого не понять, кто бы ты ни был…“. Говорящий смолк, словно прислушивался к мыслям своей пленницы. Через минуту, когда та закончила свою мысленную речь, он сказал небрежным тоном: