Страница 133 из 185
Дневники были до появления Шифти в жизни кошки именно теми собеседниками, которого так часто желают себе одинокие существа: молчаливые, то есть совсем немые, готовые понять, согласиться с любым твоим мнением, выслушать и принять на себя все горе и все страдания, что переживала хозяйка. Впитывали в себя чуть ли не каждую ее слезинку, которую она тщательно прятала от посторонних глаз. Иногда принимали на себя удар ее сердитости и гнева. Но это было редкое явление, обычно кошка просто плакала и жаловалась на мир.
Теперь же… Теперь все изменилось. Причем Кэтти-Блэк сама не заметила, так быстро все произошло. Если раньше она просто любила одиночество, находя именно в нем свое счастье и покой, то теперь, когда она оставалась одна, она начинала скучать, беспокоиться по любому поводу и искать того, с кем ей можно было бы поговорить. Если раньше девушка говорила о смерти спокойно, даже рассуждала на эту тему, выдвигая едва ли не философские мысли, то теперь она почти боялась даже думать о гибели, о настоящей, биологической смерти («обычной» смерти в Хэппи-Долле она не страшилась). Если раньше она и допустить мысль не могла, что ей когда-нибудь встретится избранный, спутник жизни, то теперь она уже не могла представить себе жизнь без Ворюги. И если раньше она сомневалась, стоит ли ей вообще заводить детей, и нужны ли они в ее жизни, то теперь она, как могла, защищала то маленькое чудо, что медленно росло в ее организме.
«Теперь все по-другому, — думала она, глядя на слегка потрепанную обложку дневника и проводя пальцем по переплету. — Теперь у меня есть… У меня есть друзья. Хорошие, добрые и понимающие, не смеющиеся над моим черным окрасом. Которые не прочь поговорить на разные темы, которые готовы помочь в любую минуту. Есть Шифти. Любящий меня искренно, нежно, страстно. Готовый ради меня на безумие и даже больше. И есть, в конце концов, ребенок. Которого я буду растить и воспитывать. Который будет приносить и мне, и Шифти одну только радость несмотря ни на что».
Кэтти еще раз посмотрела на свой дневник. Решено. Все. Это конец. Она встала с кровати, достала небольшую, но глубокую тарелку, после чего, выудив из тайного кармашка своего рюкзачка медицинский спирт, наполнила тарелку жидкостью. Обмочила все страницы и обложку дневника, достала еще один, более ранний, толстый и потрепанный, тоже намочила до самой страницы, но опустила уже в другую тарелку со спиртом. Достала коробок, чиркнула двумя спичками и бросила в сторону своих бывших «друзей».
Вспышка. Яркая, ослепительная, мгновенная. А потом два столба огня унялись и стали почти одинаковыми. Они горели стабильно, протягивая язычки пламени к потолку. Складывалось такое ощущение, что это — два факела. Только обстановка была немного неподходящей для такого источника освещения. Страницы дневников сначала упирались огню, но потом они пожелтели, а затем почернели и скомкались, свернулись, предвещая о своем печальном конце.
Кошка села за стол, оперлась головой о свои руки и стала как-то отстраненно наблюдать, как сгорают ее дневники. Раньше это привело бы ее в состояние шока и полной депрессии. Но сейчас ей было как-то абсолютно все равно. В душе вдруг освобождалось место для чего-то нового. Словно со страницами дневника сгорали и прошлые привычки девушки, ее прошлые нравы, ее прошлые черты характера — исчезало прошлое, уступая место настоящему и будущему. И Кэтти была немного рада этому.
Больше нет мрачных воспоминаний. Больше нет переживаний. Больше нет никакого негатива, который мог отравить нынешнее счастье черношерстной. Оно сгорело в огне причащения. «Хе, как это символично», — подумала про себя кошка.
Дневники сгорели. Девушка хотела было убрать тарелки и отмыть их от копоти, как вдруг заметила, что одна страница каким-то чудом осталась цела. Это была страница с зарисовкой розы. Той самой розы, которую Шифти подарил Кэтти при второй встрече, тогда, когда енот в шляпе пытался порвать с кошкой и доказать себе и брату, что он не влюблен… Это было, можно сказать, месяц назад. Всего месяц назад —, а уже такие изменения в их отношениях! Просто поразительно стало, на что способна любовь.
И вот теперь в тарелке со сгоревшим спиртом и дневником лежала эта страница. Целехонькая и почти невредимая, лишь слегка скукожившаяся и пожелтевшая. Лежала и резко выделялась на фоне общей черноты копоти. «Оставлю я ее, — решила Кэтти-Блэк. — Пусть будет той единственной ниточкой в прошлое, когда моя жизнь начала стремительно меняться… Одно из лучших воспоминаний, несмотря на отраву, засевшую тогда в той розе». Девушка положила рисунок в свой альбом для зарисовок и подписала: «Роза — перелом жизни».
Шифти был сегодня жутко занят. Он добывал все то, что было ему необходимо для сегодняшнего вечера. И для этого он играл с огнем, то есть с полицией и со Сплендидом. Неудивительно, ведь все необходимое добывалось нечестным путем. Воровством, впрочем как и всегда. Ну, иногда еще и мошенничеством. Ему даже пришлось на какие-то пару часов заехать в Хэппи-Нью-Сити, чтобы кое-что умыкнуть оттуда из ювелирного магазина. За это он едва не попался полиции и не был посажен там за решетку.
Он преследовал одну цель — обрадовать Кэтти-Блэк. Это ради нее он выкручивался, извивался на тропинке преступления, совершая ради нее такие безумства. Ему было абсолютно плевать, что сейчас сказала бы его возлюбленная, будь она рядом с ним. Он бы ей ответил так:
— Это все ради тебя. Я сделаю все, чтобы ты чувствовала себя счастливой. Я ведь люблю тебя, люблю — и точка. К тому же я – вор. И меня, к сожалению, а может быть, и к счастью, изменить уже нельзя. Невозможно. Это все равно, что заставить Натти забыть о конфетах и пересесть на здоровую пищу.
Оправдывая свои действия такой речью, Ворюга готовился к сегодняшнему вечеру. А сегодня он обещал быть незабываемым как для него, так и для нее. В конце концов, енот в шляпе считал, что с этим тянуть нельзя было, учитывая обстоятельство появления на свет через определенный срок потомка. Пусть он и она дадут неофициальное согласие друг другу и неофициально распишутся, но это будет все же лучше, чем ничего.
Украв из придорожного ювелирного магазина кольцо, оглушив продавца и ловко увильнув от полиции, Шифти разглядывал золотистый круглый предмет, который он собирался сегодня вечером подарить своей любимой. Глазки его засверкали, а перед глазами поплыли образы и моменты, когда должен был случиться сегодняшний ужин. Старший близнец уже представлял себе, как он ей скажет все свои мысли, все свои чувства к ней (хотя он их уже неоднократно говорил) и сделает то, чего обычно боятся сделать любые Ромео и книжках. Представлял лицо кошки и ее реакцию на это столь решительное действие. И радостный крик. Крик, наполненный счастьем и любовью.
— О, Кэтти-Блэк, мой маленький котенок… — прошептал он, прикладывая к своим губам кольцо и кладя его в небольшую бархатную шкатулку. — Я знаю, это сделает тебя счастливой навеки. И мы с тобой будем вместе всю нашу жизнь.
Он нажал на педаль глаза и рванул к своему дому — вспоминать свою давнюю кулинарную практику, а также искусство пикника и романтического ужина вдвоем.
Кошка гуляла по набережной, с опаской отходя от ее края и стараясь не смотреть на воду. Естественно, она любила морской запах, но вот вид воды все еще вызывал у нее трепетный страх и какое-то странное напряжение. Конечно же, она прекрасно помнила свою первую смерть от воды, но все равно ее фобия никуда не делась вопреки всеобщему представлению и, можно сказать, заблуждению о том, что страх исчезает, стоит только взглянуть ему в глаза. Страх воды у черношерстной нельзя было искоренить даже таким способом. Природу нельзя было обмануть ничем, она испокон веков велела кошкам бояться воды (но Кэтти-Уайт — не в счет, она своего рода единственное исключение из этого правила).
Чайки пролетали мимо и томно кричали. Одни кружились высоко, другие — чуть ниже, третьи просто пикировали на воду, вылавливая оттуда живую рыбу, четвертые плавали, покачиваясь на водяных холмах. Они друг с другом о чем-то переговаривались на своем птичьем языке, а вкупе с шумом моря это составляло особую музыку, которая успокаивала любого гостя и настраивала на релаксацию и медитацию. Так и хотелось сейчас остановиться, найти себе удобное место, сесть в позу Лотоса, закрыть глаза и глубоко дышать, предаваясь сладостным воспоминаниям и приятным мыслям, постепенно переходящим в легкую дрему. Где-то слышался веселый пиратский мотив — верный знак того, что Рассел недалеко, возможно, удит рыбу.