Эгрегор

Но я смотрю дальше.

Самоназначенный кам продолжает ритуал. Губы шевелятся, я практически не слышу слов.

В руках у мальчика помимо игрушки, появилась свеча, которыми он принялся выводить в воздухе замысловатые пируэты. Дым окуривает фигурку масочника.

Даже понимая, что это осколки уже прошлого, мне хотелось остановить глупца. Но мои способности были бессильны. Я смотрел на всё происходящее словно в немом кино. Едва с его тонких губ сорвались последние слова заклинания, как…

…Для детей ничего не произошло. Ни взметнулся в небо огонь из костра. Ни ухнула где-то в темноте леса птица, почувствовавшая пробудившееся зло. Лишь в Завесе можно было увидеть, как чернильные тени, словно крылья огромной птицы, накрыли фигурки жавшихся к костру детей.

Вспышка между деревьями согнала с моего лица тени. Будто неведомый великан, громадным топором рассёк хрупкую ткань мира; из под зияющей раны в Завесу шагнул знакомый мне масочник.

Лишь Койчы, мальчик задатками кама на секунду вдруг будто бы что-то почувствовал, разгоняя в разуме предчувствие скорой беды, но очень скоро отогнал эти мысли.

Ничего не произошло. В воздухе витало разочарование ребят, которое я мог попробовать языком на вкус, будто сочащийся из соты мёд. Сладкое уныние захватило их разумы. А ведь всё было так близко. Нужное заклинание, настраивающий обряд, что должен был помочу духу их подруги выбраться из мира мёртвых в мир живых.

Глупые оболочки не видели того, что видел я. А в Завесе тем временем, появилась тварь, которая была омерзительна даже мне, видевшему разные ужасы Пустоты.

Масочник встал напротив, внимательно смотря на меня, на Хатун, в воспоминаниях которой я прибывал. Его глаза горели ярким жёлтым светом, разжигая внутри девочки страх, опустошая по капле её энергию жизни.

Хатун съёживается под этим взглядом, хотя даже не видит злого духа. Она чувствует присутствие чего-то инородного, чуждого самому миру живых. Крик, подобный тому, что я слышал в юрте, рвётся из её горла…

ДОСТАТОЧНО. Я ВИДЕЛ ВСЁ, ЧТО МНЕ БЫЛО НУЖНО.

Яркие всполохи огня, заставляют щурить глаза, будто от вспышки сверхновой. В разожжённом очаге, полыхают свежеуложенные дрова.

Я вновь стою внутри юрты. Время здесь практически ни куда не ушло, по сравнению с моментом моего погружения в воспоминания Хатун. Сама девочка всё так же спит, не просыпаясь на руках рыдающей от бессилия матери. Ребёнок чуть успокоился, периодически всхлипывая. Две влажные дорожки теперь стекают из её плотно закрытых глаз, как и у мамы ранее.

Теперь понятно, как масочник завладел Хатун. Дети провели ритуал, сами не понимая его опасность. Тёмный участок анимы отныне будет притягивать к себе разные сущности из Пустоты. Удивительно было не то, что из моего мира на эти действия ответил масочник, а то, что не кто-то ещё более могущественный и, следовательно, ещё более опасный.

Тонкий всхлип выводит моё сознание из раздумий. Поворачивая голову на источник звука, я уже знал, что произошло. Беспечные феи, испуганные чарами ужаса масочника, потеряв бдительность, не заметили приближение кошмарного паука. Спустившись на паутине, создание схватило двумя передними конечностями одну из них, крепко стянув несчастную в смертельных объятиях. Кошмарные хелицеры протянулись к горлу жертвы.

Вторая фея ощетинилась, словно фурия, раскинув длинные для своего роста крылья. Воинственный рык пронизывает Завесу, не проникая в Проявленный мир. Хотя мне он показался лишь писком полевой мыши.

Фея ринулась в бой. Заложив крутой вираж, набрала скорость и врезалась в паука и его жертву. На минуту мне показалось, что коварный пленитель выронит свою жертву, но хлёсткий удар ноги по спасительнице, отбросил последнюю на пол жилища. Она так и не встала, а торжествующий арахнид утянул свою жертву под потолок.

Тем верменем я чувствую, как тягучая волна страха и ужаса волной захлёстывает моё сознание. Хизия неровно пульсирует, словно одно огромное, больное сердце. Маленькие тела будто хорды, разносят отголоски тонких по своей природе чувств, в сложной кровеносной системе человеческих чувств.

На какие-то секунды даже пустотный паук прерывает свою трапезу, почувствовав восхитительный детский ужас. По мутному в Завесе телу, проходит рябь, словно отвратительное создание вот-вот исчезнет. Застывшая в его объятиях фея пытается вырваться, но мучитель быстро приходит в себя ещё сильнее стиснув несчастную. Паук выпьет её без остатка.

Сознание переносит меня в другие юрты, показывая разные семьи. Везде происходит одно и тоже. Как только время заходит за полночь, уснувшие дети начинают ворочиться во сне. Губы содрогаются в безмолвном крике, пока он не прорывается будто из самых глубин юного сознания.

Ночи обернулись кошмаром. Выводок племени, его надежда на продолжение рода, словно заболел разом. Когда на земли племени спускалась ночь, его дети будто сходили с ума. Проваливаясь в забытье сна, в их неокрепших умах, рождались кошмары, сводящие с ума. Не сведущие в беде родители лишь садятся рядом, пытаясь успокоить своих чад, проснувших в холодном поту; матери берут детей на руки, укачивают их.

Но ни что не может помочь. Истинная причина, а именно нападение духа, рождённого в Пустоте, его природа и методы борьбы с ним, примитивным оболочкам не ведомы. Признаться, я не сомневался, что против духов у них практически нет средств. Люди жили в материальном мире, не видели что происходит в Завесе, а значит, их мозг мог мыслить только в рамках осязаемого примитивными чувствами мира.

Конечно, в моих путешествиях встречались индивидумы, которые знали о существовании духов. Но их манипуляции с тонким миром, напоминали внезапно ослепшего человека, что наощупь брёл в темноте. Они понятия не имели, как взаимодействовать с Пустотой и её обитателями и не редко становились жертвами последних.

Широкими потоками хизия уходила куда-то вглубь мертвенного, застывшего леса. Все остальные духи не могли пить её – масочник замкнул потоки энергии на себе. Всё правильно. Это он сумел проникнуть в головы детей, подчинив юные разумы себе.