Страница 55 из 65
— Кровь Твоя дарует откровение, — сипло прошептал Айзек, и провернул основание отцовского кулона ещё раз, так что теперь пирамида походила на восьмиконечную звезду. Руки дрожали и не слушались, пальцы соскальзывали. Айзек снова надавил на основание. — Она есть Огнь неиссякаемый…
Пирамида полностью вошла в пазуху на панели. Айзек почувствовал дуновение воздуха с резким запахом аргона-хюлэ. Что-то было не так. Через открывшееся отверстие шёл только воздух. Айзек несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться и унять бьющееся в панике сердце.
— Пусты, пусты, всё кончено. Нет, это только резервуар с кикеоном, он не имеет ничего общего с колодцами. «У тебя есть доступ к Театру…» Но что это? Как туда попасть? Я должен… О, боги, смилуйтесь. Дайте ответ.
Айзек не замечал, что говорит вслух на разные голоса, то пародируя отца, то увещевая самого себя мудрым и успокаивающим тоном. Окружающая тишина пугала его. Стены Нэоса всегда давили на Айзека величием, но сегодняшний суеверный ужас не имел ничего общего с трепетной робостью послушника перед божеством. Айзек вглядывался в голограмму с подозрением и опаской, словно за ней прятался не любящий Господин, которому он посвятил много часов молитв, но кто-то иной, страшный и непонятный, кто мог бы растерзать его в одно мгновение.
На подгибающихся ногах он шагнул к Триптиху. Встал на колени, простираясь перед ним ниц.
— Если Ты существуешь… мой отец умер ради Тебя! Открой мне правду! Позволь спасти тех, кто остался! Господин… Мы грешны, мы мерзки перед лицом Того, Кого возомнили своим богом. Но Господин и раб — две стороны одной медали. Нет, нет, я хочу сказать другое…
Айзек поднял голову и заозирался по сторонам, будто ожидая увидеть в храме бога. Но вокруг был всё тот же давящий полумрак. Ему пришла новая мысль, он поднялся с колен и вернулся к панели. Сняв с себя кулон, другой рукой он вынул отцовскую пирамиду из пазухи и опустил её на пол.
— Кровь Твоя дарует откровение. Она есть Огнь неиссякаемый в немощном теле Земли. Кровь Твоя дарует откровение. Она есть Огнь неиссякаемый в немощном теле Земли. Кровь Твоя, — ему удалось провернуть основание своего кулона, и пирамидка плавно вошла в панель. В тот же момент в отверстии захлюпало, и чаша стала наполняться кикеоном. Айзек не сдержал ликующий возглас. Наполнив ритуальный сосуд, он снова встал перед Триптихом и закинул голову вверх, как изображалось в учебных книгах.
— Кровь Твоя дарует откровение. Она есть Огнь Неиссякаемый…
Капля кикеона упала на язык. Айзек засипел, пытаясь вдохнуть побольше воздуха. Кикеон связал рот, выступившая слюна капала на пол. Отдышавшись, Айзек опустился на колени и, выпустив сосуд, нащупал пол. Нэос вращался. Он стал еще чернее, стены наползали друг на друга. Айзек закрыл глаза, но с закрытыми глазами он продолжал видеть, и даже более отчетливо. Голографический Триптих налился плотью. Сердце Айзека сжалось. Когда он заговорил, онемевший язык едва ворочался. Звуки древнего языка с трудом вырывались из горла.
—Εάν μη έλπηται, ανέλπιστον ουκ εξευρήσει. Εάν μη έλπηται, ανέλπιστον ουκ εξευρήσει… Аскиос! Аксиос! Аксиос!
Эхо повторило его воззвание, и Айзеку показалось, что он уже слышал этот голос. Чужой, глубокий и звучный голос. «Аксиос!»
— Ум, Утроба и Сердце есть Одно.
— Двое есть одно, — послышалось ему.
— От Незаходящего ничто не скроется.
— Ничто не скроется… — повторило эхо.
Айзек услышал дребезжащий звон, словно рассыпались легкие металлические предметы. Звук нарастал, становился интенсивнее. Голографический Триптих теперь казался восковой скульптурой. Несуществующий ветер трепал полы одежд неподвижных Фигур.
Стараясь перекричать звон в ушах, Айзек заставил себя произнести последние слова воззвания:
— Ибо здесь присутствуют боги! Так говорю я, Айзек, последний ребенок Амвелеха, благословенного города колодцев!
Несколько секунд ничего не происходило, но потом Айзек увидел себя самого расталкивающего Фигуры Триптиха в стороны. Это было так неожиданно, что он не смог этому помешать. Фигура Хора упала и рассыпался на куски, похожие на комки влажной земли. С Тэкноса он сорвал капюшон, и под ним увидел голову женщины, прекраснее которой никогда не видел. Он глядел на нее, забыв обо всем на свете. С вожделением, со страстью, с любовью, с обожанием, с нежностью, с презрением. Она вытянула левую руку в сторону, рукав облачения соскользнул к локтю, обнажая окованные золотыми кольцами запястья. Женщина тряхнула рукой, и браслеты завибрировали, ударяясь друг о друга и создавая тот дребезжащий звук, что Айзек уже слышал. Она встряхнула рукой еще раз, а затем затрясла ею в одном ритме, создавая особую вибрацию, от которой у Айзека заломило в висках. Закрыв уши руками, он отпрянул.
Теперь женщина была не одна. Она совокуплялась с черным, как смола, мужчиной. Айзек отвернулся, но снова увидел голую спину женщины и её ритмично поднимающиеся бедра. Браслеты на руках подпрыгивали. Звяк. Звяк. Звяк. В ушах мужчины блеснули серьги, и Айзек узнал его. Аарон смотрел на него не отрываясь, возвышаясь над красиво очерченным плечом женщины и продолжая движение. Его взгляд не выражал абсолютно ничего. Айзеку было стыдно и приятно наблюдать за ними. Он прятал глаза, но продолжал видеть. Необычайное волнение теснило его грудь. Женщина упала на спину, закидывая назад руки, и перед глазами Айзека поплыло. Ему показалось, что он видит единое существо, черное и блестящее, пульсирующее бесконечными сочленениями, дышащее как могучий поршень насосной станции. Айзек зажмурился что было силы, и когда открыл их, женщина стояла перед ним одна. Она вытянула левую руку и снова ударила браслетами.
Он оказался в саду. Вместо деревьев здесь росли высокие гуманоидные существа с плотной чёрной кожей и такими же черными белками глаз. Их ступни вырастали из земли, а руки тянулись к небу. Почва была сухой и каменистой, деревья с человеческими лицами и руками умирали. Уловив движение, Айзек повернулся и увидел животное с умными внимательными глазами. Волчица выскочила из ниоткуда, и прижалась к его ногам, поднимая на него умоляющий взгляд. Её изжеванные сосцы волочились по земле. Айзек хотел коснуться её шерсти, но волчица бросилась прочь, словно её спугнули. В ней было что-то знакомое.
Волчица привела его к черной реке. Заигрывая и играя, она стелилась по земле перед его ногами, но когда он приблизился, прыгнула в воду, став частью расходящихся на поверхности кругов. Оглядевшись, Айзек понял, что когда-то река была шире. Он ступил в черную воду. Река была плотной и гладкой, похожей на материал для линотаракса. Она прогибалась от его шагов, расходилась в стороны, а затем накатывала жирными черными волнами, облепляя ноги. Айзек погрузился по пояс и остановился. Опустил в воду пальцы и поднес их к лицу. Аргон-хюлэ. В невероятной концентрации. Люди в саду были покрыты им от корней до белков глаз. Айзек лизнул пальцы и узнал вкус кикеона. От резкого вкуса сознание прояснилось и он вспомнил, кто он. Пошатнувшись, Айзек отступил назад, всколыхнув гладкую поверхность реки. Испугавшись, он коснулся лба очищающим жестом и замер. Прямо перед ним вода поднялась как натянутая на чью-то могучую спину простынь. Человек разогнул спину и выпрямился в полный рост. В ушах гиганта блестели серьги, воссозданные из того же материала, что и он сам.
— Аарон…
Гигант надавил на голову Айзека огромными ладонями, заставляя его опуститься под воду. Он был так силен, что Айзек не успел даже всхлипнуть.
— Не бойся, Айзек, — услышал он голос Аарона в голове. Затем раздался женский смех, и всё потонуло в черноте.
Исмэл вышел в центр Агоры, приветствуя воздетыми вверх руками беснующуюся толпу виртов. Его взгляд скользнул по рядам аватаров и голографических двойников архонтов, и остановился на одном из жрецов.
— Гражданская война закончена. Я хочу, чтобы народ Амвелеха сам выбрал свой дальнейший путь, — заговорил он под одобрительные возгласы. — Как в старые добрые времена, пусть это решится на Народном собрании. Этого захотел мой брат, и я согласен с ним.