Страница 46 из 65
— Кто она? — спросил он, пытаясь собраться и вспомнить, что мог упустить.
— Приемная дочь Ликократа, прежнего эфора илотов, ставленника Амвелеха. С илотами нас связывают давние деловые отношения, — Терапевт остановился у двери и стянул с рук перчатки. — Второе похищенное дитя. Ликократ воспитал из нее демона, но не скажу, чтобы мне это было не по душе.
Терапевт глядел на него с прежним безразличным выражением. Лицо было неподвижным и древним.
— Вирты… — сказал он. Губы задергались, но он так и не улыбнулся. — Ступай, помоги своему отцу, как она простит, взамен я подарю тебе Еву-2. Она мне уже надоела.
— Но почему?.. Зачем ты мне всё это рассказал?
Терапевт молча смотрел на Исмэла, скорее, ища в вирт-шлеме свое отражение, чем пытаясь прочесть нечто на его лице, затем пожал плечами.
— Кто знает? За вами будущее.
Комментарий к Глава двадцатая. Сад земных наслаждений
Сомафилы, если вы вдруг сами не догадались, это те, кто любит и всячески превозносит человеческое тело. От греческих корней «сома» и «филия».
========== Глава двадцать первая. Великая вечеря птиц ==========
Линотаракс скрывал признаки пола. В нем Руфь чувствовала себя сильной, не собой, но кем-то другим. Почти как в Сети.
Руфь ненавидела свое тело. Она чувствовала себя заложником своей женственности. Намотав на кулак волосы, она взяла ксифос и, переключив на нужный режим, попыталась их отрезать. Это оказалось куда больнее, чем она себе представляла. В симуляциях это выглядело легко и эффектно, но реальность была куда более ригидной. Разочаровывающей. На любое вмешательство она откликалась болью. Исмел говорил, что боль необходима, но что он мог знать о боли? Руфь любила его, но он был мужчиной. Она была уверена, что представления о боли у мужчин и женщин разные. На глаза наворачивались слезы, и Руфь разозлилась на саму себя. В реальном городе ее удел — слабость.
Исмэл искал выход, Исмэл жаждал бессмертия, Исмэл думал о том, чтобы договориться с киберами, чтобы они создали для человека совершенное тело. Он был помешан на контроле и власти. На верховном жреце Абрахаме и Театре. Ему не было дела до нее. Ему нужен был предатель из числа стратегов, а не она сама. Руфь мечтала раствориться в Сети. Она была слишком слаба, чтобы желать бессмертия. На пол упали клочки волос, спиленные или вырванные с корнем. Маленький дулос уборщик, выкатился из своей ниши и всосал их в тонкую трубку. Что они делают с органическими отходами? Перерабатывают и поставляют нам в качестве пищи? Руфь знала, что дело обстоит не совсем так, но все же ощутила как к горлу подкатывает ком. Многие, такие, как благословенная, ныне покойная, госпожа Эстер, пытаются обмануть себя и реальность, заменяя изношенные тело кибербиологическим материалом. Они боятся старости и болезней тела, так почему же они не понимают тех, кто желает избавиться от тела совсем? Разве им не знакомо отвращение? Разве подобает великой жрице придаваться гнусным физиологическим испытаниям каждый месяц? Руфь закусила губу, давя смех. Или она первым делом удалила матку и всю непригодную к материнству репродуктивную систему, чтобы забыть о чудесной и омерзительной женской природе. Пусть так, но что насчет других физиологических потребностей тела? Выступает ли у нее пот? Как она избавляется от отходов пищеварения? Руфь рассмеялась. Ничто не разрушает так величественный образ, как естественные потребности организма.
Руфь поглядела на себя в зеркало. Чёлка висела скомканным и переломанным пучком. «Симулякр» — это отражение в зеркале. Изображение на гладкой поверхности стекла. Исмэл, несущий на себе печать ублюдка и полукровки, всегда был слишком серьезен. Он забыл, что «Симулякр» — прежде всего игра. Они все забыли об этом — даже она сама. Почему её заботит судьба лицемеров, примкнувшим к фундаменталистам? Куда справедливее было бы выкинуть их из Сети, закрыть доступ, оставить наедине с их пресловутыми традиционными ценностями и выедающим мозг морализаторством. Они сожрут друг друга, когда вокруг больше не будет других врагов. Исмэл поступил бы так, если бы был уверен, что уход в зазеркалье не станет ловушкой. Если бы он мог забрать с собой и само зеркало! Он боится, что его разобьют здесь, в реальности. Патологическая неуверенность и страх перед неподатливой реальностью не позволяла им сделать этот последний шаг. Девочка, которая всё еще пряталась в Руфи, верила, что зазеркалье Сети не знает границ, что поверхность стекла — мост, который следует сжечь за собой и забыть, как страшный сон. Но Руфь взрослая, с трудом добивавшаяся своего положения среди пренебрежения мужчин и снисходительности женщин, продолжала в страхе оглядываться назад. То же делал Исмэл, а ведь за ним шли все вирты.
CsO, Театр, заигрывание с Генезисом — Руфь чувствовала смертельную усталость, когда думала об этом. В действительности она не беспокоилась о тех, кого Исмэл лишает выбора, она просто не хотела, чтобы их избранных круг разбавился толпой неуравновешенных болванов. Другие не заслужили этого шанса. Виртам не нужны те, кто предал их изначально.
Вернувшись в комнату, где временно размещалась их группа, Руфь нашла свободное, более или менее комфортное место и скользнула в Сеть.
— Исмэл, — постучалась она в неактивный профиль, — Исмэл! Где ты?
В статусе застыло последнее сообщение: «Со мной всё в порядке. Мне нужно подумать», которое он прислал полчаса назад. Руфь охватило беспокойство. Она переключилась на поиск по Виртуальному Городу, но Исмэл действительно хотел, чтобы его оставили в покое — он исчез целиком и полностью. Это не означало, что его нет в Сети, но найти его было там невозможно. Одна из возможностей Сети, которую сама Руфь ценила превыше закона об анонимности — возможность побыть невидимкой, молчаливым наблюдателем, бесплотным духом. В реальности нельзя и быть, и не быть одновременно, в Сети возможно почти всё. Руфь знала это, но сегодня мертвенно серый профиль Исмэла пугал её до чёртиков. Что если он действительно вышел из Сети совсем? Эта мысль была сродни вести о смерти.
— Исмэл, пожалуйста, не молчи. Ты здесь? Ты же здесь? Ответь мне.
Профиль оставался серым. Руфь запаниковала. Не выходя из локации Исмэла, она нашла значок Кедара.
— Кедар! Ты можешь отследить вирт-шлем Исмэла? Это срочно.
— У него проблемы? — значок выпрыгнул на первый план и загорелся любознательным зеленым. В подобных ретро-чатах до сих пор использовали цвета дулосов, для выражения эмоций.
— Я не знаю. Возможно, ничего страшного. Он просто не отвечает. Пока рано бить тревогу, но я хотела бы убедиться.
— Не вопрос, — ответил Кедар. — Я попробую.
Время тянулось мучительно долго. Руфь успела рассмотреть значок Кедара вдоль и поперек, изменить кое-какие настройки у себя, когда наконец ее собеседник оживился, и к ней поступили координаты.
— Что он забыл в ангаре триер? — удивилась Руфь, и статичный аватар Кедара засиял цветом недоумения.
— Кажется, у него проблемы. Он там не один, — Кедар замолчал. Руфи пришлось медленно досчитать до десяти, чтобы не сорваться на истеричное сияние. — Там по меньшей мере один отряд вирт-гоплитов… с Террахом во главе.
— Они в Сети? В Вирте?
— Нет. Там только знаки отличия. Они по-прежнему предпочитают реал.
— А Исмэл?
— Чёрт его знает. Он шифруется весьма старательно. Что будем делать?
— Какого черта он пошел без нас? — Руфь все-таки врубила гневное багровое сияние. Но подумав, убрала его. — Кажется, я знаю, что он там делает. И почему отправился туда без нас.
— Почему?
— Потому что он решил, что это его личное дело. Семейное дело.
Кедар не ответил, но его значок засиял белым светом.
— Одно непонятно, с каких пор вирт-гоплиты входят в его семью? Я чего-то не знаю?
Руфь невольно улыбнулась. С тех пор, как Кедар стал птенцом, с ним стало гораздо приятнее общаться.
— Думаю, они там лишние.
— Тогда он не будет возражать, если мы уберем всех, кто может помешать нашему лидеру надрать задницу своему верховному папаше? — знак Кедара подпрыгнул несколько раз.