Последние дни Амвелеха

— Но кто, — гор­ло Ай­зе­ка пе­ресох­ло. — Кто зло­дей, изоб­ли­чен­ный бо­гом?

Отец от­нял мас­ку от ли­ца, и Ай­зек от­сту­пил на шаг, ед­ва не зап­нувшись о длин­ные по­лы те­ат­раль­ной хла­миды. На мес­те от­ца был Ис­мэл, и он улы­бал­ся.

— Ты по­нял, но хо­чешь ис­пы­тать ме­ня, — пропел он игриво, превращая трагедию в фарс.

— Сло­ва твои не­яс­ны: го­вори!

Ис­мэл воз­дел ру­ки, об­ра­ща­ясь к Мас­кам:

— Увы! Увы! Как тя­гос­тно пред­ви­деть, ког­да нель­зя пред­ви­день­ем по­мочь! — обер­нувшись, он вдруг ука­зал на Ай­зе­ка паль­цем: — Ты тот, ко­го мы ищем, ты — убий­ца!

И Ай­зек зак­ри­чал, зак­ры­вая ли­цо ру­ками.

— Нет! Нет! Я это­го не де­лал!

Айзек задыхался. Какое-то время он громко и загнанно дышал, не понимая, что произошло. Сев на узкой койке, он попытался смахнуть прилипшую к влажному лбу прядь, но, едва коснувшись лба, ощутил липкую от пота кожу, мокрые от тревожного сна волосы и отдернул руку. Потеющая, трясущаяся от страха, органическая оболочка, называемая телом, вызвала в нем приступ тошноты. Через несколько секунд, он снова заставил себя поднести руку ко лбу и дотронуться до влажных волос. На этот раз у него получилось, и Айзек немного успокоился. Приступ прошел, оставив только мерзкое послевкусие от кошмара.

Синдром отторжения проявлялся у некоторых виртов из-за слишком долгого разделения сознания и тела, его называли «картезианским разломом». Многие, в числе которых был и его брат Исмэл, видели в этом естественный этап эволюции, но большинство считали его симптомом психологической зависимости от Сети. И Айзек склонялся ко второму. Здесь в триере, в отрыве от привычных удобств и развлечений Амвелеха, он не мог перестать думать о сетке датчиков, оставленной дома. Он скучал, он хотел раствориться в Сети и убить само понятие времени, которое сейчас, казалось, вовсе никуда не двигалось.

Прошло три дня с тех пор, как тяжелая гусеничная триера покинула стены Амвелеха. Абрахам отмалчивался и скрывался в своем отсеке, и Айзек, предоставленный сам себе, всё больше падал духом. Намеки брата остались далеко позади, но он все равно чувствовал себя виноватым. Буря, бушевавшая снаружи уже вторые сутки, затрудняла движение и навигацию. Опасаясь, что песок выведет из строя всю систему, им пришлось остановиться и загерметизировать все выходы и механизмы вездехода, пережидая пик бури. И это промедление сводило с ума. Айзек слонялся по отсекам триеры, говорил с Элизаром, их фамильным дулосом, подолгу лежал на кровати, смотрел в потолок или спал. Он открывал узкие смотровые проемы иллюминаторов, чтобы увидеть там только неразличимый первозданный хаос частиц. Айзек замечал, что его мысли бегут по кругу. Появляются из ниоткуда, скребут по поверхности сознания, оставляя чувствительный след, уносятся прочь и возвращаются, процарапывая ту же болезненную борозду ожидания и тревоги. Айзек казался себе недостатком, нехваткой, жаждой. Он только сейчас понял, что такое Пустыня. И что такое Сеть. Пустыней был он сам — он был ничем, желающим вобрать в себя хоть что-нибудь, чтобы раствориться в этом и забыть пустоту размером с целый мир. Он пытался молиться, но Господин оставил его.

— Элизар…

— Да, господин.

— Ты когда-нибудь думал о том, зачем тебя создали?

— Я знаю, зачем меня создали. Нет необходимости об этом думать, мой господин.

— И тебе этого хватает? Этого знания?

— Да, господин.

— Почему?

— Потому что я дулос, мой господин. Не человек.

Айзек приподнялся на локтях и посмотрел на мигающий синий огонек эмоции, означавший покой и участие.

— И что это значит?

— Я не знаю смерти, мой господин. И не знаю свободы.

— Но ты же разумен?

— Да. Благодаря разговорам с вами, мой господин, моя программа эволюционирует. Но каждая созданная вещь имеет пределы развития. Только человек их не имеет.

— Ты повторяешь слова моего отца.

— Да, господин.

— Ты понимаешь их смысл?

Огонек замигал, меняя оттенки от темно-синего к светло-голубому, затем замер.

— У меня нет информации об этом. Есть информация о значении этих высказываний из базы древних текстов. Какие именно вас интересуют?

— Нет, ты в это веришь?

— У меня нет функции веры, господин. Я могу только знать.

— Жить между этих твоих знаю-не знаю очень скучно, не находишь?

— У меня нет функции скуки, мой господин.

— У тебя нет ничего!

— Если вы говорите о чувствах, то именно так, мой господин. Я не человек.

— Хотел бы и я иногда не быть человеком. Только знать. Не сомневаться, не бояться. Не чувствовать стыд и вину за то, что уже исправить нельзя. О, как это было бы удобно, — Айзек сел на койке, опираясь о край руками, — и бесчеловечно. Сколько погибших сегодня?

— Сто двадцать шесть человек.

— Как могло это произойти, Элизар? Они ведь хотели спасти Амвелех, а не уничтожить. Зачем они убивают друг друга?

— Лидер мятежников считает, что для запуска программы «Симулякр» необходима перезагрузка Театра, доступ к которому есть только у вашего отца и еще шестерых старейшин, четверо из которых уже мертвы.

— Но почему?!

— Их сознание было заражено вирусом «Ризома», сгенерированным группировкой виртпрограммеров, так называемых «птенцов», под началом вашего брата. Террористы заявили, что они готовы предоставить программу-антидот, в обмен на доступ к Театру, но старейшины не стали вступать с ними в переговоры, — вопрос Айзека был не об этом, но он не стал прерывать доклад дулоса. — Архонт Филон был убит во время захвата Агоры, достопочтенная Эстер погибла при невыясненных обстоятельствах сутки спустя. Архонты Верхней Стои сами вскрыли себе вены. Местонахождение архонта Ямвлиха неизвестно.

— А Террах? Что делает Террах? Как он позволил этому случиться в каких-то три дня?

— Сторонники «Симулякра» взломали систему безопасности Совета. Нападение было неожиданным и застигло гоплитов врасплох. Имела место измена в верхних офицерских чинах. Проблему удалось устранить, но слишком поздно. Архонты были заражены.

Айзек спрятал лицо в ладонях. Люди гибнут, пока он и первый архонт Амвелеха погребены здесь заживо под песком. И он, отчасти, является тому причиной. Навязчивая мысль: «Я не предупредил отца», — не давала покоя.

— Когда план террористов провалился, и Внутренняя Сеть была заблокирована, столкновения начались в Реальном Городе. К сторонникам проекта «Симулякр» присоединились практически все вирты. Действия по блокировке Сети, предпринятые вирт-гоплитами, были расценены как угроза Сети как таковой. В их среде распространилась дезинформация, что Совет планирует уничтожить Сеть через Колыбель. В данный момент главнокомандующий Террах объявил военное положение. Такова последняя полученная информация.

— Безумие. Он говорил о вечной жизни, а сам только и делает, что убивает. В чем смысл, Элизар? Стоит ли Сеть таких жертв?

Айзек смотрел на любознательный огонек Элизара, понимая, что тот не способен дать ответ на этот вопрос. Больше всего Айзека пугала собственная нерешительность. Что если бы Исмэл ему сказал, что архонты решили уничтожить Сеть? Разве он не взбунтовался бы против этого? Всё, о чем он мог думать в иные минуты, была сетка нейродатчиков, которая дожидалась его дома. Ничего особенного — только связь и доступ, развлечение и удобство, идеальное безопасное и контролируемое тобой пространство, ощущение свободы и покой. Он часто использовал Сеть для молитвы: тем самым уверяя себя и отца в ее безвредности и полезности. Сейчас, в отрыве от точки доступа, Айзек понимал её реальную мощь. Понимал, чтó толкало пугливых виртов выходить в опасную неконтролируемую физическую реальность — еще больший страх, страх потерять всё то, чем они жили и во что верили.

Отец был неразговорчив и угрюм. Хотя они ужинали вместе, Айзек чувствовал себя в рубке отца еще более одиноким, чем в своем отсеке.

— Элизар сообщил, что завтра буря стихнет.

Архонт кивнул, ничего не ответив. Айзек в отчаянии сжал вилку.