Последние дни Амвелеха

— Вот как вы вызываете религиозные чувства в сердцах своих последователей, архонт Ямвлих? — Исмэл посмотрел на жреца. — Посредством дешёвых технологических трюков?

Прежде чем архонт ответил, изображения погасли. Исмэлу показалось, что вокруг воцарилась тишина, хотя это было далеко не так. Наоборот, все архонты заговорили разом: один возмущался их присутствием на священной Агоре, другой пытался вразумить, третий — выяснить их цели. Только Ямвлих сохранял спокойствие. Его преисполненное достоинства молчание пристыдило остальных, и один за другим голоса снова смолкли.

— Это только увеличенные копии, ничего больше, — ответил архонт в наступившей тишине. — Их использование — дань традиции. Если они пробудили в тебе религиозные чувства или, что более вероятно, злобу, в этом только твоя заслуга, — архонт указал на Исмэла худым, длинным пальцем. — Твоя и твоей нечистой совести, — рука снова исчезла в широком рукаве жреческого хитона. — Что тебе нужно, Исмэл, сын Абрахама и Хэйгар? Как смели вы ворваться на священную Агору?

Исмэл окинул взглядом других старейшин, затем, чему-то усмехнувшись и переступив с ноги на ногу, снова посмотрел на Ямвлиха.

— А как смел ты, Святейший, упоминать имя моей матери? После того, как обрек её на гибель?

— Так дело только в мести? Ты здесь, чтобы отомстить?

— Нет, — ответил Исмэл. Он улыбнулся, покачал головой и повторил громче: — Нет! Мы здесь затем, чтобы получить доступ к Театру, архонт. Ничего больше.

— Ничего больше? — повторил Ямвлих и расхохотался. Его борода колыхалась из стороны в сторону. — Дурак! Ты не знаешь, чего просишь!

Все старейшины теперь смотрели на Исмэла. В отличие от второго архонта, на их лицах не было и тени улыбки.

— Почему же? Знаю, — ответил Исмэл, повышая голос. Ему не понравилась реакция Ямвлиха. — Доступ к суперкомпьютеру, который управляет Системой жизнеобеспечения. Он же является первоисточником Сети. Нам необходим полный контроль над Сетью. Я думаю, ты понимаешь почему.

Ямвлих презрительно сморщился. Исмэл разозлился.

— Тебе не одурачить меня сказками! Мне осточертели ваши тайны! Театр — это только компьютер, ничего больше! Доступ к нему означает власть, именно поэтому вы окутываете его ореолом таинственности и страха. Разве я не прав?

Оттеснив товарища, который держал Ямвлиха под прицелом, Исмэл взял из его рук ксифос и сам направил его в грудь архонта.

— Мне нужен доступ, — уже спокойно закончил он. — Не вынуждай меня прибегать к последним мерам, Святейший.

— Сказками, — прошипел в ответ Ямвлих, подавшись вперед, игнорируя направленное на него оружие. — Сказками! Кто имеет уши, слышит. Ты же глух к тому, что я говорю. Я не могу дать тебе доступ, убирайся со священной Агоры, не позорь её своим присутствием!

На мгновение взгляды встретились, и Исмэл успел заметить, что за негодованием в глазах архонта прячется страх. Ямвлих откинулся назад и царственным жестом, каким отгоняют дулосов, отмёл его от себя, но Исмэл не обратил на это никакого внимания, он был поражен увиденным.

— Чего ты боишься, жрец?

— Мы можем пересмотреть решение касательно «Симулякра» и… выделить финансирование, — трусливо заметила Эстер. Ямвлих бросил на нее разъяренный взгляд, и жрица поспешно добавила: — Но это всё, что мы можем вам предложить.

— Этого недостаточно.

Исмел обвел взглядом всех архонтов. Теперь, когда голограммы были выключены, они выглядели не так внушительно. Некоторые даже жалко. Видеть страх на лицах старейшин из числа Семерых было приятно, но Исмэл чувствовал, что здесь что-то не так. Чего они боялись? Смерти? Того, что их власть утекает? Или приближения времен Хаоса, предвестниками которого они их считают? Нет, дело было в другом. Он уже видел этот стыдливый страх раньше, сталкивался с ним каждый раз, когда пытался выяснить, что представляет собой Театр на самом деле. И в тех случаях, когда его вопросы не тонули в мишуре мифов и домыслов, известных каждому амвелехцу с детства, он натыкался на стену молчания. Словно Театр хранил в себе какую-то постыдную тайну, которая заставляла замолкать каждого, кто о ней хоть что-то знал. Эта мелочь, бывшая, скорее всего, следствием суеверий и религиозного фанатизма, тем не менее, беспокоила Исмэла.

— Исмэл, — негромко окликнула его Руфь. — На переговоры больше нет времени.

— Она права, — громко подтвердил Калеб, пристроившийся у прямоугольника двери, в котором торчали дулосы. Он сместил вирт-пластину с затылка на шею. На его лице, как всегда, сияла улыбка, будто он собирался поделиться хорошими новостями. — Внутренняя Сеть изолирована. Физические выходы, кроме этого, — он ткнул пальцем влево, — заблокированы. Сервер, куда мы перенаправили сигналы вирт-шлемов тоже, скорее всего, обнаружен. Вирт-гоплиты спешат сюда на всех парах.

Исмэл повернулся к Ямвлиху.

— Убей нас, — ровным голосом сказал архонт. Исмэл поймал его взгляд — сильный, уверенный, фанатичный. Такой же взгляд был у архонта Абрахама, его отца. — Но ты не получишь то, чего просишь, грязный илот. Никогда.

— Илот? — губы лидера виртов дрогнули. — Это обычное оскорбление или прошлое не даёт тебе покоя, архонт Ямвлих?

— Калеб, — сказал Исмэл спустя мгновение, не сводя взгляда с Ямвлиха, — возьми у Руфи шлем. Кедар, — вирт с водянистыми пустыми глазами едва ли не впервые за всё время пребывания на Агоре оторвал взгляд от пола. — Подготовь наших дулосов ко встрече гостей.

— Понял, — сказал парень и побрел к коридору, подволакивая ноги и подтягивая сумку на плече.

Руфь перебросила Калебу свой шлем, и тот, прежде чем скрыться в коридоре, ответил ей ободряюще-восхищенным жестом и подмигнул. Усмехнувшись, Руфь вновь уставилась на жрицу. Теперь ей уже не было дела до того, что та о ней думает. Чем ближе был кульминационный момент операции, тем невыносимей становилось ожидание. По спине Руфи бегали холодные мурашки.

— Мы не будем вас убивать, — снова заговорил Исмэл, обращаясь к Ямвлиху. — Это было бы слишком просто, архонт. Мы дадим вам время подумать. Подумать обо всём. И это куда гуманнее, чем изгонять слабую женщину в пустыню.

Во взгляде второго архонта мелькнуло понимание, он поднялся с места:

— Ты… — но было поздно. Парализатор сотряс ударом его тело, и он рухнул обратно на скамью. Только подрагивающие зрачки говорили о том, что архонт жив и в сознании.

Жрица Эстер вскочила, но тоже упала навзничь, дернувшись от удара парализатора. Падая, она ударилась о скамью спиной и неуклюже сползла на пол.

Руфь засмеялась — хриплым, каркающим смехом, который ей не понравился, но она не сумела его сдержать. Она опустилась перед Эстер на колени и достала из наплечной сумки специальный прибор с длинной, дугообразной иглой на конце.

— Всё в порядке? — спросил Исмэл. У него в руках был точно такой же предмет.

— Да, просто… — ее объяснение прервалось новым приступом смеха. — Я столько раз это делала в Сети, что сейчас мне все это кажется нереальным. Нереальная реальность, понимаешь? Жрица упала, как мешок. Какая физика, чёрт возьми! Как настоящее… — она попыталась спрятать нервный смех за улыбкой. — Не бери в голову, Исмэл, всё хорошо. Я впервые за долгое время прикасаюсь к человеческому телу, и как-то не думала, что это будет жрица Эстер.

Исмэл кивнул. Он понимал состояние Руфи. Нечто подобное, наверное, чувствовал каждый из них. «Нереальная реальность» — так она сказала.

— Держи себя в руках.

— Да, Исмэл. Прости.

В коридора послышался нарастающий шум, лязг, механические голоса полицейских дронов, звучащие жутко в раскатистом эхе пустой Агоры. Разобрать их слова не представлялось возможным. Вероятно, они призывали мятежников сдаться. Угрожали изгнанием всем, кто будет оказывать сопротивление. Дулосы, добропорядочные слуги и любимые дети, у который снят первый уровень «Азимова запрета», отключена функция доброты и любви к ближнему, спешили произвести арест опасных преступников. Но пока оставался блок второго уровня, блок на физическое уничтожение человека, дулосы не могли их убить. Насколько было известно Исмэлу этот «запрет» мог быть снят только с санкции троих архонтов, один из которых непременно должен входить в Совет Семи.