Страница 4 из 6
Солнечные зайчики от фонариков пляшут совсем рядом. Первыми идут Чарли и его новая жена. Чарли кричит, что Марине не причинят вреда, что она должна сделать то же, что все остальные, и тогда всё будет в порядке. Он кричит, что любит её, и что она — самое важное, что у них есть. Девчонка с порезами на лице жмется к нему, громко и ненатурально смеётся, издевательски кричит: «Мамочка! Спаси меня! Где ты, мамочка? Мне страшно!»
Вандал идет молча, сверкая фонарем во все стороны. Воображение Марины рисует на его лице решимость и полное отсутствие мыслей. Преследователи кажутся Марине шумным стадом кабанов.
— Мне как-то не по себе, — говорит Ворона где-то совсем рядом. — Подожди, Слэер. Давай покурим.
Они идут последними, без фонаря. Девушка садится на ту корягу, за которой прячется Марина. Та вдавливает лицо в мягкую землю, чтобы не дышать. Ей кажется, что её выдает сердцебиение, но Ворона продолжает вздыхать. Тянет сигаретным дымом, и у Марины скручивает внутренности от желания курить.
— Догоним, они плетутся, как черепахи. Я надеюсь, эта девчонка уже сбежала домой.
Слэер говорит что-то неразборчивое и тоже садится на поваленное дерево.
— Крутая получилась вечеринка, — говорит он. — Не жалею, что пришел.
— А я не уверена.
— Трусиха.
— Не, ну правда жутко. И Чарли выглядит порой как натуральный псих. Хотя все мы…
— Что из того? Я не заметил, что тебе так уж не понравилось, когда ты с ним сосалась.
— Ну…
— Да ёбаный в рот! Расслабься! Если хочешь домой в тёплую постельку, так вали, никто не держит!
— Не заводись.
— Тут что-то настоящее. Стоящее, понимаешь? Я впервые за долгое время чувствую себя по-настоящему живым. Свободным. Чарли прав, мы должны наплевать на правила. Кому они на хрен сдались? Я ненавижу этот лицемерный мир. Эти рожи. Уродов, которые твердят что-то о морали и нравственности, а потом вербуют нас, чтобы нас мочили в сортире сначала свои же, потом убивали какие-нибудь мудацкие чечены. И меня же, блядь, никто, сука, не спрашивает! Все делают вид, что это, блядь, нормально. Что это, блядь, мой долг! Какой на хуй долг? Перед кем? Меня батя с умным еблищем каждый день лечит, а сам, сука, только способен бухать и избивать мать. Ходит вечно вся синяя. Убил бы ублюдка… Меня это заебало, понимаешь? И так везде! Меня заебало так жить!
— Да я понимаю. Меня тоже бесит, но причем тут эта девка?
— Да ни при чем. Она всех раздражает. С какого хуя она врезала Чарли?
— Но…
— Заебала «нокать», Ворона. Либо ты с нами, либо вали. Ничего с этой девкой не случится. Чарли поприкалывается, устроит какую-нибудь хрень с умеренным членовредительством типа того, что было на поляне, растянет на пенту, прошепчет свои заклинания и всё. Чё ты паришься? Это только игра. Иди сюда.
— Эй-эй, руки! — Ворона неуверенно хихикает.
— Скажешь, что тебя не повело? Я видел тебя на поляне. Ты потекла от одного поцелуя, готова была отдаться Чарли прям там, при всех.
Марина слышит возню и шумное дыхание. Она поднимается из-за своего укрытия в полный рост и заносит камень над головой. Её лицо черно от земли, но белки отражают свет. Она скалится — это последнее, что видит Ворона, прежде чем на нее падает Слэер и заливает её лицо кровью.
========== Часть 3. Салочки ==========
Марина надеется, что ударила сильно. Она сжимает камень в обеих руках и держит его над головой, чтобы повторить удар, если понадобится, но Слэер валится на Ворону и больше не двигается. Девчонка под ним верещит и машет руками, пока, наконец, не скидывает его с себя. Слэер падает на землю, а Ворона вскакивает с поваленного дерева и отпрыгивает подальше от тела. Она не смотрит на него, не пытается проверить пульс, как-то помочь или, наоборот, сбежать из страха за свою жизнь. Вместо этого она вся трясется от ярости, тыкает в Марину пальцем с острым черным ногтем и, брызгая слюной, орёт.
— Ты убила его! Убила! — лицо Вороны в крови Слэера и вместо того, чтобы напугать её, Марина вдруг пугается сама. — Тупая сука! Долбаная, ебанутая сука!
— Убегай! Иначе я и тебя убью! — кричит Марина, тараща на нее глаза и потряхивая над головой своим камнем. — Я могу тебя убить, я уже убила двоих!
Ворона замечает неуверенность в её голосе, нелепость Марининых движений, и её разбирает истеричный смех.
— О, Боже! Какая ты дура! Видела бы ты себя со стороны. Мне плевать на твой камень. Плевать, — Ворона, только что пытавшаяся образумить Слэера, смотрит на Марину с презрением и злостью. — Нас больше, и они все идут сюда. Чёрт, ты и правда больная…
Она качает головой. В ночной тишине, звенящей после крика, Марина слышит треск, бесконечные шорохи и топот. Чарли возвращается молча, без окриков и язвительных реплик. Марину выхватывают из тьмы лучи фонарей. Свет бежит по подранным колготкам, слепит глаза. Марине кажется, что она чувствует его тепло, но это нечто иное — это по её телу пробегает волна страха. Ноги словно прирастают к земле. Марина чувствует себя голой в слепящем свете фонарей. Она закрывает лицо от ярких бликов.
— Это тебе лучше бежать, зайка, — говорит Ворона. Близость Семьи придаёт ей уверенности. Она ловит себя на мысли, что Слэер был прав: чувство превосходства и силы поистине прекрасно.
Марина узнаёт этот взгляд и понимает, что лес её обманул. Снова.
Чарли опускается перед Слэером на корточки и щупает пульс. Его голова перемотана тканью, оторванной от его же футболки. Судя по его уверенным жестам, Чарли чувствует себя гораздо лучше.
— Он жив, — объявляет он. — Просто в отключке.
Ворона кивает и улыбается. На её лице нет облегчения, потому что она была уверена в этом с самого начала. Или ей просто всё равно, потому что лес её уже проглотил и переварил — так думает Марина.
— Ты никого не убила, — говорит Ворона. Громко и насмешливо. — Ты рада? Камень с души, ведь правда?
Чарли смеётся. Его смех подхватывают остальные. Они светят в лицо Марины фонарями, скользят лучами по ногам, по порванному, когда-то красивому платью и хохочут.
Марина вдруг понимает, что для них всё это не всерьез. Для них это игра в прятки в тёмном страшном лесу. Пугающая, но абсолютно безопасная, потому что в кругу друзей, потому что рядом с ними Чарли. Они идут за ним, потому что он «водит», потому что он единственный способен отвечать за свои поступки и поступки других. Но она, Марина, в этом кругу лишний элемент. Она — странная и жуткая. Она не понимает шуток и правил игры, но в этом её ценность. Она здесь для того, чтобы члены Семьи ощутили свою силу и сплоченность. Чарли знает, что делает. Он даёт своим адептам то, чего они хотят. То, что им нужно, чтобы стать дружной семьей.
Мрак и Вандал подхватывают под руки Слэера. Ворона толкает Марину в спину, заставляя идти вперед. Под конвоем Марина идет по направлению к поляне, не предпринимая больше попыток к бегству. Лес давал ей шанс дважды, и дважды она его упустила. Следовало бить наверняка, со всей силы, острым краем в висок, дробя кости черепа и достигая мозга. Но она не смогла, не справилась. Что бы ни происходило, Марина остается мягкой, как хлебный мякиш. Она выбрасывает камень в кусты, потому что он больше не нужен.
— Тебе не следовало убегать, — говорит за её спиной Чарли. — Я удивился, когда ты меня ударила. Впрочем, так даже интереснее. Истинное удовлетворение приносит только то, что достигается с трудом.
Марина не отвечает. Не спрашивает о своей судьбе. Она хромает по высвеченной фонариками полосе, повинуясь грубым тычкам в спину. Позади приходит в себя Слэер. Он матерится и стонет, все подбадривают его и смеются, как добрые приятели. Пока Марина идет обратно к поляне, повторяя свой путь бегства в обратном порядке, она окончательно теряет связь с реальностью. Забывает прошлое и будущее. Она — это тот краткий миг настоящего здесь и сейчас. Она — это поток, который её волочит из мгновения в мгновение. Она — это толчок в спину и далёкая ноющая боль в колене. Марина идёт по туннелю и видит только узкую полосу желтоватого света, по которой ступает.