Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 24



– Ты тогда маленький был, вряд ли что-то мог помнить. Да и из родственников мало кто знает. Его рождение не афишировалось. Там сразу стало понятно, что у ребёнка закрыты все каналы, и Эдуард не хотел, чтобы о нём болтали за пределами дома. Слухов боялся.

– Я ничего подобного не слышал.

– Неудивительно. Мы никогда о нём не говорили. Пытались сделать вид, будто ребёнка и не было вовсе, хотя именно при его рождении и померла твоя мать.

– Так она умерла при родах? Вообще странно. Я слышал совсем другое. А с пацаном-то что сделали?

– Его отдали Тарасовым, и мальчик воспитывался, как их сын. Твой дед посоветовал так сделать во избежание широкой огласки. Семён тогда служил у него шофёром, и они договорились, чтобы Тарасовы молчали.

– Вот оно что, оказывается, – догадался Николай. – Значит, этот Артём Тарасов – мой младший брат?

– Да, и пока он был в Волыни, у него каким-то чудом открылись все четыре канала.

– Все четыре? Да так не бывает! Они либо сразу открываются, при рождении, либо никогда. Не слышал, чтобы в девятнадцать лет, или сколько ему там, открывались каналы.

– Вообще-то, это очень похоже на случай Сергея Вельяминова. У нашего канцлера каналы открылись в пятнадцать лет.

– Но он не был нейтралом.

– Это ничего не меняет. Мы знаем, что случилось в клубе. И результаты исследований я видел. Мы с Эдуардом общались в это воскресенье. У парня энергетический баланс около тысячи единиц.

– Сколько?! – не поверил своим ушам Николай. – Откуда такое число?

– Довольно много, да. Так получилось. Врачи не знают. Твой отец хотел всем рассказать про Артёма и вернуть его в семью. Сегодня Артём должен был приехать к обеду в городской особняк, но видишь, как всё сложилось.

– Охренеть, – Николай задумчиво покачал головой. – Ну и вещи ты мне рассказал, дядь Ген. Значит, у меня теперь младший брат появился. И что нам с ним делать? Скажем ему?

– Поэтому я и хочу внести залог и вытащить его из тюрьмы, – объяснил Геннадий. – Но остальным пока не ничего не говори, понял? Даже если спрашивать будут. Потом всех соберём и расскажем.

– Вот Лёха-то огорчится. Ему же придётся наследством делиться теперь не только с сёстрами, но и с младшим братом.

– Переживёт. Артём обладает большой силой. Нашему роду нужны сильные энергетики, особенно если мы с Голицыными зацепимся. Да и вообще, лишним не будет. У нас нет ни одного мастера первого ранга.

– Это точно, – согласился Николай, – ни одного.

– Слышал, как говорят? Если в роду появляется сильный воин, значит, род ждёт процветание. Твой отец верил в это, и он хотел, чтобы Артём вновь стал частью семьи. Но для начала мы поговорим с ним, потом сделаем ДНК-тест – на всякий случай, чтоб лишних вопросов не возникало, а потом уже подумаем, как сообщить родне.





Меня вели по коридору. Я уже знал маршрут наизусть. Вчера в допросную водили два раза, и одни – сегодня утром. А теперь опять этот коридор с голыми холодными стенами и пронзительным электрическим светом. Запястья – в наручниках. На левой руке – браслет-нейтрализатор, который блокирует внутреннюю энергию. Я это сразу почувствовал, как только его надели на меня: энергетические потоки больше не ощущались, словно все каналы снова закрылись.

Впрочем, в моём случае это было излишне, бежать я не собирался. Ни к чему усугублять своё положение. И так дел наворотил достаточно. Я всё-таки надеялся, что обойдётся малой кровью, хотя меня допрашивали так усердно, словно я был государственным преступником. Запугивали, угрожали – что ещё от полицаев ждать?

Вот и знакомая железная дверь. Она открылась, и меня ввели в помещение без окон, выкрашенное на половину в зелёный, на половину в белый цвет. Посередине стоял стол, за ним расположились двое – мужчина и женщина. Оба – в чёрных костюмах. Мужчина – средних лет, высокий, суровый, усатый, с глубоко посаженными глазами, складками возле рта и лёгкой сединой. Женщина – молодая, лет двадцать пять-тридцать, с чёрными вьющимися волосами, стянутыми в хвост, большими карими глазами и тонкими губами. Этих двоих я прежде не видел. Вчера и сегодня меня допрашивали другие офицеры.

– Присаживайтесь, Артём, – сказала мужчина.

Я сел на стул напротив и со скучающим видом уставился на них. Казалось, меня уже расспросили обо всё, что только возможно. Первый раз я вообще отказался отвечать на вопросы без адвоката. Второй раз прислали какого-то типа, который заявил, что будет представлять мои интересы, и тогда я рассказал о произошедшем. Про силу мою тоже спрашивали, но я ответил, что ничего не знаю. Сегодня утром задавали почти те же вопросы, и сейчас я не ожидал ничего нового. Да ещё и адвоката почему-то не было, поэтому я снова вознамерился молчать.

– Старший следователь Борис Сахаров, это – старший следователь Мария Оболенская, – представил себя и свою напарницу мужчина. – Служба внутренней безопасности.

Ого, большие шишки! Даже интересно, чем моё дело привлекло ГСБ? Да ещё и фамилия какая! Оболенские. Это же какие-то князья. Так или иначе, хорошего мало.

– Приятно познакомиться, – кивнул я.

Оболенская вызвала экранчик смарт-браслета, потыкала туда пальцем и снова убрала, а затем кивнула напарнику.

– Итак, Артём, – начал Борис Сахаров. – Мы здесь по делу убийства князя Эдуарда Вострякова и вашего отца, Семёна Тарасова. Хотим опросить вас, как родственника убитого. Ответите на пару вопросов?

Ну теперь-то всё понятно. А то казалось странным, что ГСБ подорвалось из-за драки в клубе. Убийство князя – другой дело. Хотя всё равно странно. Почему именно ГСБ, а не тайный приказ или общесоюзный следственный отдел?

– Я ничего не знаю, – сказал я. – Но если хотите, пожалуйста.

– Когда вы последний раз видели отца? – спросила Мария Оболенская.

– В день выписки, девятого числа. Он с мамой заезжал забрать меня из больницы.

– Больше вы с ним не общались?

– Нет. Он проживал в загородной усадьбе, а я – дома, в квартире.

– О чём вы с ним разговаривали?