Страница 121 из 137
Мак не спеша проходит к креслу и садится. И снова я становлюсь объектом его изучения.
– Первое, что хочу сказать, – начинает объяснять Маркус, – не жди от меня каких-то извинений – их не будет. Второе – мое последнее слово на счет Рейны не меняется, теперь это закон. И ничего подобного, что между вами было, больше не повториться.
Последние слова заставляют Мака наконец-то обратить внимание на говорящего. Игрок начинает оглядываться по сторонам, видимо в поисках планшета или чего-то, на чем можно написать. Но сделать это не на чем, словно бы разговор не предусматривает диалог.
– Более того, я собираюсь облегчить задачу, исключив Рейну из игр. Тебе лишь останется выжить в твоем последнем этапе, и ты будешь свободен – это я могу тебе гарантировать. Играм нужен очередной герой. От тебя будет требоваться лишь одно – удовлетворить любую прихоть Инги Бунклер, которая уже летит сюда. Кивни, если все понял.
Но Мак не кивает, занимаясь разглядыванием меня и Маркуса. Тогда любимый все-таки достает из шкафа два планшета и отдает один игроку, а второй – кладет на стол, чтобы мне тоже было хорошо видно. И Мак пишет:
«Мы договаривались о другом».
– С того момента многое изменилось. Меняются и правила.
«Хорошо. Допустим, я сделаю так, как ты просишь, но с одним условием – когда я стану свободен, Рейна пойдет со мной».
От этих слова Маркус меняется в лице, что Мак хорошо замечает.
– Нет, – отвечает любимый с напряжением в голосе.
«Я всего лишь хочу свободы и для нее».
– Она и так свободна! – Маркус срывается на крик, заставляя Мака удивляться еще сильнее. – Все, что ты можешь для нее сейчас сделать, это порадовать Ингу Бунклер, чтобы о свободе Рейны заговорили и в Сенате.
Кажется, это меняет дело, потому что в глазах Мака появляются первые признаки серьезных раздумий. Но слов владельца игр ему мало.
«Что скажет Рейна?»
И мне приходится отвечать:
– Это должно быть только твое решение.
Тогда Мак снова переводит взгляд на Маркуса.
«Давай проясним – если я побуду немного игрушкой Бунклер, Рейна не будет больше участвовать в играх и получит свободу?»
– Да.
– Только все равно останусь здесь.
– Рейна! – окликает недовольный мужчина. – Замолчи... прошу.
Кажется, он в отчаянии, боится, что я все испорчу. А еще видно, как ему трудно удерживать каждую из эмоций на цепи. Но тут игрок опять пишет:
«Я сделаю это. И именно ради тебя, Рей».
– Мне не нужна от тебя подобная жертва. Это слишком.
На что он пишет с ухмылкой на лице:
«Ревнуешь?»
Он издевается? Нет, он злится, и от этого пытается сейчас уколоть. Поэтому нарывается на лживый ответ:
– Мне все равно.
«Скажи это Маркусу. Может быть он и поверит».
От подобной наглости хочу возмутиться, но не успеваю.
– Хватит! – выкрикивает любимый.
Видно мы слегка перебарщиваем, потому что он уже взвинчен до предела. Преодолев короткое расстояние до Мака, стремительно подходит к нему. Игрок успевает только подняться из кресла. И тут разворачивается настоящая баталия. Маркус бьет первым, и противник достойно отвечает. Боль от удара в челюсть выбивает Маркуса из равновесия, но он быстро с этим справляется и опять бросается на игрока. Снова страдает мебель, почти новая. Я же настолько поражена сценой, что не сразу начинаю попытки разнять мужчин. Только ни одна не приносит успеха. Едва ли могу подойти ближе к этим двоим, пока они мутузят друг друга. Тогда спешу за помощью охраны. Но стоит кому-то вмешаться, как Маркус отталкивает всех назад силой мысли. И снова предметы вокруг теряют силу притяжения. Опять начинается хаос, бьются стекла окон и поднимается ветер. И я снова на полу, пока еще с ушибом головы.
Как вдруг со стороны двери слышу крик дочери:
– Мама!
И сердце пропускает удар. Боги, что она тут делает? Держась за дверной косяк двумя руками, дочка пытается удержаться на месте. И все кричит в страхе:
– Мама!
Хочу подняться, как что-то сбивает с ног. Но в следующий миг все вокруг замирает, словно по щелчку пальцев. А сам Маркус в страхе обращает внимание на Лою. Он слышит ее. И пугается. Злость уходит, как вода. Причем, и у Мака тоже. Как завороженные, оба провожают Лою взглядом, когда она бежит ко мне, когда цепляется за шею, когда плачет, пока я успокаиваю.
– Ну-ну, детка, все хорошо, все прекратилось.
– Я... я... так испугалась, – ревет она мне в шею.