Страница 4 из 11
– Я бы хотел заметить, – Зейдль перехватывает инициативу, – трибунал разрешил нам использовать произведения американских, английских, французских авторов, чтобы, в свою очередь, доказать их антисемитский характер.
– Соединённые Штаты возражают! Вы протаскиваете в суд антисемитскую литературу! – Шум в зале не даёт Джексону договорить.
Усиленные микрофонами голоса тонут в общем гвалте.
– Соблюдайте порядок! – Лоренс успокаивает присутствующих. – У нас два десятка подсудимых. Есть темы, общие для всех. Трибунал предлагает защите не останавливаться на одном вопросе по каждому из подсудимых. Возражений нет? Приступаем к опросу подсудимых. Итак, Герман Геринг, вы признаёте себя виновным в предъявленных вам обвинениях? Ближе к микрофону, Герман Геринг!
Геринг встаёт со скамьи подсудимых:
– Прежде чем ответить на вопрос суда…
– Подсудимым не разрешается делать заявления, – прерывает его Лоренс, – и вы об этом знаете. Признаёте вы себя виновным?
– Я не признаю себя виновным, – Геринг сделал ударение на каждом из слов.
– Рудольф Гесс! – Лоренс по-прежнему спокоен и педантичен.
Гесс встаёт:
– Нет. Я признаю себя виновным перед Богом.
– Это признание себя невиновным? – Лоренс невольно вызвал смех в зале. – Если будет шум, я потребую покинуть зал! Это относится к каждому!.. Пожалуйста, Вильгельм Кейтель.
Кейтель встаёт и говорит чётко и громко:
– Не признаю себя виновным!
– Альфред Йодль?
– Я не признаю себя виновным.
Франк, Фрик, Розенберг, Шахт, Дениц, Редер – никто из них не признал себя виновным.
– То, что вы пишете… – Ройзман искал подходящее слово. – Czy będzie to rozprawa doktorska?
– Диссертация уже есть.
– Książka? Roman?
– Если бы! – Морозов смутился. – Я не писатель. Живу этим много лет. Работаю в архивах, собираю документы, анализирую их, пишу. Для меня Вторая мировая война – не только война…
Слушая Морозова и Ройзмана, читая их мысли, Ди рисовал в миниатюрном блокноте человечка, с каждым штрихом всё больше похожего на фюрера.
– Hitler, – негромко сказал Ройзман. – Kiedy go zobaczyłem… Когда я впервые увидел Гитлера на экране хроники…
– Он обладал гипнотическим эффектом, – подхватил Морозов. – Был суеверен до судорог. И при этом пророков, гадалок и прочих шарлатанов, не задумываясь, отправлял в концлагеря. Мог часами рассуждать о сифилисе. Никогда не водил автомобиль, знал все типы машин и презирал механиков… Он прожил пятьдесят шесть лет и десять дней. Ему напророчили умереть в этом возрасте. Одна гадалка нагадала ему пятьдесят пять лет, другая – пятьдесят семь. Во Франции маршал Ланн до самой смерти говорил Наполеону «ты», но в Германии никто и никогда не говорил фюреру «ты».
– Вас волнует наказание? – после небольшой паузы спросил Ройзман.
Ди напрягся в азарте – он знал, что ответит этот русский.
– Проблема возмездия. Нюрнберг. И Токио, – уточнил Морозов. – Война не только на Западе, но и на Востоке, её жертвы.
Китай. Двадцать второе декабря 1944 года.
Мао Цзэдун сидит за столом, на котором стопка из трёх томов китайской энциклопедии, белая эмалированная кружка с крышкой, бутылочка с тушью, кисть, стакан с карандашом и обычной ученической ручкой, под руками – листы чистой бумаги. Справа от стола – карта Китая.
Напротив Мао Цзэдуна сидит один из лучших советских китаеведов, дипломат, способный расположить к себе любого собеседника, человек исключительной силы воли, прекрасно владеющий китайским языком, связной Коминтерна при руководстве ЦК компартии в Особом районе Китая, военный корреспондент ТАСС Пётр Владимиров.
– Оружие является важным, но не решающим фактором войны, – с увлечением говорит Мао Владимирову, склонив голову к правому плечу. – Военными силами и экономикой управляют люди. Атомная бомба – бумажный тигр, которым американские реакционеры запугивают людей. Исход войны решает народ, а не один-два новых вида оружия. Советский народ, народ Китая… Среди политиков немало бумажных тигров. Разве Гитлер не был обречён на поражение? Русский царь, китайский император, японский империализм были бумажными тиграми. Все они свергнуты… Если говорить о нашем желании, то мы не хотим воевать ни одного дня. Но если обстоятельства вынудят нас воевать, мы в состоянии вести войну до конца. Единство в партии, единство народа, единство нации – у русских людей это в крови так же, как и у нас.
Мао Цзэдун берёт карандаш, лист чистой бумаги и что-то пишет.
– Первый проект договора коммунистической партии Китая с американцами был подписан в Яньани, и американцы уже в ловушке. Им некуда деваться – только требовать от Чан Кайши уступок. И они добились их.
Встав из-за стола, он начинает расхаживать по кабинету.
– Теперь они требуют уступок от нас, от компартии Китая. Они свято уверены, что могут манипулировать кем угодно!
Мао остановился напротив Владимирова и произнёс с гневом:
– Любое соглашение с американцами или с Чан Кайши – петля для компартии! Для американцев самое главное – выгода. Выгода!
Они торгуют всем, – Мао ухмыльнулся. – Мы делаем вид, что торгуемся. Личный представитель президента Рузвельта мистер Хэрли был здесь.
В дверь негромко постучали.
– Я занят! – крикнул Мао Цзэдун.
Придвинув стул ближе к Владимирову, он сел и взволнованно продолжил:
– Хэрли заявил мне – общественное мнение Соединённых Штатов не поймёт упрямства руководства компартии, и наша неуступчивость дорого нам обойдётся, если общественное мнение Соединённых Штатов будет против китайских коммунистов… Глупо пугать Особый район Китая каким-то американским общественным мнением! Этот номер здесь не пройдёт. Им плевать на весь мир! Значит, миру плевать на их общественное мнение! – раскрасневшись и жестикулируя, кричит он. – Соединённые Штаты ничего не добьются своим давлением! Мы сформируем правительство, мы создадим страну!.. Если они не станут налаживать с Китаем межгосударственные отношения – компартия и народ Китая не пропадут!
Переведя дыхание, Мао продолжил:
– Десять лет, двадцать лет, целый век не будут признавать наше правительство, а потом всё равно пойдут на мировую, пришлют своих послов. Признают! Хоть на сто первый год, а признают – никуда не денутся! – встав со стула, он пошатнулся. – Слабость. Всё труднее работать. Все силы отдать борьбе! Возраст, скоро старость…
«События в Китае приковывают внимание всего мира, – писала газета “Известия” в декабре 1944 года. – В военной обстановке и внутриполитическом положении страны произошли изменения, каких не было в течение всей Японо-китайской войны, продолжающейся уже семь с половиной лет. В связи с наступлением японских войск военное положение Китая резко ухудшилось. В этот момент произошла частичная реорганизация китайского правительства, о которой уже сообщала наша печать. После сравнительно быстрого продвижения японских войск в Китае, продолжавшегося в течение первых двух лет, японо-китайский фронт стабилизировался и оставался без существенных изменений до весны 1944 года. На ряде участков китайские войска, перейдя в наступление, даже сумели потеснить противника. Возникновение войны на Тихом океане повлекло за собой отвлечение значительного количества японских войск с китайского фронта. Однако это не привело к активизации китайских войск. Наоборот, японские войска в течение летней кампании добились серьёзных успехов. Начав наступление из района Кайфына, они продвинулись на запад вдоль Лунхайской железной дороги, захватив город Лоян, развернув наступление вдоль Бэйпин-Ханькоуской железной дороги, полностью овладели стратегически важной магистралью и соединили фронты Северного и Центрального Китая. Следующим этапом японского наступления было продвижение на юг вдоль железной дороги Ханькоу-Кантон. В руках японцев вскоре оказалась столица провинции Гуанси – Гуйлинь, а затем города Лючжоу и Наньнин. Японские войска вступили в пределы Гуйчжоу. Таким образом, японцы в Китае установили сплошной фронт от Манчжоу-го до Французского Индокитая».