Страница 1 из 11

Я шел на небо…

Серова Любовь

Александр Викторович Игнашов, Александр Иванович Серов, Любовь Викторовна Серова

Я шел на небо…

Кто искренен к людям, тому доверяет небо…

Глава первая

Лондон, Шанхай, Париж, Амстердам, Москва, Нью-Йорк – одна строчка на табло вылетов в аэропорту сменяла другую. Ди смотрел так, словно выбирал, где окажется через несколько часов. За слегка тонированными панорамными окнами высились межконтинентальные авиалайнеры, а над ними поднималось громадное, во весь горизонт солнце.

В зале ожидания было многолюдно. Европейцы, латиноамериканцы, японцы, китайцы, африканцы, арабы – самого разного возраста, с багажом и без багажа – проходили на регистрацию, коротали время в ожидании объявлений о начале посадки на рейс.

Ди обратил внимание на мужчину лет сорока – тот сел в свободное кресло, достал из кейса ноутбук. Вырвавшись из рук бабушки, маленький мальчик бросился прямо под ноги одному из пассажиров. Худощавый старик подхватил мальчугана на руки и о чём-то заговорил с ним. Сидящий в кресле мужчина открыл на экране ноутбука файл, начал пролистывать текст.

Ди усмехнулся, взглянул на висящий неподалёку от него телевизионный экран – в кадре возник специальный выпуск новостей: теракт, мечущиеся в панике люди, и среди них – поддерживающий молодую женщину старик, тот самый, минуту назад бывший с ребёнком на руках здесь, в зале аэропорта. Ди перевёл взгляд на мужчину с ноутбуком – ещё пара секунд и тот в задумчивости оторвёт взгляд от компьютера.

Объявление об окончании регистрации сразу на несколько рейсов привело в движение стоящих у телеэкрана пассажиров. Лишь крепко сложенный мужчина никуда не спешил, он по-прежнему был у табло вылетов и всё с той же едва заметной улыбкой смотрел, как занятые своими делами люди один за другим сбиваются с привычного ритма жизни.

Так случилось, что оба – и тот, что писал в компьютере, и тот, что стоял у табло, – нашли взглядами друг друга и тут же – старика, причудливо раздвоившегося во времени и в пространстве. «Почему, Господь, стоишь ты вдали, закрываешь глаза во времена бедствий и убийств ужасных? – шепчут его губы. – Отчего на притеснения и обиды смотришь?»

Пассажиры занимают места в самолёте. Молодая женщина с трудом усаживает в кресло непослушного ребёнка.

– Я кому сказала! Прекрати!

– А я не хочу! Не хочу!

– Сядь, наконец! Ремень пристегни!

– Сама пристегни! Не хочу, не буду!..

Ди потрепал мальчишку по взлохмаченным волосам, улыбнулся его матери.

Оживлённо общаясь, прошли к своим местам трое японцев. Самый пожилой из них оглянулся на усевшихся на свои места пожилых китайцев, мужчину и женщину, и ехидно что-то произнёс по-японски, двое других заметно напряглись.

Ди был явно доволен происходящим.

Мужчина с ноутбуком и старик заняли кресла по соседству.

– Dzień dobry, – кивнул старик.

– Добрый! – Мужчина прикрыл шторку иллюминатора. – Вам свет не мешает?

– Słońce? Nie. Pan mówi po polsku?

– Не говорю, но понимаю.

– Русский? Вы русский?

– А вы поляк?

– Еврей.

Ди поудобнее устроился в своём кресле. «Могли бы говорить и погромче, – подумал он, – а впрочем, и так всё слышно».

– Простите, мы раньше не виделись?

– I wydaje mi się. И мне кажется. Знакомое лицо!

– Вы хорошо говорите по-русски.

– По-русски, по-английски, – старик на мгновение задумался. – Немецкий, французский, идиш, иврит.

– Мы раньше виделись?

– Может быть. Я долго живу.

«Можно сказать, вечно», – ухмыльнулся Ди, и старик тут же повторил за ним:

– Живу долго, можно сказать, вечно… Третий раз в жизни лечу… Trochę się boję. Obawiam się. I pan?

– Я тоже немного боюсь, но летаю. А как иначе?

– Nie mogę zrozumieć…

– Как этот огромный, железный самолёт взлетает в небо?

– Razem z ludźmi, вместе с грузом.

– Если честно, я и сейчас не очень понимаю, как они уходят в небо. Что их держит там, среди облаков? – Мужчина открыл ноутбук. – Не помешает? Раньше в полёте не разрешали. Много работы.

– Бизнес?

– Вторая мировая война. Я занимаюсь историей. Морозов Андрей Николаевич.

– Ройзман. Самуил.

Они пожали друг другу руки.

Ди сидел в третьем ряду за ними, но прекрасно видел их – не лица, а их самих едва ли не насквозь.

Шум толпы, приглушённый ход часов, отзвук хода времени.

1945 год. Нюрнберг, Дворец правосудия, зал заседаний Международного военного трибунала.

Со скамьи подсудимых слышится нервный шёпот:

– Нас расстреляют, как вы думаете?

– Замолчите вы!

– Нас расстреляют?

– Да не будьте вы размазнёй!

– Лей покончил с собой прямо в камере, вы слышали?

– Повесился над сортиром!

Удар гонга. Яркие вспышки фотокамер.

В центре зала у микрофона – Роберт Джексон, судья, главный обвинитель от США:

– Соединённые Штаты возражают против ходатайства, поданного от имени Густава Круппа, об откладывании суда над ним, – голос Джексона тонет в шуме зала.

Удар молотка председателя трибунала.

– Я требую тишины или я прерву заседание! – лорд Лоренс похож на свирепого зверя.

– Болезнь Густава Круппа не должна препятствовать правосудию, – продолжает Джексон.

На скамье подсудимых аплодисменты:

– Браво! А если он смертельно болен?

– Фемида, услышь его!

Джексон потрясает папкой с бумагами.

– Соединённые Штаты настаивают! Наша судебная система…

Густав Крупп с издёвкой кричит своему обвинителю:

– Джексон, вы так жаждете крови?

– Да, если хотите! – нервы у Джексона сдают. – Если уважаемый трибунал сочтёт возможным…

– А он сочтёт, Джексон! – Крупп едва не подпрыгивает на каждом слове. – Я болен, я умру, но не так скоро. Надеетесь засадить меня за решётку? Только не здесь!

– Господин председатель, я требую… – Джексон сбивается.

Председатель трибунала лорд Лоренс с азартом игрока наблюдает за происходящим.

– Кто вернёт мне мои предприятия? Кто выдаст мне миллионные кредиты на их расширение? – Крупп встаёт, его голос крепнет, взгляд сверкает. – А именно так и будет! Вы, мои американские друзья, сами приползёте ко мне! Так и будет, мистер Джексон, вот увидите, будет!

– К порядку! – Лоренс бьёт своим молотком один раз, другой.

Шум в зале стихает.

Крупп, удовлетворённый происходящим, садится на место.

– Дело Густава Круппа с документами, подтверждающими его вину, должно быть срочно передано в трибунал! – Джексон всё ещё нервничает.

– Мнение советской делегации? – Лоренс не сводит глаз с Круппа.

Со своего места встаёт главный обвинитель от Советского Союза Роман Руденко:

– Мы считаем, что обвинения против Густава Круппа фон Болена остаются в силе. Что же до перекрёстных допросов, мы удовлетворены их ходом.

И вновь удар молотка председателя трибунала.

– Перерыв! Адвокаты могут проконсультироваться с подзащитными. – Лоренс собирает бумаги. – Перерыв, господа!..

«В архиве штаба германского верховного главнокомандования во Фленсбурге, в Марбурге в архиве Риббентропа, в архивах Розенберга и Франка американскими войсками было захвачено огромное количество документов. В руках у главного обвинителя от США были и обвиняемые и доказательства. Следственная часть советской делегации за короткое время изучила четыре тысячи немецких архивных документов, обнаружив и подлинный план “Барбаросса”, план военного нападения на Советский Союз». – Морозов свернул открытый в компьютере файл, закрыл глаза.

Ди оторвал взгляд от Морозова, и тот с облегчением откинул голову на спинку кресла.