Страница 30 из 75
Прежде так называемые места погребения были вырыты под землей, но великий отец обнаружил скрытое самою природою и выставил все это на показ так, что все могут видеть. Увы, какое зрелище!
Я вижу, тела некоторых разрушены, разорваны, выставлены на съедение коршунам и собакам. Вот голова, отделенная от туловища, вот позвонки спинного хребта, тут руки, там ноги, тут грудная кость, там колени. Как отличить, части ли это мужского тела или женского. А что означает здесь веялка? Вы видите этот ров подле большой дороги; там работает веялка и человек, ею управляющий, которого вы видите.
Что может быть противозаконнее этого?
Что же это такое, о друзья и глашатаи благочестия? Я не знаю, как выразить свои страдания, и вы страдаете благочестивым и блаженным страданием. Вновь беснуется Нерон и приступает к нечестию, вновь Домициан замышляет гонение, Траян увеличивает гонение и преследует подвижников. Вновь сжигаются и обращаются в пепел кости
Предтечи и тело апостола. Боюсь, не лежали ли тут тела мучеников, боюсь, не скрывался ли тут какой-нибудь член Тела св. Андрея, которому был посвящен храм, не скрывалась ли какая-нибудь часть брата его Петра или Павла, великих борцов за правду и поборников благочестия, из которых в древности один был распят, другой только обезглавлен, которые теперь, пожалуй, рассечены на части великим патриархом и даже не почтены святым погребением, но вырыты из земли и валяются, будто тела проклятых людей.
О дерзость, о свирепость! уничтожив святилище, находящееся над землей, он дерзко прикасается и к святилищу под землей, вырывает из-под земли гробы с мертвыми телами, развеевает пепел по воздуху, нарушает гармонию членов.
Вы видите эти большие могилы, из которых каждая отделена некоею короткою перегородкой: это знак неразрывной дружбы и приятельских отношений. Тут лежали, с одной стороны, муж, с другой – жена, чтобы, вместе погребенные, они восстали, когда раздастся трубный звук; но великий патриарх завидует этому прекрасному сожительству даже после их смерти и разъединяет тех, кого соединил закон. Большинству он сделал воскресение сомнительным, обратив их тела в прах.
Что мне оплакивать сначала, о чем стенать под конец? О разрушении храма, об уничтожении святыни, об истреблении божественных икон, об этом неслыханном гробокопательстве? Затем вы спрашиваете меня, за какие преступления приготовлен ему очистительный напиток? За разрушенные храмы, за уничтожение икон, за истребление святилища, за разрывание могил, за рассеянные тела.
Одной из этих вещей довольно, чтобы быть наказанным, а за все это вместе сколькими казнями должен он быть казнен! Если за одно то, что он разрушил храм, он должен быть осужден, как совершивший нечестивый поступок, каким образом может он быть оправдан, если к этому прибавить остальное?
Я не нахожу слова, как назвать его, ни преступления, под которое мог бы подвести его поступки.
Совершенное зло состоит из нескольких частей; мне все равно, что он не унес ничего из лежавшего в гробах и не имел намерения унести, ибо то есть ограбление умерших, а это – гробокопательство, и также как подкапывающий стену есть подкапыватель стен, разрывающий могилы должен быть назван гробокопателем.
Его не побуждала к этому нужда: тем он преступнее, потому что нужда служит смягчающим обстоятельством для гробокопателей.
Нужда не играла никакой роли в его поступках, он не нуждался в платьях покойников, потому что все они сгнили, но он нуждался в самих гробницах, потому что они сделаны из отличного материала.
Из этих священных предметов он одни приспособил для купанья, из других сделал кубки.
К чему же владыка противозаконно разрывал могилы?
К чему приводил в движение неподвижное?
Зачем конфисковал он обиталища божественных душ?
Что побуждало его к этому?
Что за причина такого поступка? Кто из лиц известных благочестием вырывал когда-либо гробы из земли?
Разве нет закона, чтобы павших на войне солдаты тотчас же зарывали в землю. Если кто-нибудь, даже имеющий зверскую душу, увидит лежащее на дороге мертвое тело, разве он не предаст его земле, не поставит над ним маленькой колонны, собрав несколько камней, не водрузит креста?
Он же делал противоположное, вынимал лежащих под землею, выставляя на показ слабость нашей природы.
На сколько же гуманнее были эллинские воззрения! Они предавали мертвых огню, затем складывали в урны, лишенные духа головы, зарывали в землю и ставили над могилой колонны. Божественный же отец не сожигал тел, ибо от тел не оставалось ничего, что можно было бы предать огню, а развеивал прах по воздуху.
Такие дерзкие вещи делал Юлиан; желая осмеять воскресение мертвых, он уничтожал трупы, ибо он имел самое превратное понятие о нашей вере, думая, что если тело будет уничтожено и рассеяно по вселенной, оно уже не воскреснет.
Как назвать разрушение храма не с целью перестроить его, а с тем, чтоб от него ничего не осталось?
Как некий вавилонянин говорил разрушавшим Иерусалим, так и он приказывал: разоряйте, разоряйте до самого основания.
Если даже мы простим его за разрушение храма, можем ли мы оправдывать, что он все уничтожил в храме и прежде всего священный престол, что вместе с основанием он уничтожил и таинства, и члены мучеников, и фимиам. Почему же он не закрыл завесою первую скинию, зачем открыл он к ней доступ народу?
Не прекратится подобное поругание святыни и не перестанет гнев Божий, если вы сегодня единогласно не осудите этих поступков.
Если кто скажет, что все это неправда, что это выдумки, с тем мы не станем спорить; значит, у него нет глаз ни телесных, ни душевных.
Все это было совершено явно, при свете солнца, а потому кто же будет против осуждения, кто найдет хоть что-нибудь в его защиту? Но, может быть, кто-нибудь скажет, что ничего этого не знал великий отец.