Страница 3 из 6
— Твою ж мать! Может, и правда у неё кого порезали? — Птицын посмотрел на Кравца, тот пожал плечами.
— Сам решай, Иваныч. Ты у нас главный — с тебя и спрос.
Степан Маркович Кравец начинал служить в уголовном розыске ещё задолго до прихода туда Птицына. Проявил себя неплохо, но до высоких чинов не дослужился, так как довольно часто прикладывался к стакану. Тем ни менее Стёпа Кравец являлся одним из немногих в Управлении, с чьим мнением Птицын по-настоящему считался. Это было, несомненно, связано ещё и с тем, что Птицына и самого в Управлении не жаловали. Если бы не высокая раскрываемость на вверенном участке, его и самого уже давно выперли бы не только из уголовного розыска, но и из партии.
— Убили! Убили! Сволочи! — снова заорала баба.
Из подъезда вышли две молодые женщины и подросток. Потом выползла какая-то бабка и тоже принялась орать:
— Вон оно как! Чего ж такое делается?! Где ж милиция, куда смотрит?
Вышли ещё одна женщина и старик на костылях. Все задирали головы и смотрели на окно, из которого доносились вопли. Псина, что до того лежала почти без движений, поднялась, отбежала в сторону и принялась истошно лаять, словно поддерживая всех тех, кто вывалил из своих домов поглазеть на то, что же случилось в злополучной квартире. Птицын сплюнул, провёл ладонью по подбородку и проворчал:
— Что за день-то сегодня такой? Ну что, Антоха, похоже, повезло тебе. Посмотри, что за дела: если уж там действительно труп, тогда откроешься. Правильно я мыслю, а… Маркыч?
— Я же уже сказал: ты главный — тебе и решать, — повторил Кравец. — Только если Кастет вычислит нашего кучерявого…
— Паша Кастет, если теперь и явится к Лерке своей, то тут же свинтит. Не сомневаюсь. Разу уж соседи такой кипиш подняли, что хоть живых выноси.
— Может, мне сходить — я не так заметен, как Антон? — Кравец немного ожил. — Меня, глядишь, и не вычислит, а вот Антошку точно приметит.
— Не приметит, Степан Маркович. Я же быстро, одним глазком! — взмолился Трефилов.
— Дуй, салабон, — прикрикнул Птицын. — Разбирайся, что к чему, только по-тихому. Не вздумай удостоверением козырять.
Антон накинул куртку и выскочил из квартиры.
Пока их молодой коллега шёл по двору, Птицын и Кравец внимательно за ним следили. Когда Антон исчез в подъезде дома напротив, Пичужкин, как бы между прочим, равнодушно заявил:
— Глашка частенько так орёт: примерно раз или два в неделю. С хахалем очередным что-то не поделила — вот и голосит. Скоро вернётся парнишка ваш, помяните моё слово.
Птицын опешил.
— Что значит «раз или два в неделю»? Она что же, всегда орёт, что кого-то убивают?
— Убивают, режут, колют… орёт постоянно, что ни по́падя. У неё всегда кого-то поначалу убивают, а потом выясняется, что либо ей по мордам дали, либо она сама очередному хахалю рожу расцарапала. Говорю же: бедовая баба, а проще сказать, дура она, как вы и сказали. Дура набитая.
— А что же соседи? Бабка ж та вроде как милицию требовала…
— Правильно. Требовала. А кто ещё на Глашку управу найти должен? — выпалил Пичужкин. — Раз уж вы сюда явились — так и разбирайтесь с пьянью этой! А то только и можете честных людей оскорблять! Вон она, Глашка Стрельникова, нарушительница порядка — вот и принимайте к ней меры.
— Да что ж ты… — Птицын сжал кулаки, лицо его стало пурпурным. Он двинулся в сторону толстяка, но тут Кравец ухватил его за рукав:
— Глянь!
Птицын ринулся к окну. Из-за угла соседнего дома вышел чернявый парень крепкого телосложения и уверенно зашагал к подъезду, в который недавно вошёл Трефилов.
— Твою ж мать! — выругался Птицын. — Паша... Паша Кастет собственной персоной.
— Антошка наш уж больно дёрганый. Если он в подъезде с Кастетом столкнётся, жди беды, — заволновался Кравец.
Птицын бросил на Пичужкина взгляд, полный ненависти.
— Моли Бога, дядя, чтобы с моим парнем ничего не случилось!
Пичужкин фыркнул и демонстративно отвернулся. Пока Птицын и Кравец сбегáли по лестнице, со двора послышались звуки выстрелов. Вылетев из подъезда, Птицын увидел припавшего на колено Антона и убегающего Кастета.
Неужто подстрелил?
Женский визг смешался с треском пистолетных щелчков. Бабы бросились врассыпную. Только старик на костылях не дрогнул и принялся орать и грозить кулаком. Собака, что до сей поры казалась такой равнодушной, подбежала к убегавшему стрелку и принялась кружить вокруг него и истошно лаять. Птицын снова почувствовал резкую боль — теперь уже в висках. Его шатнуло, на мгновение показалось, что он ничего не слышит, двор поплыл, Птицын сбавил скорость и выстрелил на ходу.