Страница 8 из 77
***
Наконец я смог вернуться к своему прерванному расследованию. Убедившись, что мисс Флавин оставила гостиную и не притаилась за дверями в тени коридора, я немедленно приступил к делу.
Элизабет Уэнтворт. Это имя, казалось бы, незначительное, случайное, прочно впилось в память и подкрепляло стремление докопаться до истины. Я отважился бы на самый отчаянный и опасный спор, не робея поставив на кон свою жизнь, ради утверждения, что автор, давший обнаруженной книге весьма необычное название, обязан вывести меня на верный путь. Обязан помочь пробиться сквозь вязкую топь выдумок мисс Флавин. Подобно книгам в кабинете майора Бэрримора, что обозначили направление мысли и подсказали код доступа к секретным материалам Баскервиля, найденный том Уэнтворт мог привести к любопытным выводам.
Я набрал в поисковике это имя, и сладкое предчувствие едва ли не захватило меня целиком. Я возлагал большие надежды на госпожу Уэнтворт и не хотел потерпеть поражение, какое уже ударило по мне, когда я нашёл поддельный паспорт. Начальный этап расследования казался безуспешным до того момента, как я зацепился за это имя.
Я открыл первую всплывшую страницу. Ею оказалась электронная версия некой местной газеты «Хиллс». Я принялся нетерпеливо изучать содержание и узнал следующее:
Элизабет Уэнтворт – литературный псевдоним английской писательницы Джессалин Фицуильям, что родом из хмурого Девона. Она родилась 21 июля 1947 года и скончалась 12 октября 2007 года. Джессалин не удалось снискать большой славы и заслужить любовь привередливых читателей, что чуть ли не в один голос заявляли об утомительной мрачности и отсутствии внятных сюжетов тех произведений, какие увидели свет по милости наивных издателей. Возможно, они верили в запоздалый успех, который так и не грянул, а, может, Джессалин сама заплатила им кругленькую сумму, чтобы те пустили в печать её «скверную чушь». К слову, оплатить внедрение своего таланта в литературный круг она вполне могла, будучи носительницей одной из самых богатых и влиятельных фамилий Девона. Величие Фицуильямов давно погасло и смешалось с пеплом истории, но средства, оставшиеся в наследство благородными предками, обеспечили бы счастливую жизнь в достатке ещё не одного поколения.
О жизни незадачливой писательницы доподлинно известно лишь то, что она являлась дипломированным химиком, три года занималась преподаванием в школе-интернате Бадминтон и после увольнения по собственной инициативе больше нигде не работала, теряла связь с обществом. Она писала книги, не покидая старинную фамильную усадьбу, и, поговаривают, слишком много времени проводила в лаборатории, устроенной в нескольких комнатах нежилого и самого холодного крыла дома. Чем там занималась Джессалин? Можно только гадать, и именно множество догадок и легенд составляют её биографию. Основания для разгула фантазии отыскать нетрудно: затворническое существование, странные рассказы и лечение в психиатрической больнице за месяц до смерти. Впрочем, многие женщины рода Фицуильям умирали в подобных заведениях для душевнобольных, оставляя следствие в недоумении. Мы не можем ручаться за достоверность данного сведения, но некто из больничных служащих сообщал, что Джессалин страдала от одержимости навязчивыми идеями. Её мучили галлюцинации, но сама же она называла невидимые другим людям объекты явлениями, которые нисколько не противоречили реальности и здравому смыслу. Джессалин объясняла это тем, что окружающий мир полон вещей, недоступных всем поголовно. Эти едва уловимые вещи было трудно описать и понять. И именно здесь начинают разрастаться позорные сплетни и сказочные легенды. Одни всерьёз полагали, что Джессалин была современным воплощением средневековой ведьмы, другие выступали за объективную трактовку её галлюцинаций и мании, какие можно было объяснить злокачественной опухолью затылочной части головного мозга, что ускорила кончину Джессалин. Было бы нечестно уделять много внимания скандалам и пересудам, но для всех, знавших Джессалин Фицуильям или не подозревавших о ней ничего, она останется странной, мрачной загадкой, о которой в унылом доме в глуши Дартмура предпочитают молчать.
Лорен Финли.
Прочитав эту статью, я бросился открывать другие страницы, хотел глубже изучить историю писательницы, но вскоре мой пыл затушило жестокое огорчение. Информация, добытая после часа упорного поиска, оказалась скудной и жалкой, разбавленной фантазиями копией первоисточника, пересказом статьи. Да и сам первоисточник не в полной мере удовлетворил любопытство и нёс в себе неутешительную долю пользы. Отбрасывая домыслы суеверных идиотов и искателей сенсаций, я мог составить лишь расплывчатый образ больной женщины, чьё творчество обернулось напрасной тратой времени, а жизнь – чередой явных неудач и непонимания со стороны общества. Опухоль раскрывала природу галлюцинаций, какие Джессалин воспринимала за полноправный элемент реального мира. И это, пожалуй, всё, что не подвергалось сомнениям.
К статье прилагалась чёрно-белая фотография, на которой была запечатлена молодая Джессалин, но её хмуро сдвинутые брови, глубоко посаженные тёмные глаза и отсутствовавшая улыбка крепко убеждали в растущем желании спрятаться от посторонних взглядов, найти безопасный приют в одиночестве. Я внимательно рассматривал фотографию, и вдруг вспыхнула мысль о загубленной дурью юности. Вероятно, Джессалин имела большие перспективы в науке, но решила посвятить себя писательству. Это занятие принесло одни разочарования и прибавило яда к тому, что был дан с рождения и медленно отравлял её разум.
Думая об одинокой, отвергнутой женщине, я не забыл, зачем вообще попытался разгадать её личность. Мисс Флавин сбежала из дома, и багаж её невелик, но представлял собой самое ценное и важное, без чего она не посмела бы уйти. И книга госпожи Фицуильям далеко не случайным образом угодила в рюкзак. Выжимая из полученных сведений статьи всевозможную пользу до последней капли, я наткнулся на занимательное сходство в симптомах Джессалин и мисс Флавин. Обе женщины верили в некую исключительную способность распознавать там, где простые смертные ничего не видят, особые объекты. Будь то призраки, демоны или иные персонажи соответствующих жанров. Я не знал, что представало перед глазами Джессалин, но мисс Флавин весьма убедительно изображала жертву, в чьё тело без спроса вторглось зло. И этим злом оказалось привидение, разгуливающее в непосредственной близости со мной. И если слова о запахах марихуаны и алкоголя имели хоть какой-то смысл и связь с жизнью, то упоминание о призраке не находило ни единого доказательства.
Неужели мисс Флавин сочла судьбу Джессалин схожей с собственной и так прониклась её трагедией, что решила почтить память почившей писательницы чтением странно названной книги? Вне всяких сомнений, она знала о её печальной участи, но если бы я стал выстраивать версии, пояснявшие очередную прихоть незваной гостьи, то непременно зашёл бы в тупик. Недостаток информации на сей раз сработал против меня и едва приоткрыл завесу тайны, потому я был не в силах высмотреть что-либо внятное.
Имя Элизабет Уэнтворт поспособствовало раздражительной путанице мыслей, в которых две женщины истязали мой звеневший от напряжения разум. Они превратились в две неизвестных самого абсурдного, немыслимого уравнения. И стремление выразить одну переменную через другую никак не приводило к равенству, а только сводило попытки к краху. И Джессалин, и мисс Флавин не испытывали нехватки денег, обе обладали богатым воображением, и эти внезапные пересечения судеб вызвали во мне бессильную злость. Я беспомощно барахтался в предрассудках и подозрениях, чувствовал, что близок к желаемому ответу, но для победной догадки недоставало фактов. Несчастная писательница и мисс Флавин были связаны друг с другом, но подтвердить это не мог никак. Более того, перспектива движения расследования в сторону Дартмура с его странностями и наркотиками, распылёнными в тумане, ни капли не радовала.
Я захлопнул ноутбук, и меня посетила мысль: а не обратиться ли за помощью к брату? Я сумел бы преодолеть град расспросов и заставить его снабдить меня исчерпывающей биографией Джессалин, но стоило ли? Имела ли она решающее значение? Я мог подкинуть ему для исследования и имя мисс Флавин, но вряд ли человек, пусть и живущий или существовавший когда-то под таким именем, обладал бы ценностью. Решаясь втянуть в это дело Майкрофта, я вдруг отказался от затеи раскрывать ему круг своих нынешних интересов. Что бы я ни выдумал в оправдание, он с лёгкостью раскусил бы самый искусный обман и усугубил бы и без того сложное положение. Вероятно, Майкрофт послужил бы мне, но в своё время. Начало расследования можно было запросто испортить, бездумно определяя дальнейшие действия и вмешивая посторонние лица, какие не прочь везде совать свой длинный нос.
Я вернулся к тому, что поразило меня ранним утром: терзаемый жаждой отыскать ответы, я был способен пока только спрашивать, и с каждым вопросом во мне росло негодование.
Мисс Флавин не могла не просчитаться. Уверенность должна была ослепить её хоть на мгновение и подтолкнуть к незаметной промашке, что ускорила бы разоблачение. Однако я так и не разглядел подсказки. Но и не списывал свои неудачи на слабость, что стала вдруг неожиданным препятствием…