Страница 62 из 77
Однажды мы наткнулись на баптистскую церковь во время одной из многочисленных прогулок по неизвестным улицам, когда в произвольном направлении исследовали Маргейт, блуждали в пространстве города, овеянного морем, разрухой, пылью и эпохой перемен. Прохладный воздух был пропитан запахом сырой земли, растоптанной ливнем, пожухлых листьев, терпкостью дыма от сгоревших поленьев. Стонущий ветер раскачивал тяжёлые обнаженные ветви, разрезая густую тишину треском старых затвердевших деревьев. В их тени затаилась каменная церковь, вонзаясь в серебристое небо острым шпилем с прибитым к нему ровным белым крестом. Адриана остановилась возле покрытой прошлогодними листьями узкой тропы и долго смотрела на выпирающие из бесцветной травы серые покосившиеся надгробия, заляпанные пожелтевшим мхом, чёрными точками и какими-то белыми отметинами, напоминавшими мазки белой краски. Казалось, на камне не было высечено ни единой буквы, ни завитка символа – только своенравное, беспощадное время изрисовало эти плиты, оставило въевшийся след.
– Ты лютеранка, но едва ли похожа на тех верующих, кто целиком подчиняет жизнь строгим догмам или иногда заглядывает в церковь, как в банк, чтобы взять кредит на жизнь, заручиться поддержкой невидимых покровителей, – вдруг произнёс я. – В прошлом ты почти приравнивала религию к безумству, стремилась к научным знаниям. Что случилось с тобой?
Адриана с содроганием вдохнула и отвечала, уставившись на крест:
– Ты прав, в Англии я ничего не исповедовала, не принадлежала ни одной религии... Но два года назад я примкнула к Евангелическо-лютеранской церкви Мекленбурга, надеясь, что вера действительно способна заполнить пустоту, сшить заново всё, что было безжалостно разорвано… Но пастор говорил, что я не чувствую веру сердцем, не пришла к её истинному пониманию, не представляла всей полноты значения слова верить, и потому с лёгкостью отступала от принятых заповедей, не найдя в вере источника сил. Я никогда не молилась за себя, не ждала спасения, не просила Бога направить меня. Я считала, что если Бог действительно существует, то его милости хватит на всех, кто мне дорог. Свою же долю его благодати я была готова отдать, не задумываясь. Пастор сказал, что во мне горела и противилась иная вера, которую я отказывалась признавать, спрятала слишком глубоко. Я до сих пор не могу разгадать, что же он имел в виду, на что намекал, и что мне следовало искать внутри себя самой. В его сознании царил такой невообразимый покой, прочная гармония, бескрайняя пустыня, залитая негаснущим светом веры. Пустыня, где было выжжено всё преходящее и пустое, омерзительное и дикое. Он был так умиротворён, разум и сердце существовали в нерушимой связи, не противоречили друг другу. В каждом нерве стальная уверенность в том, что все заблудшие дети отыщут дорогу домой, всех выведет из мрака свет Бога. Я не знаю, есть Бог или нет, но я видела иную сторону реальности, и, возможно, где-то можно найти ещё одно ответвление, путь, ведущий к Небесному Царству.
Она замолчала, вглядываясь в небо, застывшее над городом одним огромным беспросветным облаком, и я поначалу был растерян, не знал, что сказать, и стоило ли вообще продолжать разговор о религии, вздорной фантазии, если уже выяснил – Адриана в исступлении кинулась к распятью, обессилев и потеряв надежду.
– Где вы жили в Германии? – спросил я, сунув руки в карманы пальто. Прежде я не уточнял, не возникало необходимости знать, на какой именно земле Арис держал её в заложниках. Впрочем, Адриана ему особого сопротивления и не оказывала, скованная страхом.
– На севере Шверина. Город зверя, как его раньше называли. Чем дальше я продвигалась от центра, ближе к лесам и деревушкам, тем уютней и свободней чувствовала себя: холмы и множество водоёмов, как разбросанные повсюду зеркала, напоминали мне пустоши Девона, успокаивали хоть ненадолго, – Адриана на мгновение закрыла глаза и, наверно, в мыслях перебралась через залив, опустилась в сердце Шверина и шла по знакомым улицам, пробиралась к зелёным холмам, на которых возвышались ветряные мельницы, виднелись крыши низких домиков. – Мне нравился этот город с его ежегодными парадами прогулочных теплоходов, гонками гребных судов, рождественскими ярмарками…
– Шверин находится далеко от Гамбурга?
Адриана взглянула на меня с тревогой и подозрением, в секунду прошлась по воображаемой карте Германии, ощущая в вопросе оттенок укора:
– Между ними около шестидесяти миль.
– Получается, полгода назад нас разделяли примерно шестьдесят миль, – я тяжело выдохнул, комок злости и сожаления заскрёбся в груди. – В Гамбурге я оказался единственным из присяжных, кто посчитал подсудимого виновным, и не промахнулся. Ты слышала о деле Трепова?
– Да, и я знала, благодаря кому этот мерзкий тип угодил за решётку, – Адриана печально улыбнулась, слегка побледнев. Её состояние вызывало всё больше опасений. – Но мы с тобой не могли встретиться тогда.
– Только если ты не ошибаешься.