Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 77



Я быстро отнёс мисс Флавин на свою кровать, осторожно положил её мокрое тело, казавшееся беспомощно хрупким. Я невольно обратил внимание на резко выступавшие рёбра, впалый живот, что намекали либо на длительное голодание или на тяжёлую истощающую болезнь. Но я больше склонялся к выводу, что мисс Флавин давно ничего не ела. Тогда бы было гораздо проще определить причину внезапной потери сознания.

Я аккуратно вытащил из-под мисс Флавин одеяло и скрыл им её наготу, когда оказался не в силах смотреть на это худое безобразие. Не ждите, что я стану описывать размер её груди, тонкость талии, воспевать их гармоничность, останавливаться на ощущениях, какие во мне вспыхнули. Успокойтесь, ничего подобного даже не заискрилось. Вам достаточно представить то жалкое уродство, в какое обращается некогда великолепное, сильное тело, высыхающее от нелепой прихоти. 

Однако я невольно восхитился выносливостью, какая ещё таилась в жилах и увядающих мышцах мисс Флавин, успешно совершившей пробежку до Бейкер-стрит в таком состоянии. 

Я прикоснулся к её лбу, с которого стекали тёплые капли воды, и нахмурился. Он был практически ледяным. Внутри черепной коробки гостьи словно застрял кусок льда, а не мозг, отравленный фантазиями. 

Такая температура противоречила признакам жизни, какие мисс Флавин активно подавала: она судорожно вдыхала через приоткрытый рот, её зрачки бешено двигались за дрожавшими веками, и ногти яростно протыкали простынь. Будь то обыкновенная лихорадка или какой-либо иной приступ, я бы скорее обжёгся о её лоб, а не ощутил бы необъяснимый холод.

Это подозрительное наблюдение не подчинялось здравой логике и совсем обескуражило меня. Подкрепило раздражение, которое не утихало с момента появления мисс Флавин.

Когда я собрался взять с кухни воду и либо дать ей напиться, или с удовольствием выплеснуть на лицо, мисс Флавин, не открывая глаз, вцепилась в мою руку и с невероятной силой дёрнула на себя. Я едва устоял на ногах и против воли склонился к её губам, свободной рукой упершись в подушку.

– Должник, – отчётливо прохрипела мисс Флавин тихим, неживым голосом, к которому добавился несвойственный ей треск. Казалось, будто через неё вдруг заговорил кто-то другой. Сухие губы вздрагивали, дыхание учащалось, и в горле её путались несвязные звуки, подобия каких-то нераспознаваемых слов, но больше ничего внятного она не произнесла.

Я чуть отодвинулся от неё и различил гримасу ужаса, страха, которая исказила нежное, вмиг побелевшее лицо. Кожа казалась безобразно растянутой по кости. Я не имел ни малейшего понятия, что могло так напугать мисс Флавин, какой кошмар она видела за закрытыми веками.

Чудовищная дрожь трясла её тело, она жалобно извивалась, выгибала спину, точно стараясь удержать нечто внутри или наоборот что-то мерзкое из себя вытащить. 

Я отказался терпеть это жуткое представление и, всерьёз опасаясь за целостность её рассудка, закричал:

– Адриана!

Мисс Флавин будто на мгновение задохнулась, затем замерла, прерывисто задышала и крепче сжала мою руку. В уголках её зажмуренных глаз сверкнули слёзы. Звучание моего голоса вряд ли сделало бы хуже, и я, стараясь окончательно развеять это забытье, позвал снова:

– Адриана, очнитесь же!

За моим настойчивым зовом последовал нужный результат: мисс Флавин с пугающей внезапностью распахнула глаза, болезненные, усталые и отражавшие охвативший её ужас. Готов поклясться, что я слышал бешеное биение её сердца, яростно долбившего грудную клетку. Какой бы кошмар не сотрясал её изнутри, причина этого припадка ещё разъедала разум мисс Флавин. Напоминала о себе мелкой дрожью и слабым подёргиванием плеча. Она беспомощно уставилась в потолок.

Неподдельное беспокойство больно толкнулось в душе, поддело её острой иглой, и я, перехватив расслабленную руку мисс Флавин, взялся за холодную ладонь и сказал пренебрежительно:

– Вы решили не просто шагнуть в могилу, а нырнуть туда? Когда в последний раз возможностей вашего ума хватило на то, чтобы просто поесть?

Мисс Флавин поначалу словно и не узнала меня. Не спеша повернув голову на раздражавший слух голос (а я не сомневался, что раздражал), смотрела, как на случайного незнакомца. Во взгляде её застыла страшная пустота, медленно сменявшаяся прежней тенью недоступной мысли, тошнотворной остротой. В те минуты я пожелал, чтобы она взглянула на меня иначе, добрее. Но весь свет, какой горел в ней, казалось, был безвозвратно и жестоко потушен.

С измождённого лица постепенно исчезала тень ужаса. Жалостливый взгляд молил только о покое. Она даже не стала ничего спрашивать. Никаких «почему», «с чего вы взяли». Лишь усталость и боль.

– Мне нельзя есть ещё три дня, – прошептала мисс Флавин и вырвала свою руку из моей хватки. Казалось, то, что происходило с ней, всецело волновало меня одного. Напускное безразличие, которым она осознанно скрывала ещё не остывшее потрясение, выглядело неубедительно. 

– Строгая диета? – съязвил я, продолжая рассматривать её исхудавшее лицо, угадывать следы поражения, некоего проигрыша, порезавшего душу. Я предположил, что она совершила непоправимую ошибку.

– Стоит ли объяснять вам? – сердито бросила мисс Флавин, отвернувшись.

– Ну, если угодно, чтобы я считал вас сумасшедшей…

– А разве вы уже не считаете? – искренне удивилась она.

– Вы ещё можете возразить мне, – подбодрил я, мрачно улыбнувшись и присев на край кровати. 

Не знаю, действительно ли я отважился покорно выслушать её. Я не горел желанием в очередной раз столкнуться с чудными доводами, с ними мой рассудок ещё не мог примириться. Но став свидетелем этого безумного приступа, я словно сломил внутри один из тяжёлых засовов, на которые надёжно запер чрезмерную власть сострадания. И его губительная сила сдавила мне сердце. Я решил, что мисс Флавин нуждалась в снисхождении и пусть выдуманном, но понимании. Она хотела поделиться чем-то, но боялась своей жуткой правды. 

– Я прохожу обряд очищения, – подчинившись моему любопытству, начала мисс Флавин. Голос звучал живо, взволнованно, хрипота пропала. – Я обречена на постоянный контакт с миром мёртвых и, чтобы к моей душе не приставала их грязь, следует подготовиться к специфичному контакту. Для этого я не должна есть в течение семнадцати дней и пить исключительно воду или чай. Подобный обряд проводится далеко не в первый раз...

– А если вы умрёте? – спросил я с грустной улыбкой. – Вы очень ослабли буквально в считанные минуты. Ещё вчера я и не догадывался, что вы морите себя голодом.

– Не забывайте, мистер Холмс, что одной ногой я уже в гробу и мертвее быть не могу до попадания пули в мозг. 

– Хотите сказать, что вас невозможно убить иным способом? – удивился я, заподозрив опасную вспышку интереса. В моём голосе звучало эхо любопытства. 

– Я вовсе не бессмертна, – с усмешкой опровергла мисс Флавин. – Сильные яды, ранения, тяжёлые травмы для меня одинаково смертельны, как и для обычного человека. Я не граф Дракула, и необязательно искать особенный кол, чтобы вонзить его мне в грудь. Разница состоит лишь в том, что смерть не заберёт меня по собственной прихоти или моему приглашению. В этом случае ей необходимы помощники, исполнители сокрушительной воли.

– И, получается, лишить вас жизни способен любой посторонний человек?

– Любой, – кивнула мисс Флавин. – Но выстрелите именно вы.

– Тогда, как ответственный за вашу смерть, заявляю, что обыкновенный выстрел – устаревший, изживший себя способ. 

– Хотите, чтобы я выбрала, как лучше умереть? – удивлённо спросила мисс Флавин, очевидно, не понимая, серьёзен ли я или же неудачно шучу.

– Нет, увы, выбор останется за мной, – я и встал с кровати. Наш диалог должен был закончиться. Поразительно, что беседа не всколыхнула во мне желания схватиться за пистолет и исполнить свой долг раньше времени.

Но мисс Флавин вдруг остановила меня, когда я дошёл до двери:

– Обряд очищения принесёт пользу, если в течение названного срока ни один дух или проделки мертвецов не потревожат покой человека. За исход этого обряда я теперь опасаюсь. Не думала, что мне доведётся столкнуться с призраком так скоро и, что самое удивительное, здесь, на Бейкер-стрит.

– Призрак на Бейкер-стрит? – повторил я, всерьёз надеясь, что ослышался. Она снова дразнила безумством воображения и испытывала моё терпение.

– Да, могущественный и настырный, – мисс Флавин, прикрывая грудь одеялом, села на кровати и помотрела испуганно. – Он попытался вытеснить меня из собственного тела, и я не была готова к такому испытанию…

– Постойте, – я поднял вверх ладонь, – то есть, по-вашему, потеря сознания, эти жуткие извивания, бессвязный бред означают, что в вас вселился дух? – я готов был расхохотаться, но суровый взгляд мисс Флавин вновь обжёг меня. Подавил на миг стремление выставить себя носителем безупречного разума, хранителем трезвой рациональности. Короче говоря, человеком, отвергающим то, что гостья упрямо и искренне произносила с непоколебимой верой.

– О, да, вам представилась возможность следить за необычной борьбой, – говорила мисс Флавин, нервно сжимая одеяло. Ужас пережитого ещё не забылся. – Но вы и знать не можете ничего о том, каково чувствовать, что кто-то дёргает твои внутренности, точно верёвки, пробуя, какая из них окажется слабее и порвётся. 

– И почему же дух не вышвырнул вас? – резко спросил я.

– Думаю, он сделал то, что хотел и без столь радикальных мер.

– Что сделал?

– Вам виднее, – пожала плечами мисс Флавин.

– Мне? – я изумлённо поднял брови.

– Как вы, наверно, успели заметить, я была занята важным делом, и потому за всем остальным пристально наблюдали именно вы, мистер Холмс.

Я нахмурился, вспоминая каждую секунду этого неприятного эпизода, искал в тех невероятных мгновениях хоть что-нибудь, что отличалось бы от судорог и метаний. В память остро врезалось слово «должник». Оно явилось кодом, ключом к безумному предположению о личности, якобы витавшей в доме в форме неупокоенной души. Единственный, кто вслух заявлял о неком долге предо мной, это Джеймс Мориарти, застреливший себя на крыше Бартса. Чёрт, по-видимому, безумие мисс Флавин передавалось воздушно-капельным путём, если я сумел допустить такую глупую идею о Мориарти, преследовавшем меня даже после смерти.

– Мисс Флавин, вам срочно необходим завтрак. Спасите то, что осталось от вашего разума, – безобразная мысль о Мориарти не вызывала приятных воспоминаний. Желание выслушать мисс Флавин превращалось в синоним добровольной пытки.