Кровавое небо Шерлока Холмса

Ещё в детс­тве, в этом те­перь прак­ти­чес­ки до пос­ледней кап­ли ис­тлев­шем от­резке па­мяти, я не вос­при­нимал ок­ру­жа­ющий мир, как зас­тывшую дан­ность, ха­отич­ный на­бор пред­ме­тов, го­лосов и лиц, стро­гие рам­ки ус­ло­вий, ко­торые ста­вил кто-то дру­гой, наг­ло­тав­ший­ся пылью жиз­ни и обе­регав­ший ме­ня от опас­ных по­воро­тов и уда­ров, чьё эхо мог­ло до­тянуть­ся до взрос­лой жиз­ни и из­рядно её ис­ка­зить. Как за­веря­ют мно­гие, детс­тво срод­ни куз­ни­це, где всё, за­ложен­ное в че­лове­ке при­родой и ге­нети­кой (ес­ли, ко­неч­но, есть смысл раз­де­лять эти по­нятия) под­верга­ет­ся ос­но­ватель­ной об­ра­бот­ке. Из­ги­ба­ет­ся, че­канит­ся, зак­ру­чива­ет­ся, об­ре­та­ет не­пов­то­римую фор­му и пос­те­пен­но зас­ты­ва­ет, прев­ра­ща­ясь в неп­ро­бива­емый сплав ха­рак­те­ра, при­вычек, обид и ам­би­ций. И лишь по­том этот сплав ис­тонча­ет­ся, об­ру­ша­ет­ся, об­тё­сан­ный вре­менем, как буг­ристая ска­ла под тя­жестью на­бега­ющих волн, но са­му сер­дце­вину, сос­тавля­ющую стер­жень че­лове­чес­кой сущ­ности, не вы­бить ни од­ной сок­ру­шитель­ной си­ле. 

Ни­ког­да не зна­ешь на­вер­ня­ка, чем го­ды спус­тя от­зо­вёт­ся пор­ванный жур­нал, по­щёчи­на в по­рыве нах­лы­нув­ше­го гне­ва, чрез­мерное усер­дие в вы­думы­вании на­каза­ний, а фак­то­ры вли­яния за пре­дела­ми семьи – це­лый во­рох неп­ред­ска­зу­емых пос­ледс­твий. Детс­тво рас­се­ка­ет­ся на ты­сячи ни­тей, из ко­торых спле­та­ет­ся че­ловек, по­лот­но с наб­роска­ми бу­дуще­го, ку­да уже выс­тла­на до­рога каж­дым при­нятым ре­шени­ем, не­выс­ка­зан­ным сло­вом, упу­щен­ным шан­сом, от­ня­той воз­можностью. 

Ве­ро­ят­но, ник­то не рож­да­ет­ся с же­лани­ем пе­рере­зать чу­жие глот­ки и прев­ра­щать лю­дей в шах­матные фи­гуры, но, впи­тывая мир, про­тал­ки­вая в по­дат­ли­вое соз­на­ние ис­ка­жён­ные объ­яс­не­ния или впол­не са­мос­то­ятель­но рас­кла­дывая ве­щи и по­нятия в про­из­воль­ном по­ряд­ке, че­ловек на­чина­ет мыс­лить ина­че. Мыс­лить поч­ти не­уло­вимо, спо­собом, не­дос­тупным тем, кто ста­новил­ся со­бой под уда­рами иных об­сто­ятель­ств. 

И нет при­чин ви­нить мо­их ро­дите­лей в стрем­ле­нии ов­ла­деть в со­вер­шенс­тве этим мас­терс­твом ко­вать и под­би­рать бе­зопас­ное ок­ру­жение. Во мно­гом от­нюдь не их ста­рани­ями из ме­ня по­лучил­ся имен­но та­кой че­ловек, на­ходя­щий спа­сение в оди­ночес­тве и смысл жиз­ни в бес­ко­неч­ной по­гоне за от­ве­том, бегс­тве по сле­дам чу­жой кро­ви, ла­бирин­там тайн. При­выч­ке убе­гать прочь от са­мого се­бя, от единс­твен­ной бес­по­лез­ной, бо­лез­ненной раз­гадки, ко­торую не­воз­можно сте­реть. В том, из ка­кого я сос­то­ял ма­тери­ала и что за ме­тамор­фо­зы бы­ли мне под­властны, я ра­зоб­рался слиш­ком ра­но и преж­де сро­ка рас­ку­сил суть ве­щей, всю­ду на­тыка­ясь на че­лове­чес­кую глу­пость, хоть Май­крофт и ста­рал­ся убе­дить ме­ня в об­ратном. Там, где гас­ли чу­жие сом­не­ния, и та­яло лю­бопытс­тво, я не спе­шил сле­довать при­меру и от­во­рачи­вать­ся, нап­ро­тив, про­дол­жал смот­реть и ду­мать, про­щупы­вать кон­ту­ры то­го, что ещё пред­сто­яло вы­яс­нить, что неп­ре­мен­но су­щес­тво­вало, но бы­ло скры­то за мно­жес­твом зам­ков, ка­кие с лёг­костью вскры­вались фак­та­ми. Од­на­ко не каж­дый знал и со­бирал­ся уз­нать, как нуж­но по­вер­нуть факт-ключ, что­бы доб­рать­ся до от­ве­та. А я, ещё бу­дучи ре­бён­ком, на­учил­ся вра­щать яв­ле­ни­ями и вы­вода­ми, точ­но рва­ными ку­соч­ка­ми кар­ти­ны, пред­вку­шая, ког­да все раз­рознен­ные об­рывки срас­тутся в еди­ную кар­ти­ну.

Ро­дите­ли час­то приг­ла­шали в дом гос­тей, по­рой, осо­бен­но в праз­дни­ки, це­лые по­токи лю­дей, свя­зан­ных с ни­ми ин­те­реса­ми и про­фес­си­ей, сот­ря­сали сте­ны сво­им сме­хом в такт му­зыке и раз­го­вора­ми за боль­шим сто­лом, что ка­зал­ся мне гро­мади­ной, спо­соб­ной раз­растись и рас­по­роть дом из­нутри, нас­толь­ко он вы­бивал­ся из строй­нос­ти про­чего ин­терь­ера, слов­но его пос­та­вили сю­да по ошиб­ке, а на­зад вы­тащить уже не смог­ли. Я бо­ял­ся это­го сто­ла, во­об­ра­жая, что чем боль­ше на­рода ста­нут воз­ле не­го тол­пить­ся, тем мень­ше прос­транс­тва ос­та­нет­ся мне, что­бы сво­бод­но пе­ред­ви­гать­ся и ды­шать. И я ис­пы­тывал не­быва­лое об­легче­ние, ког­да это де­ревян­ное не­дора­зуме­ние, на­конец, выб­ро­сили.

Я пря­тал­ся за пе­рила­ми лес­тни­цы, ухо­дящей на вто­рой этаж, и раз­гля­дывал то вра­щав­шу­юся, то за­мер­шую за ужи­ном шум­ную, раз­ноцвет­ную мас­су лю­дей, це­ликом за­пол­нившую гос­ти­ную. Ки­пящее мо­ре, за­бив­ше­еся в трюм, во­да, что сна­чала про­сачи­валась мел­ки­ми ру­чей­ка­ми, а за­тем про­дави­ла кор­пус и хлы­нула все­пог­ло­ща­ющей вол­ной. «Они по­топят мой ко­рабль», – ду­мал я, гля­дя на ог­ни гос­ти­ной сквозь уз­кие стой­ки, слов­но на бур­ля­щую во­ду сквозь раз­ло­мы дни­ща об­ре­чён­но­го суд­на. Май­крофт пос­ме­ивал­ся, счи­тая сво­им дол­гом вся­кий раз прой­ти ми­мо мо­его убе­жища и на­пом­нить о не­ис­то­вой си­ле, что спо­соб­на отор­вать лю­бого от зем­ли, об­хитрить гра­вита­цию и выш­вырнуть в не­бытие:

– Вос­точный ве­тер уже близ­ко, бра­тец, а ты ещё не при­гото­вил па­руса.

– Те­бя он то­же прих­ва­тит.

– О, нет, Шер­лок, это не моё пу­тешес­твие.

Я под­це­пил бо­лезнь под наз­ва­ни­ем «меч­та стать пи­ратом» в воз­расте пя­ти лет, ког­да од­нажды отец не­ожи­дан­но взял от­пуск в се­реди­не и­юля и ре­шил по­казать нам Мар­гейт, го­род на се­вер­ном по­бережье ос­тро­ва Та­нет, где отец ещё сов­сем маль­чиш­кой стро­ил зам­ки из пес­ка и со­бирал раз­бро­сан­ные вре­менем кам­ни с узо­рами-от­пе­чат­ка­ми сги­нув­ших эпох. По­ез­дка к мо­рю – ещё один удар по на­коваль­не, по­пыт­ка взбу­дора­жить во­об­ра­жение, про­бить сте­ну, за ко­торой я се­бя ук­рыл, про­будить «нор­маль­ность» в ти­хом и не­люди­мом ре­бён­ке. Оче­ред­ное дей­ствие в борь­бе с мо­ей при­выч­кой пря­тать­ся на лес­тни­це и убе­гать на зад­ний двор, ос­тавляя гос­тей в не­до­уме­нии и вы­нуж­дая ро­дите­лей с нер­вной улыб­кой оп­равды­вать по­веде­ние сы­на, вы­думы­вать всё но­вые от­ве­ты на град воп­ро­сов с из­вечным сло­вом «по­чему». 

Вмес­те со взрос­лы­ми, пол­ны­ми же­лания вы­жать до пос­ледне­го ис­крен­нее гос­тепри­имс­тво, в на­шем до­ме мель­ка­ли и де­ти, ко­торых за­бот­ли­вые ро­дите­ли про­рочи­ли нам с Май­кроф­том в друзья. Пусть да­же на один ве­чер. Ро­дите­ли хо­тели, что­бы мы оба пусть и в кро­хот­ном, ог­ра­ничен­ном от­резке вре­мени ве­ли се­бя «обыч­но», не вы­зывая дур­ных по­доз­ре­ний, не­удобств и ос­тро­го не­годо­вания у тех нес­час­тных, ко­му вы­пада­ла не­завид­ная честь быть объ­ек­том де­дук­ции. 

Я ос­то­рож­но и чуть ис­пу­ган­но шёл вдоль мо­ря, что с глу­хим шо­рохом под­кра­дыва­лось к мо­им бо­сым но­гам по мяг­ко­му сы­рому пес­ку, взби­вало бе­лую пе­ну и раз­ли­валось по вмя­тинам све­жих сле­дов, не­ус­танно ше­вели­лось, не умол­кая. Его шё­пот рас­те­кал­ся всю­ду. Мне ста­ло ин­те­рес­но, мол­ча­ло ли ког­да-ни­будь мо­ре, от­че­го это рас­ки­нув­ше­еся от скал до го­ризон­та бес­формен­ное су­щес­тво так раз­го­вор­чи­во и не­уго­мон­но. 

Уже по­том я уз­нал о воз­дей­ствии воз­душных масс, из­ме­нении дав­ле­ния в ат­мосфе­ре, ко­леба­ни­ях зем­ной по­вер­хнос­ти, что рас­ка­чива­ли мо­ре, пы­тались вып­леснуть его че­рез край. Но в день зна­комс­тва с мо­рем я лишь на­кап­ли­вал воп­ро­сы, что ро­ились в го­лове и но­рови­ли хлы­нуть на­ружу так же, как неп­ре­рыв­но на­каты­ва­ющи­еся вол­ны. Я мог спро­сить у от­ца, по­чему во­да без ос­та­нов­ки на­пол­за­ет на бе­рег, тут же от­сту­па­ет и ни­куда боль­ше не пе­реме­ща­ет­ся, слов­но не ре­ша­ясь на пос­ледний шаг, по­чему це­ликом не под­ни­мет­ся из этой гро­мад­ной ча­ши и не ис­тор­гнет­ся на зем­лю. Отец, дол­жно быть, ждал всплес­ка лю­бопытс­тва, был го­тов от­ве­чать, и та­кой рас­клад бы убе­дил его в том, что он на вер­ном пу­ти. А я мол­чал, спо­кой­но слу­шал, буд­то и вов­се рав­но­душ­но, ес­ли отец вдруг на­чинал рас­ска­зывать о сво­ём детс­тве.

– Го­род за­мет­но об­но­вил­ся, по­хоро­шел, из­ба­вил­ся от преж­ней пы­ли и раз­би­тых кир­пи­чей, слов­но его вы­чис­ти­ли ги­гант­ской мет­лой. Что-то сбро­сил, как вы­сох­шую кор­ку, что-то на­рас­тил. Вон, ви­дишь? – он ткнул паль­цем в про­тиво­полож­ную ши­пению волн сто­рону, где над лёг­ки­ми кры­шами улич­ных ка­фе по­вис­ло не­види­мое об­ла­ко му­зыки и сли­тых в один ком го­лосов. От­че­го-то отец ре­шил ука­зать на эту яр­кую точ­ку, лишь ког­да мы заб­ра­лись от неё как мож­но даль­ше, слов­но в дру­гое вре­мя. На без­людный бе­рег из прош­ло­го, от­ку­да не­пос­ти­жимое бу­дущее с чис­ты­ми ули­цами и кра­шеным де­ревом ме­рещи­лось ед­ва прос­ту­пав­шей тенью на го­ризон­те. – На той рав­ни­не рань­ше толь­ко тра­ва рос­ла да кам­ни воз­вы­шались, а те­перь ка­феш­ки усе­яли здесь всё вок­руг, точ­но му­равей­ни­ки.

«Му­равей­ни­ки», – эхом про­нес­лось в мо­ём соз­на­нии, и я, гля­дя под но­ги, впер­вые за­думал­ся о свой­ствах и ус­трой­стве па­мяти. Под­хва­тив мысль от­ца, я пред­ста­вил ог­ромное гнез­до, рас­ту­щее из са­мого цен­тра зем­ли, с бес­числен­ны­ми хо­дами и уров­ня­ми, по ко­торым, не зная ус­та­лос­ти и го­лода, сну­ют кро­хот­ные му­равьи, хва­тая вос­по­мина­ние за вос­по­мина­ни­ем, уно­ся по не­ведо­мым ко­ридо­рам в без­донное хра­нили­ще. Скле­ив нас­пех та­кую смеш­ную те­орию, я объ­яс­нял се­бе без тру­да, по­чему не все мгно­вения прош­ло­го, уне­сён­ные в не­из­ме­римое хра­нили­ще, воз­можно бы­ло вер­нуть и пе­режить за­ново: му­равьи по ко­ман­де утас­ки­вали вос­по­мина­ния вглубь и по ко­ман­де воз­вра­щали их об­ратно, но, вы­пол­зая на по­вер­хность, они встре­чали мно­жес­тво опас­ностей. Му­равья, что креп­ко дер­жал миг тво­его пер­во­го са­мос­то­ятель­но­го ша­га и спе­шил им по­делить­ся, впол­не мог кто-то слу­чай­но раз­да­вить. Вот так прош­лое по­нем­но­гу и ут­ра­чива­лось, по кру­пице ис­че­зало, зак­лю­чил я.

Отец про­дол­жал го­ворить, в од­ной ру­ке дер­жа мои сан­да­лии, а дру­гой креп­ко сжи­мая мою ла­донь, ста­ра­ясь утя­нуть в свой мир, за­мер­ший сре­ди бе­лых скал под бой ча­совой баш­ни и пе­рели­вы бес­по­кой­но­го мо­ря. А я всерь­ёз ув­лёкся воп­ро­сом мыш­ле­ния и па­мяти, этих уди­витель­ных яв­ле­ний, что да­вали ко­лос­саль­ное пре­иму­щес­тво упо­рядо­чивать зна­ния, хра­нить са­мое важ­ное, цеп­лять­ся за ре­аль­ность, но па­мять в то же вре­мя до­води­ла соз­на­ние до кол­лапса раз­ной сте­пени ощу­тимос­ти, по­тому как каж­дый но­вый день за­коно­мер­но от­ли­чал­ся от пре­дыду­щего, и мы это ося­за­ем. Сколь­ко бы лю­ди ни ут­вер­жда­ли, что их жизнь вдруг об­ра­тилась че­редой без­ли­ких, не­от­ли­чимых друг от дру­га дней, это лишь обёр­тка ядо­витой деп­рессии, от­ка­за че­лове­ка за­мечать раз­ни­цу вок­руг, за­мыка­ясь толь­ко на раз­ру­шени­ях, выг­ры­зав­ших его из­нутри. 

На рав­ни­ну из вос­по­мина­ний от­ца взгро­моз­ди­лись пёс­трые де­ревян­ные пос­трой­ки, кам­ней, тор­ча­щих из тра­вы, и вов­се не ос­та­лось – и те­перь в его го­лове тес­ни­лись две кар­ти­ны с нес­коль­ки­ми от­ли­чи­ями, од­на стре­милась из­гнать дру­гую, и по­том это про­тивос­то­яние за­вер­шится их сли­яни­ем с горь­ким прив­ку­сом «то­го, как бы­ло рань­ше». Две по­луп­розрач­ных фо­тог­ра­фии, на ко­торые тя­жело смот­реть од­новре­мен­но. На вид оди­нако­вые, но ес­ли сфо­куси­ровать­ся на бо­лее блёк­лой, мож­но уви­деть скло­нён­ную под на­тис­ком вет­ра тра­ву и не­под­вижные кам­ни, и по­верх буд­то пун­кти­ром вы­рисо­выва­ют­ся тре­уголь­ные кры­ши ка­фе, круг­лые сто­лики и плас­тмас­со­вые стулья. И на­обо­рот – сос­ре­доточь­ся на яр­ком, чёт­ком сним­ке, уви­дишь, как тра­ва и кам­ни блед­ны­ми узо­рами рас­полза­ют­ся по нож­кам сто­лов и стуль­ев. Прош­лое и нас­то­ящее встре­ча­ют­ся в на­шем соз­на­нии, как при­токи пол­но­вод­ной ре­ки. По­доб­ный па­радокс про­ис­хо­дит пос­то­ян­но, но не всег­да за­метен столь яв­но, как это, к при­меру, слу­чилось с мо­им от­цом в мо­мент воз­вра­щения в Мар­гейт спус­тя двад­цать шесть лет. Глав­ная за­дача – не сой­ти с ума от нас­ло­ения од­но­го вос­по­мина­ния на дру­гое, и мно­гие с этим ус­пешно справ­ля­ют­ся. В воз­расте пя­ти лет я ед­ва ли до­гады­вал­ся, что па­мять прев­ра­ща­ет­ся в па­лача. 

И я рас­смат­ри­вал бе­рего­вую ли­нию, из­ре­зан­ную сле­дами, и ду­мал, об­ла­дали ли хоть са­мой при­митив­ной па­мятью пе­сок, ис­топтан­ный по­коле­ни­ями, и мо­ре в бес­ко­неч­ном дви­жении? Ра­зуме­ет­ся, нет, раз­ве что в по­эти­чес­ком смыс­ле, ка­кой хо­чет­ся при­писать с целью ро­ман­ти­зации об­ра­зов, чем при пе­рес­ка­зе со­бытий буд­то бы и не стыд­но гре­шить. С этим вы­водом я уже ус­пел сми­рить­ся за вре­мя ра­боты над за­пися­ми… Ночью по­бережье пус­те­ло, на­род сте­кал­ся в рес­то­раны и клу­бы, за­бирал­ся под оде­яла в род­ных до­мах или гос­ти­ницах, а вол­ны с не­ис­ся­ка­емой си­лой смы­вали их сле­ды, их при­сутс­твие, и всё, что про­ис­хо­дило на бе­регу, про­пада­ло в за­вих­ре­ни­ях и од­но­об­разном шу­ме волн. Сто­ит обер­нуть­ся – от­пе­чат­ки тво­их ног уже на­пол­ня­лись во­дой и пе­ной, и че­рез нес­коль­ко мгно­вений пес­чинки вновь со­берут­ся на преж­ние мес­та, раз­гла­жен­ные лез­ви­ем во­ды. И ни­какой па­мяти. 

Ка­залось, вол­ны обя­затель­но нас­тигнут ме­ня, до­тянут­ся, ку­да бы я ни шаг­нул. И я дви­гал­ся всё даль­ше, ис­сле­дуя бе­рег под чут­ким прис­мотром от­ца, что хоть и был пог­ру­жён в про­пах­шие солью вос­по­мина­ния, всё же не спус­кал с ме­ня глаз. Вни­матель­но смот­рел в спи­ну и, на­вер­но, пы­тал­ся уга­дать се­бя в мо­ей не­тороп­ли­вой по­ход­ке, при­кос­но­вени­ях к ус­коль­за­ющей во­де, взгля­дах ку­да-то за го­лубо­ватую дым­ку го­ризон­та, но его прош­лое яв­но не срас­та­лось с мо­им нас­то­ящим, не нак­ла­дыва­лось иде­аль­но, чёт­ко по всем из­ги­бам кон­ту­ра без выс­ту­па­ющих кра­ёв. Отец бо­ял­ся по­терять связь со мной, пе­рес­тать по­нимать, что тво­рилось внут­ри его млад­ше­го сы­на. Быть мо­жет, он на­де­ял­ся раз­гля­деть, най­ти нас­то­яще­го ме­ня под сол­нцем Мар­гей­та, что ког­да-то ос­ве­щало его детс­тво и пер­вые тай­ны.

Май­крофт от­ка­зал­ся ид­ти с на­ми к мо­рю, взял­ся за пер­вую по­пав­шу­юся кни­гу и ос­тался с ма­терью в гос­те­вом до­ме на Эл­берт Тер­рас, ко­торый мы арен­до­вали на не­делю. А отец по­вёл ме­ня за ру­ку по ти­хим улоч­кам, что пла­вились от бес­по­щад­ной, вне­зап­но нас­тигшей жа­ры, ас­фальт наг­ре­вал­ся, до­пол­няя раз­ли­чимый в воз­ду­хе зной не­выно­симым за­пахом. Мы ми­нова­ли пляж, пол­ный раз­де­тых лю­дей, что кор­чи­лись на взры­том пес­ке от вы­соко заб­равше­гося сол­нца, заш­ли так да­леко, что поч­ти не встре­чали ни еди­ной жи­вой ду­ши, толь­ко пе­ревёр­ну­тые трес­ну­тые лод­ки, ос­ле­питель­но бе­лая ска­ла с зи­яющей ды­рой и об­на­жён­ный бе­рег: от­лив под­ста­вил под го­рячие лу­чи сол­нца ме­ловые кам­ни, за­вит­ки во­дорос­лей и ра­куш­ки с ещё теп­ля­щей­ся жизнью за сом­кну­тыми створ­ка­ми. 

И тог­да-то отец раз­жал паль­цы, от­пустил ме­ня, ве­лев на­деть сан­да­лии, поз­во­лив без лиш­них пре­пятс­твий и от­го­лос­ков чу­жой па­мяти мас­те­рить собс­твен­ные вос­по­мина­ния о Мар­гей­те из за­битых в кар­ма­ны кам­ней, впе­чат­ле­ний о пе­щерах кон­тра­бан­дистов и пи­ратов. Ос­матри­вая буг­ристые сво­ды пе­щеры, я пред­став­лял, как пи­раты воз­вра­щались из скры­тых за гор­ба­ми волн кра­ёв, спус­ка­ли на во­ду шлюп­ки с сок­ро­вища­ми, что­бы пе­реп­ра­вить тре­щав­шие по швам сун­ду­ки и ос­тавля­ли их здесь на вре­мя, зная, что мес­тные жи­тели не приб­ли­зят­ся и на пу­шеч­ный выс­трел, ес­ли не ис­ка­ли на­роч­но неп­ри­ят­ности. Не мо­гу с уве­рен­ностью ска­зать, что имен­но ме­ня так прив­лекло в этом ди­ком об­ра­зе жиз­ни, но с тех пор я за­горел­ся же­лани­ем под­нять па­руса и уп­лыть. Од­на­ко в ито­ге за­рыл­ся в пе­щеру без сок­ро­вищ. 

Я сде­лал се­бя та­ким и не то­ропил­ся ве­рить сра­зу уви­ден­но­му, не ра­зоб­рав об­раз до мель­чай­ших де­талей. Я на­делял всё, что ох­ва­тывал взгля­дом и пы­тал­ся пос­тичь умом, не­ким осо­бым от­тенком, нас­ла­ивая на ви­димый и ося­за­емый мир свои собс­твен­ные ощу­щения и вы­воды. Две поч­ти оди­нако­вые фо­тог­ра­фии, на ко­торые тя­жело смот­реть од­новре­мен­но. И по­тому мне ста­нови­лось скуч­но в ок­ру­жении, не вы­зывав­шем лю­бопытс­тва.

Чис­тый и глу­бокий взгляд ма­лень­кой Скар­летт вы­воро­тил па­мять на­из­нанку и ог­лу­шил шё­потом то­го нес­молка­юще­го мо­ря, вздо­хами со­жале­юще­го от­ца, сту­ком па­да­ющих кам­ней… Я, из­ба­вив­шись от все­го бес­по­лез­но­го, и не ду­мал од­нажды сно­ва пе­режить этот фраг­мент ле­та в Мар­гей­те. Ви­димо, раз­давлен­ный му­равей су­мел доб­рать­ся до це­ли, до­нес­ти вос­по­мина­ние из без­донно­го хра­нили­ща.

По­ка Ад­ри­ана и Бек­ки с пре­дель­ной ос­то­рож­ностью раз­во­рачи­вали друг пе­ред дру­гом свои жиз­ни, я так и ос­тался в ко­ридо­ре за зак­ры­той дверью в гос­ти­ную, под­дался па­рали­зу­ющей ус­та­лос­ти, и сел на пол, поч­ти у са­мого по­рога, прис­ло­нив­шись спи­ной к сте­не. Те­чение окон­ча­тель­но вы­тол­кну­ло ме­ня прочь.

Ока­залось, Бек­ки уво­лилась из ре­дак­ции ещё два с по­лови­ной ме­сяца на­зад и те­перь по­пол­ня­ла се­мей­ный бюд­жет, под­го­тав­ли­вая раз­но­сор­тные статьи на за­каз. Ад­ри­ану очень обес­по­ко­ил тот по­доз­ри­тель­ный факт, что её сес­тра ре­шила умол­чать о не столь серь­ёз­ной, но всё же имев­шей оп­ре­делён­ный вес пе­реме­не. При­чины ухо­да Бек­ки об­ри­сова­ла скуд­но и без осо­бого эн­ту­зи­аз­ма, ска­зав, что пе­рес­та­ла по­лучать преж­нее удо­воль­ствие от ра­боты и пос­те­пен­но от­да­лялась от семьи, вы­пол­няя по­руче­ние за по­руче­ни­ем. Чар­ли до­бил­ся дол­гождан­но­го от­пуска, ука­затель­ный и сред­ний паль­цы Скар­летт срос­лись пос­ле пе­рело­ма, Бек­ки боль­ше не бы­ла свя­зана де­сят­ка­ми обя­зан­ностей, и по­тому они ре­шили уле­теть в Мад­рид на не­делю, раз­ве­ять­ся и по­чувс­тво­вать сво­боду. Са­молёт вы­летал из Лон­до­на че­рез че­тыре ча­са, и пе­ред рей­сом Бек­ки за­хоте­ла по­видать­ся с сес­трой и бе­зоши­боч­но наг­ря­нула на Бей­кер-стрит, а не на Хай Хол­борн, где пус­то­вала арен­до­ван­ная квар­ти­ра. Чар­ли, толь­ко вый­дя из так­си, стол­кнул­ся с од­но­кур­сни­ком, ко­торо­го не ви­дел со вре­мён вы­пус­ка и те­перь си­дел с ним в ко­фей­не за уг­лом, об­суждая об­щее слав­ное прош­лое.

Мед­ленно под­кра­дыва­лась по­ра про­щать­ся, спе­шить на са­молёт.

– С то­бой точ­но не про­ис­хо­дило ни­чего стран­но­го? – с фи­зичес­ки ощу­тимой тре­вогой ещё раз спро­сила Ад­ри­ана, не со­бира­ясь ого­роши­вать сес­тру сло­вами о прок­ля­тии и приз­ра­ках без осо­бой не­об­хо­димос­ти. Не пе­ред вы­летом в Мад­рид. 

Дос­та­точ­но бы­ло и то­го, что Бек­ки яс­но пом­ни­ла, сколь­ко раз Ад­ри­ану в детс­тве тас­ка­ли по пси­хи­ат­ри­чес­ким кли­никам, пы­та­ясь очис­тить её рас­су­док. Вряд ли бы сей­час она вос­при­няла речь о по­тус­то­рон­ней за­разе всерь­ёз, да­же из ис­тинно­го же­лания по­мочь сес­тре, вновь на­чав­шей нес­ти су­щий бред.

– Так­сист всю до­рогу нас­висты­вал ка­кую-то на­зой­ли­вую ме­лодию, и вот это дей­стви­тель­но по­каза­лось стран­ным. Не вол­нуй­ся, Джер­ри, всё бу­дет хо­рошо.

Её го­лос зву­чал твёр­до, уве­рен­но, ус­по­ка­ивал, под­держи­вал хруп­кую на­деж­ду, хоть преж­де и чуть вздра­гивал, ка­зал­ся слиш­ком ти­хим, буд­то до это­го воп­ро­са Бек­ки го­вори­ла о том, в чём до бо­ли сом­не­валась. От это­го стро­гого ут­вер­жде­ния ис­хо­дила не­кая сме­лость, ис­ти­на, оно не бы­ло схо­же с бес­смыс­ленным уте­шени­ем пе­ред не­мину­емой ка­тас­тро­фой. Бек­ки яс­но да­ла по­нять, что мог­ла сом­не­вать­ся в ре­шении пор­вать с ре­дак­ци­ей, да­же в спра­вед­ли­вос­ти за­конов о все­мир­ном при­тяже­нии и эле­мен­тах таб­ли­цы Мен­де­ле­ева, но в свои пос­ледние сло­ва она вло­жила всю си­лу не­поко­леби­мой ве­ры.

По­том, уже поз­дним ве­чером, ког­да от встре­чи в гос­ти­ной ос­та­лись толь­ко та­ющая ра­дость, во­рох опа­сений и вяз­кий оса­док не­дос­ка­зан­ности, Ад­ри­ана про­из­несла пос­ле дол­го­го мол­ча­ния: «Я не смог­ла про­ник­нуть в го­лову Бек­ки, как ни ста­ралась. Её соз­на­ние слов­но на­роч­но за­коло­чено, что­бы я че­го-то не уз­на­ла, не вме­шалась. И это страш­но, Шер­лок». Ад­ри­ана вдруг осек­лась, про­чувс­тво­вав каж­дым нер­вом, нас­коль­ко это не­выно­симо – до­гады­вать­ся о том, что близ­кий че­ловек ре­шитель­но за­думал со­вер­шить неч­то те­бе не­из­вес­тное, опас­ное, скры­ва­ет до пос­ледне­го суть бе­зум­ной за­теи, а ты уни­зитель­но бес­си­лен, не мо­жешь ни ос­та­новить, ни по­мочь. Ста­ло быть, обе сес­тры Фи­цу­иль­ям по от­дель­нос­ти со­бира­лись что-то пред­при­нять.

Я не об­ра­тил вни­мания на щел­чок зам­ка и от­крыв­шу­юся дверь, дви­жение си­лу­эта. 

– Мис­тер Холмс не зна­ет, где спря­тать­ся? – вдруг воз­никла пе­редо мной Скар­летт, гля­дя в гла­за всё с той же уди­витель­ной про­ница­тель­ностью, ви­дя, пусть и не вос­при­нимая с дол­жным зна­ни­ем то, че­го я в се­бе дав­но уже не рас­позна­вал сам, и ед­ва ли за­мечал рань­ше.

– Не знаю, – рас­те­рян­но кив­нул я и за­чем-то улыб­нулся.

Взрос­лые час­то улы­ба­ют­ся де­тям, по­лагая, что это сок­ра­щение мышц – пер­вый язык, ко­торый они прек­расно по­нима­ют с рож­де­ния. 

– Поп­ро­буй­те за­лезть под стол мис­сис Хад­сон, я не рас­ска­жу тё­те Джер­ри.

– Не са­мое на­дёж­ное ук­ры­тие.

– Зна­чит, вы сда­ётесь?

И я не на­шёл под­хо­дящих слов для хоть ка­кого-ни­будь от­ве­та на воп­рос, что буд­то был за­дан вов­се не ма­лень­кой лю­бопыт­ной де­воч­кой, а скла­дывал­ся из все­го пе­режи­того, проз­ве­нел внут­ри ме­ня, раз­ры­вая в клочья рас­су­док, ба­раба­нил в вис­ках, от­зы­вал­ся дрожью паль­цев. Я, сжав гу­бы в не­до­уме­нии и злос­ти, смот­рел в не­пов­то­римые, прон­зи­тель­ные гла­за Скар­летт, и ду­мал, что моё бес­си­лие име­ло брешь, и я мог сквозь неё про­бить­ся, ус­петь что-то сде­лать. Пусть не­види­мое те­чение вы­мыва­ло ме­ня из су­щес­тво­вания Ад­ри­аны, от­бра­сыва­ло, как ог­ромная тя­жёлая вол­на, но она ещё ды­шала ря­дом.

Бек­ки и Скар­летт по­кину­ли Бей­кер-стрит вмес­те с по­дос­певшим Чар­ли, от­пра­вились в путь, в по­гоню за сво­бодой и счасть­ем, что на этой зем­ле всё ча­ще по­ходи­ло на бе­зоб­разно­го приз­ра­ка. И на­чал­ся об­ратный от­счёт.

Ког­да глу­бокая, тер­пкая ночь оку­тала Лон­дон, мер­ца­ющий заж­жённы­ми ог­ня­ми, Ад­ри­ана по­гаси­ла свет в гос­ти­ной, ос­та­вив лишь блёк­лую лун­ную лам­пу, сно­ва зас­те­лила ди­ван и лег­ла, ис­ступ­ленно вжи­ма­ясь в его спин­ку. Рас­тре­вожен­ные мыс­ли не да­вали ей спо­кой­но про­валить­ся в сон, за­быть­ся, по­терять бди­тель­ность. 

Я за­метил, что пос­ле про­ис­шес­твия с хищ­ни­ком Ад­ри­ана в оди­ночес­тве прак­ти­чес­ки ни­ког­да не спа­ла. Ря­дом с кем-то она ощу­щала се­бя в бе­зопас­ности, но од­на толь­ко со сто­нами во­роча­лась или рас­смат­ри­вала вра­щав­ши­еся коль­ца лам­пы. В боль­ни­це я сбе­гал из па­латы с нас­тупле­ни­ем но­чи и прок­ра­дывал­ся к Ад­ри­ане, са­дил­ся на стул, прид­ви­нутый к кро­вати, и ждал, по­ка сон рас­пра­вит нап­ря­жён­ные мыш­цы её ли­ца, ис­ка­жён­но­го му­ками, сом­кнёт ве­ки и не­надол­го ус­по­ко­ит. 

Я вы­шел из спаль­ни око­ло че­тырёх ут­ра. Ад­ри­ана ле­жала, сог­нув но­ги в ко­ленях, под тон­ким оде­ялом, на­поло­вину упав­шим на пол. 

Мы упус­ти­ли це­лую ночь, сом­не­ва­ясь и пе­реби­рая собс­твен­ные стра­хи.

– Хо­чешь по­ехать в Мар­гейт? – без раз­ду­мий, слов­но пред­ла­гая чай, спро­сил я, усев­шись в крес­ло. В ка­кой имен­но мо­мент во мне за­роди­лась эта идея, я да­же и не до­гады­вал­ся. 

– Я ни­ког­да там не бы­вала, – в сле­ду­ющий же миг про­из­несла Ад­ри­ана, ве­ро­ят­но, нич­тожно ма­ло пред­став­ляя о мес­то­поло­жении го­рода, его об­ли­ке и за­пахе.

Я ина­че и не пред­по­лагал. Про­сидев в за­точе­нии в Де­воне по во­ле Ари­са, она поч­ти не зна­ла дру­гие зем­ли Ан­глии. 

– В на­чале ап­ре­ля го­род ещё не ус­пе­ли за­сорить ту­рис­ты. Толь­ко не рой­ся в мо­их вос­по­мина­ни­ях, я всё по­кажу те­бе сам. 

– И да­же Грот ра­кушек? – Ад­ри­ана по­вер­ну­ла го­лову и ус­та­ло улыб­ну­лась.