Страница 34 из 88
- Только ты не смей, слышишь? – Женщина дёрнула сальное лицо на девочку. – Никому ничего не говори. Это только сегодня так случилось. Я полежу, отдохну, и всё будет хорошо. Ты меня слышишь, Рита? Хорошо? – Спросила она разумным голосом и ожидала подтверждения. Девочка кивнула, хотя была совершенно не согласна. – Вот и славненько. Я надеюсь, ты меня не подведёшь, и всё будет хорошо. – Она вновь запела, как будто давно забытую песенку, отвернувшись в телевизор. – У всех всё будет хорошо. И у тебя, и у меня, и у Генки. – Марго выходила из квартиры, а женщина всё продолжала говорить себе под нос. – Нет, ну разве можно себе это представить: газоэлектросварщик! Я когда узнала, чуть со стула не свалилась. – Телевизор взрывался счастьем. – Мой мальчик, мой сынишка добился чего-то. – Маргарита оставила её одну. – Его взяли на работу, да ещё какую! Молодец он...
Дверь закрылась, и тонны непроходимой паутины легли на оставленную квартиру. Девочка вернулась домой с наиотвратнейшим желанием что-то сделать. Вся не осознаваемая ею душа выкручивалась изнутри в бутылку Клейна. Тошнота какая-то напала непонятная, но девочка на это не обращала внимания… пока. Нужно было позвонить сыну, найти лечащего врача, он же должен был быть. Чтобы посадили старушку на диету, или выписали ей сиделку, или перевели в специализированное место для таких, как она. Оно же есть в мире, должно же быть.
Но все эти перекрывающие друг друга идеи ломались о просьбу неразглашённости. Старушка ясно дала понять, что не желает, что бы кто-то знал о ней. Но почему? Это же помощь, причём очевидная и необходимая. Ладно излишества незаслуженные и несправедливые, но жизненно важные приспособления должны были появиться в её жизни. Ходунки, например, или трость.
Маргарита бродила медленно по комнате, еле сдерживая озноб. Но он был не болезненный, а медленный и мучительный, какой-то внутренний. Некое неудобство в мышцах и ломота в костях. Девочку всю корёжило, она не представляла, что делать. Несколько раз она поворачивалась на дверь и смотрела туда, ожидая, что побежит. Но нужно ли? Пару раз за вечер подходила к кухонной стене, вслушиваясь в не прекращавшийся концерт.
Старушка, должно быть, ещё сидела на том же месте и неизвестно сколько ещё просидит. Может, этим её весь день занят. Человеку нужно разнообразие, информация, гигиена, туалет, еда, сон. Что из этого, при удачном самостоятельном подъёме, смогла бы сделать пожилая женщина в данном положении? Да что вообще так возможно делать?
Маргарита представила, если бы она оказалась в подобной ситуации. Разве она сидела бы? Девочка с первой же секунды тратила бы всё время на то, что бы выбраться из плена. Пошла бы шевелиться, потеть сквозь непрекращающиеся боли, сбрасывать лишнее, требовать от врачей лечения, чтобы вновь можно было заняться интересным. Но на деле прошёл бы час, она бы устала. Отдых бы её не насыщал и не давал бы новых сил, а только разгорячал боли в суставах. Но девочка всё равно вставала бы, сквозь слёзы сгонять с себя дряблость и так целый день. Через не унимающуюся, отвлекающую, не позволяющую ни на чём сконцентрироваться боль. Боль во всём: в коленях, руках, спине, груди при вдохе или выдохе. Эта боль своей ношей опрокидывается на голову. Голова болит уже от усталости не из-за потери сил, а от изнеможденности болью. Оттого что просто надоела. Есть лёгкий выход: не терпеть и не причинять себе больше вреда, а сесть в полулежащее положение и успокоиться. Не напоминать себе лишними шевелениями о существовании внешней оболочки, а погрузиться в себя. Отвлечься и отгородиться от частей тела, причиняющих неудобство.
У этой боли есть имя – старость. Таким образом всех она сводит в постель. И Марго бы тоже там оказалась, хоть и до последнего не верит, что сдастся. Ведь только оказавшись там, начинаешь сожалеть, что вовремя не потерпел, не преодолел эту боль и считаешь, что уже поздно. Начинаешь скулить скрипящим языком нравоучения, предостерегая остальных о той же участи. Молодые, может, и верят, говоря, что никогда себя до такого не доведут. Тогда пожилой вспоминает, как сам это же говорил, лет пятьдесят назад. Теперь он понимает, что цикличность эту не разорвать, и виноват в ней только сам человек, загнавший себя в такие условия. Значит, только он обязан расплачиваться за них и не имеет права тянуть туда остальных.
По такой же причине соседка Маргариты не хотела, что бы кто-то знал о её немощном положении. Но это не отменяло того, о чём она грезила. О тех же поездках на велосипеде, о беге по лужам или веселье. О простом человеческом тепле, об объятиях, улыбках и понимании. Подавляя в себе до боли приятные, давно оставленные желания и смрившись с прошедшим временем, всё же изредка она плавала в прекрасных тусклых воспоминаниях. В тех временах, когда казалось, что весь мир у ног. Что нет ни преград, ни запретов, что можно всё, что возможно вообразить, а говорят, и больше.