Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 287 из 308

С тёмно-синего неба сыпало снежной пылью. Ледяной воздух куснул за лицо, пробрался за шиворот, заставив Кыстынчи поморщиться.

Что ж… Аркаша действительно стучал кем-то об стену. Чьей-то головой, если быть точнее, взяв оппонента в мёртвый захват. Когда хрящевой какой-то хруст выстрелом прозвучал на холоде, а Кыстынчи подумал, что пора заказывать жертве поминальную, Аркашин противник вывернулся. Наёмники расцепились, Аркаша припадал на ногу. Умудрился врезать в колено, надо же. У его противника кровища из рассеченного лба заливала бронзовую кожу и белые шрамы на скуле, но, в целом, выглядел он довольно бодро для того, чьей башкой только что пытались пробить сруб. Наёмники кружили, сверкали безумными абсолютно белками глаз и… тут Кыстынчи затруднялся с подбором правильного слова… рычали? гудели? Возможно, переругивались на своей тарабарщине. Какой-то же есть язык у страны, которая импортирует сюда этих стрёмных черномазых костоломов.

Кыстынчи поспешил убраться обратно в тепло вместе с вихрем мелких снежинок. Аркаша сам как-нибудь справится, ага.

– Э-э… совершенно правильное предположение, – сказал он в ответ на вопросительный взгляд Самарина-Троицкого.

– На что ты надеешься, доверяя таким мутным типам, как этот наёмник, – вполголоса буркнул Керемет. Брякнул он это явно наугад, чтобы только сменить тему с «расстрел через пять минут» на нечто более нейтральное, но неожиданно попал по больному.

– Сам как-нибудь разберусь! – рявкнул Самарин-Троицкий. – Каждая собака указывает, кого пустить к кормушке. Когда уже все поймут, что я теперь за Кессельского и Морруэнку, пока один кинул кони, а другая не нашла лучшего времени, чтобы рожать.

– И как?

– Почём я знаю? Вбила себе в голову, что ей кранты… и я теперь думаю: может, это не блажь? Может, она точно знает? Она не ошибается, она… – он дёрнул плечом, останавливая себя. – В общем, пока из неё ничего не лезет, но характер всё хуже. Боженька-последний-император и бесы заоколотные, какой пи…

Дверь хлопнула. Аркаша пригнулся, чтобы не приложиться лбом о притолоку, и вошёл, злой и весёлый.

– Всё! – торжественно сказал он, пресекая возможные вопросы.

Самарин-Троицкий потёр лицо. Вид у него был несчастный.

– Разберёшься с этими и ко мне. Надо что-то делать с обороной. До утра альфа ждать не будет.

Кыстынчи бездумно поднялся со стула. Он всё искал этого паникующего чела внутри собственного сознания, который бы бился в истерике, вис на неумолимом Аркаше (тот бы Костянычевого почти центнера веса и не заметил) и вякал растерянно: «подождите, я вообще не при делах был». Но – факт – этого метафорического чела не было. Это Киря всё не мог заткнуться, увещевал и увещевал Самарина-Троицкого, но без толку. А Кыстынчи просто механически переставлял ноги, которые несли его на улицу и лениво размышлял, почему он так спокоен. Сознание чудило, подкидывая варианты спасения один придурковатее другого: вот доблестная альфовская кавалерия прискакивает в ночи, интуитивно опознаёт в них граждан другого государства, которые вообще не при делах, и спасает, вот Аркаша говорит со своим идиотским акцентом «да пшло всьйо-о нахыр-р, увольняюсь, а вы в пивной потупите», вот…