Имплицитный фактор

Керемет изобразил на слегка подправленном лице живейшее участие. Ну и влип ты, Киря.

Кыстынчи скривился. Он не был уверен, что им так уж повезло: в крошечной караулке, куда их запихнули, помимо Самарина-Троицкого обретался ещё и наёмник, величавший себя Аркашей. Имя шло Аркаше как лосю бантик. И Аркаша глядел на них с Кирей голодно и мрачно, как на две последние заветренные котлеты в столовой: вроде и связываться ниже собственного достоинства с такой пакостью, и всё равно жрать хочется. Дурацкое, дурацкое сравнение. Возможно, решение сваливать обратно к томатному барону как в самую безопасную локацию тоже было дурацким. Впрочем, у Кири и такого решения не нашлось.

– Ваша версия событий, только быстро, – бросил Самарин-Троицкий.

Да и этот бесхребетный школьник, младшенький томатного барона, уже не кажется таким безобидным. «Мне тут заливали, что у интеллигентных людей, мол, психологический блок на то, чтобы бить человека по лицу», – добродушно поведал он, прежде чем смазать Кире в челюсть, – «но что с меня взять – я-то деревня». Плохой признак: школоте в образе вообще крышу сносит, а тут ещё этот Аркаша вон как одобрительно смотрел – в ученички он его прибрал, что ли?

– Что-то случилось на переговорах с альфой, после чего все начали палить, – подал голос Кыстынчи. – Но мы были слишком далеко, чтобы разглядеть, что именно.

Самарин-Троицкий остановил его жестом.

– Но до этого вы были в плену у альфы? – спросил он Керемета.

– Но до этого мы были в плену у альфы, – повторил тот.

– Но вам удалось свалить в общей суматохе?

– Но нам удалось свалить в общей суматохе.

– На том же транспорте, который вы угнали с Поста до этого?

– Ну… да?

Самарин-Троицкий переглянулся с Аркашей. Аркаша с одухотворённым видом  ковырялся ногтем в зубах.

– Звучит… дебильно? – вкрадчиво сказал Самарин-Троицкий. – Альфа выглядит совсем дебилами в твоей версии, ты из меня дебила сейчас делаешь. Захрена? На что ты надеялся, притаскиваясь обратно?

Аркаша распрямился во весь рост, зашипел, задев макушкой болтавшуюся на проводе лампочку. Вид у него был как у собаки, которая услыхала ультразвуковой свисток.

– Уйду на минуты, – сказал он. – Справишься с двумя человеками?

– Это с дрищом и жирдяем-то? – Самарин-Троицкий пренебрежительно фыркнул, пнув стул, на котором сидел Керемет. – Тоже мне, очень страшно.

Дверь за Аркашей закрылась с негромким скрипом.

– Так вот, – невозмутимо подхватил Самарин-Троицкий монолог, – думаешь, она тебя обратно примет и в жопу поцелует? Да она лично тебя к стенке поставит, идиот несчастный, – отмахнулся он, запустил пятерню в волосы, с силой продирая спутанные пряди и пробормотал: – Духи заоколотные и боженька-последний-император, какой пи…

Киря, видимо, подумал, что это его шанс.

– Слушай, ты же знаешь, откуда я и Костяныч, да? А что нам Морруэнка обещала, знаешь? Выдать нашу колонию Метрополии. А, каково? Вас она «спасает», объявляя независимость от альфы, а нас сдаёт. Спрашивала она нас о таком раскладе? Да нихрена, поставила перед фактом. Стоит меня судить, что захотелось взглянуть на эту Метрополию поближе, чтобы понять, с чем мы хоть будем иметь дело?

– И как?

– «Шо то – говно, шо это», – важно процитировал кого-то Керемет.

– Лучше времени посмотреть на них не нашёл?

– А больше времени не будет, – меланхолично отвечал Киря. – Я так послушал… все рассчитывают, что крупные межпространственные узлы возьмут в течение зимы, поэтому февральское Совмещение альфа профукает, а в июне будет поздно – вторгаться через территории отдалённых краёв – это дипломатия и деньги, дорого и долго, и альфа откажется от вас, как от слишком сложной добычи. А потом вы, типа, выждете год-другой, и уже на своих условиях будете с альфой дела вести. Такой расклад?

Самарин-Троицкий неохотно кивнул. Он подозревал, что его забалтывают, и подозревал худшее. Но с Кирей он мог быть спокоен: его забалтывали ради забалтывания.

Боженька иконопоклонников, и это его план? Когда уже Киря поймёт, что это не родной Усть-Илыч, где его экстремальную дипломатию списывают на шалопайства начальственного племяшки и лишь вздыхают: «хитрожопый больно, но хоть не запойный».

 – Так я тебе скажу, когда вы свяжетесь обратно с альфой. Никогда. Морруэнка не дура, она понимает, что альфа вам этого не простит. Поздравляю: вы уходите в глухую оборону навечно, крантик с благами цивилизации закрывается, а Морруэнка через годик-другой объявляет себя наместником…

– Государем… – поправил Самарин-Троицкий тоном «она у меня Наполеон, но который не торт».

– Даже так? Амбициозная баба. Нахрена женился? – развеселился Киря, утирая кровь из разбитой губы. – В общем, объявляет она себя повелителем потерянной колонии и держит монополию на уцелевшие контура. Она вам даже идеологию на коленке слепит, почему контурами больше пользоваться нельзя. Знаю, видали уже такое. Да, Костяныч?

Кыстынчи уже хотел с чем-то на всякий случай согласиться, как деревянную стену домишки сотряс глухой удар.

– Аркаша стучит кем-нибудь об стену, – после недолго молчания высказался Самарин-Троицкий. Чёртов школьник явно рассчитывал на эффект «не отдавай нас Аркаше!» (и гадёныш его добился). – Но это лишь предположение, без дуростей дуй проверь, – сказал он Кыстынчи.