Страница 20 из 30
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
Шарль Бодлер
Ветер стих ещё вчера. Сегодняшнее утро было спокойным, а тишину нарушали лишь частые удары дятла о дерево. Францу не полегчало. Этим утром он едва перебирал ногами. Ночь выдалась холодной. Ночевать им пришлось в сугробе, в котором, впрочем, оказалось весьма тепло.
Они шли медленнее, чем раньше. Франц просил, чтобы он шёл без помощи Монро, на своих двух. Это была не лучшая идея. Он постоянно падал, и Монро снова потащил Франца под плечё. Так они двигались едва ли быстрее, но быстрее. Монро тащил его без усилий, но Франц прилагал сверхчеловеческие усилия, чтобы сделать хотя бы шаг. Они постоянно ставали на привал, и Франц пытался отдохнуть. Он при этом тихо постанывал и хрипел. Казалось, что смерть медленно забирает его, но Франц был эпикурейцем-стоиком, а потому держался. Это было для него крещение огнём. И, что бы там не думал Монро, а сегодня Франц почти мог идти сам, а вчера его можно было только волочить.
Монро уговаривал его терпеть и идти; идти, не смотря ни на что. Их могли преследовать, и это было опасно. Франц просил оставить его, но Монро отказывался, и как Сизиф, тяжко влачил свой камень.
Потрясение Франца влияло на него, безусловно, но при этом ему удавалось держать умные мысли и здравый смысл. Его мозг, как мёртвая машина, всё ещё подчинялся ему. Он умирал, он знал, но воля к жизни проснулась в нём с необычайной силой, и он боролся за жизнь, держась обмороженными пальцами за надломленную соломинку, имя которой – жизнь, в то время как весь он был по грудь в тёмной воде смерти.
Монро упал, а вместе с ним и Франц. Они перевернулись на спину и улыбнулись. Положение, слабость, отчаяние, пробудило в них страшную истерику, и они расхохотались. Монро смеялся звонким и тоненьким смешком, а Франц, через боль, но смех не утихал. Только один переставал смеяться, как смехом разражался другой.
- Монро, - после того, как они затихли, сказал Франц, - знаешь, что я бы сейчас обменял на свою жизнь?
- Что же?
Они посмотрели в серое, хмурое, полное грусти небо. Их глаза при этом выделяли радость.
- Я бы сейчас отдал жизнь за бутылку вина и два бокала. Для вас и для меня, мой друг. Я надеюсь, ты, Монро, обретёшь покой, счастье и любовь в этом полном трудностей мире.
Долго они ещё так лежали, но после продолжили путь. Монро очень привязался к Францу, а Франц к Монро.
К вечеру они дошли к большой яме, в которой можно было спрятаться от ночного холода, ветра и снега. Это был старый карьер песка, глубиной в шесть футов. Монро расчистил снег, и уложил Франца на подготовленное место, подкинув ещё и лапника под него, и накинув на него свою шинель, а сам пошёл собирать дрова.
Франц лежал особо без движений. Он просто грелся от своего же тепла, и хотел поскорее посмотреть в пламя жаркого костра.
Монро поставил шалашиком дрова, подложил под них кусок жжёной ткани, которую использовали при розжиге, немного бересты, и сухой травы. Чтобы долго не мучаться, он подсыпал немного пороха, и от искры пробудил древнего бога. Ветки, которые до каждого волокна прониклись морозом, стали пылать, и их яму, их убежище, обдало теплом и светом.
- Монро, - тихо позвал его Франц.
- Да?
- Знаешь, а я ведь в былые годы не понимал физику. Поэтому я полюбил метафизику.
- Я точно так же, - ответил ему Монро.
- А я вот люблю Гейне. Каждый его стих, как первая близость с девушкой. Каждый раз по-новому, и каждый раз до ужаса приятно.
Монро не совсем понял его фразу, точнее, её смысл, но улыбнулся.
- А другой раз читать его стихи очень больно. Они такие… несчастная любовь! – сказал Франц. – Но ничего. Первая близость она ведь тоже бывает больной.
Монро вспомнил свою первую близость, свою смущённость, радость, и … азарт.
- Сначала говоришь себе: «о боже, как это?», - сказал Франц, - затем «боже!», а потом: «боже? О боже…».
- Франц, - заткнул его Монро, - тебе нельзя много болтать. Отдыхай.
- Знаешь маркиза де Сада?
- Франц! – Монро хотел, чтобы тишина окутала их, а разговаривать было трудно Францу, он знал.
- Понял.
Некоторое время они сидели молча. Но тишину вновь прервал Франц. Он хотел, словно выговориться перед смертью.
-Есть бабочки, которые утром рождаются, а вечером умирают. Так и я, Монро. Моя жизнь подошла к закату.
- Есть лошади, которые прокусывают себе артерии, когда их загоняют, и так они кончают с мучениями, - сказал Монро, и задумался о себе.
- Хорошие лошади. Умные. Да и вообще, они мудрые создания Творца. «Где ноги, где копыта, заброшена, забыта».
- Гамлет? Я в детстве сравнивал себя часто с Гамлетом, - с какой-то искрой в глазах сказал Монро.
- А я воображал, что я Король Лир. Забавно было. А знаешь это ещё, тоже из «Гамлета». Как же там? Пока травка взойдёт, лошадка помрёт.
Они замолчали. Монро наливал кофе себе и Францу. Остатков кофе хватит едва ли на утро.
- Знаешь, - сказал Франц, а на вкус – как самосское вино! Прекрасное, ей-богу, прекрасное.
Монро улыбнулся.
- Поэзия – страшный бог, призывающий к любви и смерти, - сказал Франц.
- Ты это к чему? – Монро удивлённо посмотрел на него, подсев ближе к костру.
- Просто… просто мысль, - Франц схватился за голову, которая вновь стала болеть, и бить пульсированными ударами, - ах, Монро… если бы я знал!