Хранители

Сделав глоток, я проговорила:

– Помню Ивана столько же, сколько себя. С одной стороны, мы всегда жили вдали друг от друга. И могли не общаться долгое время. Но с другой… Я, например, всегда знала, что он скажет. Однажды увидела платье в магазине на Тверской. Дорогущее – жуть. И я все не могла понять, нравится оно мне или нет. Потом подумала, что Иван, глядя на него, наверняка заметит, что я в нем – как русская девушка из глубинки, впервые приехавшая за границу и вышедшая на променад. Не купила потому в итоге. Или вот Рим. Одна из излюбленных шуток Ивана. Он говорил, что я почти как Тургенев: тот чуть что сбегал в Баден-Баден[49], а я – в Рим. В этом была доля правды. Рим люблю… Он для меня как панацея.

– С Иваном вы бывали в Риме?

– Нет… Он его не любил. Из всех европейских городов ему нравилась разве что Барселона. А вообще, фанател по Азии: Сингапур, Тай, Вьетнам...

Георгис сидел подвернув под себя одну ногу, на колене другой придерживал бокал с коньяком. Был он бос, в закатанных джинсах. Я, наоборот, куталась в плед, меня знобило.

– Вы когда-нибудь с Иваном были…

– Близки? Нет. Он был мне как брат. То старший, то младший… Мы всегда влюблялись в других. Не друг в друга.

Я невольно улыбнулась:

– Вы, наверное, в тот первый вечер, когда нас хотели брать с полицией, видели нашу ссору.

– Да. Забавно со стороны смотрелось. Какое-то время я не мог понять, в каких отношениях вы находитесь.

– Родственно-дружеских. Наверное, так точнее всего.

– Вера, вы привыкните. Со временем. Вы сами сказали, что никогда не жили рядом. Только теперь он будет еще дальше. Но все так же с вами. Это не просто слова, я тоже терял близких.

– Родителей?

Он покачал головой:

– Я сейчас не о них. Когда они погибли, я был слишком мал, чтобы… понимать.

Глядя на светильник, я тихо попросила:

– Расскажите, как это произошло. С Иваном.

Письмо, которое Ваня с Машей забрали у Костаса, содержало несложную инструкцию, как открыть тайник: вставить каменный крест сточенными концами в углубления на крышке саркофага и повернуть по часовой стрелке. А также код от контейнера: число, месяц и две последние цифры года рождения Ивана. Кроме того, иеромонах Тимофей сообщал, что, хотя и не знает фамилии Сандро, но видел в документах подпись человека, заключавшего контракты от его имени – Панаетис Аргиропулос. Маше это словосочетание оказалось известно. Да и с шефом господина Аргиропулоса она была близко знакома.

Полгода назад в Афинах на закрытом ужине, завершавшем конференцию отельеров, Мария познакомилась с Алексом – владельцем крупного гостиничного бизнеса на территории Греции и Италии. Для него – плода слияния старинного венецианского рода и греческой династии судовладельцев – обе эти страны были родные. У Маши и великолепно образованного, вхожего в самые разнообразные круги Алекса нашлось много общих интересов: страсть к истории, альпинизму, верховой езде... Обычно Алекс жил на вилле под Афинами, но нередко бывал и на Крите. Вскоре у них завязались романтическо-деловые отношения. Одной из особенностей ведения бизнеса блестящим кавалером была привычка держаться в тени. Даже свое полное имя – Александр – он берег от чужих ушей, предпочитая сокращенные варианты. Его фотографии не появлялись ни на страницах газет, ни в интернете. Документы он также подписывал крайне редко. Как-то Александр обмолвился Марии, что сетью принадлежавших ему на Крите отелей управляет Панаетис Аргиропулос. Обнаружив эту фамилию в письме иеромонаха Тимофея, Маша с горькой ясностью осознала взаимосвязь имен и событий. Учитывая маниакальную скрытность Александра, неудивительно, что отцу Тихону он представился в свое время как Сандро... Также очевиден был ответ на вопрос, как бандиты обнаружили нас в Астерусии. Отправляясь на поиски, она, желая заинтриговать нового милого друга, намекнула, для чего едет сперва в Ханью, а затем в Астерусию...

Движимая яростью и раскаянием, Маша отправилась сперва к шефу полиции Ираклиона – писать заявление. К которому приложила фоторобот следящих за нами убийц отца Тихона. А потом улетела в Афины – договариваться на телевидении о съемке программы, посвященной гибели настоятеля критского монастыря – тема до сих пор была у всех на слуху. Александра вызвали для дачи показаний, пока как свидетеля. Все это подхлестнуло убийц действовать по своему разумению – убрать всех, кто мог опознать их лично, после чего исчезнуть с Крита.

Что привело Ивана в ту ночь к дверям его квартиры, теперь уже не узнать. Вероятно, он хотел взять кое-какие документы и фотографии – намеревался лететь в Афины к Маше на съемку.

Убийцами, как выяснилось при установлении их личности, оказались граждане Албании.

Часть из этого Георгису рассказала Маша, часть – Ставрос.

– Все соглашения по сделке о продаже земель монастыря пока приостановлены, – закончил он свой рассказ.

– Хорошо… А кто это был в третьей машине, когда нас хотели убить?

– Скорее всего, люди Александра подчищают хвосты. Так мы со Ставросом думаем. Пока что предъявить Сандро-Алексу нечего. Машино заявление ему – досадная помеха, не более. С убийством настоятеля его связывали исключительно эти двое. После смерти Ивана их физиономии были во всех новостях и на всех столбах. Так что они стали ему опасны.

Поставив бокал на стол, я опустила лоб в ладони.

– Господи, ну почему я не пошла с ним? Почему не пошла в полицию?!

– Вера! – Георгис придвинулся и с силой развел мои руки. – Прекратите немедленно! Остановить Ивана было невозможно. Его мотивы были определены с самого начала. Вы же сами это поняли у заброшенного монастыря, когда он вытащил пистолет. Вы могли кричать на него, могли, я не знаю, привязать за ногу, но…