Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 67

Тем временем дорога достигла знакомого перевала и зазмеилась к морю. От вида родных берегов в сизой дымке я едва не расплакалась. А когда на парковку вышла, заслоняя глаза от солнца, Мария, я выбежала из машины и мы крепко обнялись. Тут же появились Димитрис с Яннисом, и я горячо пожалела, что хотя бы на один вечер не останусь с ними, не посижу за столом под тамарисками.

Походный рюкзак я упаковала быстро. Подумала, чего в нем не хватает, и добавила длинное синее платье. Поразмыслив еще немного, запихнула карандаши и альбом для рисования, в котором заканчивались листы.

Пока Иван обговаривал с остальными финансово-практическую часть жизни в разлуке, я обошла свои владения. Отель был готов к открытию: мебель в номерах расставлена, сантехника подключена.

Цель нашей поездки мы завуалировали в округлое «разобраться с делами». Мария с Димитрисом тактично не уточняли.

Под вечер, когда раскаленное солнце красило шафраном паровозик облаков у горизонта, нас вышли провожать. Земля дышала в ожидании вечерней прохлады.

Мария обняла меня и прошептала:

– Береги себя, моя хорошая. Иван, надеюсь, скоро успокоится. Он весь взвинченный, хоть и скрывает это.

Я, уже привыкшая к ее проницательности, кивнула. Договорившись держать связь, мы уехали.

 

 

ГЛАВА 2. ВТОРОЕ ПИСЬМО. ТЕНИ СГУЩАЮТСЯ

 

В Лендасе справляли праздник. Это стало ясно, едва мы очутились в деревушке. Но сперва наш «джимни» почти три часа закладывал зигзаги по критским дорогам. Стемнело. В свете фар проносились белые городки, жизнь в которых теплилась в тавернах на площадях, да скорбно полоскали ветвями призрачные эвкалипты вдоль обочин.

Ваня опустил верх у джипа, и прохладный ветер сейчас же запустил пятерню в наши волосы. Внизу, на широкой глади, светились огни кораблей. А у подножья Астерусских гор лежали россыпи света, самой крупной из которых, под боком у темной скалы, и был Лендас. Ориентируясь на координаты, присланные Машей, мы приткнули «джимни» на заставленной джипами и пикапами площадке при въезде в деревню.

К морю дома спускались террасами. Снизу долетала музыка, усиленная динамиками, смех и крики.

Узкая лестница вывела нас в центр этого пульсирующего огнями и звуками мира. Открытые площадки двух таверн, одна над другой, образовывали словно две огромные ступени к пляжу. Все их пространство было заставлено столами. Народ кричал, смеялся, пил и перемещался меж тавернами и морем. Ветви тамарисков на пляже украшали святящиеся гирлянды и белые ленты.





Маша ждала нас на подступах к первой таверне, там, где лестница, ведущая на веранду, сливалась с лестницей к пляжу.

– Кидайте вещи, – прокричала она, – и выходите. Сегодня все равно никто не спит!

– По случаю чего пир? – крикнул в ответ Иван.

– Крестины у сына хозяев наших апартаментов и таверны. Все постояльцы приглашены. Я вас тут где-нить подожду!

И послала улыбку чернобородому красавцу-великану. Одну ногу в высоком сапоге он поставил на перекладину стула, руки упер в бока и не спускал с Маши адского взора черных глаз. Пират, как есть пират! Только в критской одежде.

Ваня, чьи день и вечер прошли под звездой бесконечных серпантинов, устало потер лицо и пробормотал:

– Я б лучше спать.

Но, кроме меня, его никто не услышал.

В апартаментах над таверной, помимо нас, остановилась компания трекеров, судя по частоколу из остроконечных палок в холле.

Номера были чистые, убранство – аскетичное: кровать, тумба поменьше и тумба побольше, для одежды. Пространство душа в крохотном санузле было отделено лишь тонкой занавеской, посему окошко в душевой не закрывалось, иначе бы влага на полу не высыхала. В отеле «У самого моря» ванная комната тоже не радовала роскошью, но все же пара метров вокруг душевого слива была огорожена низким бордюром и сдвигающимися дверцами.

Побросав рюкзаки на кровати, мы спустились в чад и веселье.

К нижней террасе от нашей веранды сбегала лестница. Обе таверны принадлежали родственникам и сегодня составляли единое целое. У спинок стульев трепыхались привязанные белые шары. Во главе одного из столов на нашей, верхней, веранде сидели музыканты в черных национальных одеждах. Двое опирали о колени критские лиры, третий играл на длинношеей, с загнутым грифом прянозвучной лютне. Певец то понижал тон голоса, то тянул верхнюю ноту, и отзвуки мантинад, подхваченные микрофоном, как дымок улетали во тьму над морем. Там и сям – в тавернах, на лестницах, на пляже – смеялись, то и дело затягивая песню, компании разогретых ракией мужчин. Редко у кого из них в одежде встречалось хотя бы два цвета: брюки, сапоги-стиваньи, рубашки, жилеты – все было черное. Под стать сарики на головах. Пожилые носили их на манер шапочки с бахромой по краям, молодые скручивали, повязывая лентой. Их наряды были разбавлены достаточно фривольными, учитывая повод, открытыми платьями девушек и оголенными торсами некоторых мужчин. Запрокидывая подбородок, раскинув руки, кто-нибудь из них вдруг проходился в танце, в котором основной узор вычерчивал перекрест ног, туловище при этом оставалось неподвижным.

Полукружьем вдоль моря светились огни других таверн. Иной раз кто-нибудь с поднятым бокалом спускался из них на пляж, тогда его обнимали и вели в светящееся чрево веранд.

Крестины проходили сегодня днем в местной церкви, как пояснила Маша, вынырнувшая из оживленной группы молодежи. А на празднике собрались родня и знакомые. По моим прикидкам, не менее ста человек. Время для крестин выбрали исходя из двух свойств октября: теплой погоды и небольшого количества туристов. В середине осени здесь почти все свои, из каких бы стран они при этом ни были, и к невозможности уснуть в такую ночь отнесутся с пониманием.