Страница 17 из 67
Склонившись, мы начали читать:
«Дорогой Ваня!
Так странно писать, зная, что, когда ты прочтешь это, меня не будет в живых. Видишь, и после смерти я не оставляю тебя. Не грусти! Я всегда буду рядом.
Хочу попросить прощения. Мой дорогой мальчик, извини, что последнее время избегал общаться с тобой. Думаю, после разговора с митрополитом Филаретом ты понимаешь: причина моей скрытности в боязни привлекать к тебе внимание. Боязни, наверное, на грани умственного помешательства. Кажется, за мной следят везде: на винограднике, в церкви – повсюду мне мерещатся уже знакомые страшные лица. Подозреваю, выгляни я ночью в окно – и там увижу их. Так что не сердись! Ты единственный, кого я могу сделать Хранителем тайны о чуде. Поскольку единственный, кому доверяю (кроме отца-настоятеля, конечно). Есть еще Его Высокопреосвященство митрополит Филарет – давний друг отца Тихона. Но, к сожалению, лично с ним я не знаком. Хотя все равно придется его потревожить телефонным звонком. Отец-настоятель пребывает в столь плачевном состоянии духа, что благословил меня поступать исключительно по своему разумению… Посему это наша с тобой миссия, Ваня.
Письмо это вводное, требует особого сосредоточения. И я осознанно иду на риск, составляя его заранее, в монастыре.
Сейчас четыре утра...
Сперва я перескажу, что узнал из письма, отправленного прежнему настоятелю нашего монастыря Софией Да Молин. Ох, Иван, что за девушка! Некоторые люди являют собой столь сильные и цельные натуры, что души их живы и после смерти. София была такой. Итак, представь...
Середина XVII века. Крит лихорадит: четырехсотлетнему господству венецианцев на острове приходит конец, с моря наступают войска Османской империи. В это время в Ханье (Ла Канея – так она тогда называлась) ко дню рождения единственной дочери Софии знатный синьор Франческо Да Молин хочет заказать ее портрет. Ему советуют молодого художника из почтенной критской семьи, ведущей род от византийских вельмож – прежних владельцев острова. Георгис Скордилис – так зовут юношу. Во время написания портрета молодые люди много общаются: компаньонка Софии, неотлучно присутствующая при сеансах живописи, туговата на ухо и почти все время спит. И художник, и его модель, насколько можно судить, пригожи собой, имеют развитый, глубокий ум. При таких данных их различный образ жизни лишь усиливает взаимный интерес, поскольку дает неиссякаемые темы для разговоров и споров. София выросла в стенах отцовского палаццо, книги – основные ее собеседники. Георгис взрослел средь гор Сфакьи, с детства воспитывался на разговорах о восстаниях против венецианских захватчиков, привык к тяжелому труду в отцовском доме. Но уже успел вкусить самостоятельной жизни вдали от родного очага – был отдан в школу иконописи при монастыре. Итог их встреч очевиден. Они влюбились друг в друга и продолжали искать встреч и после того, как портрет был закончен.
Вскоре о любви сына к дочери венецианского вельможи узнает отец Георгиса – глава влиятельного критского клана. И во избежание беды отсылает сына в монастырь Мони Одигитрия, где настоятелем служит родственник его матери. Монастырь это известный, находится, как и наш, в горах Астерусии. Только ближе к морю.
Там Георгис пишет в храме фреску Богоматери. Ее лик – это очередной портрет Софии, любовь к которой не уменьшается в разлуке. Тогда же настоятель Одигитрии посвящает Георгиса в главную тайну монастыря. Вот уже два века здесь хранят свиток папируса со святыми письменами – Евангелие, написанное апостолом Павлом в его бытность на Крите. И еще список с Евангелия на пергаменте, сделанный предположительно в VIII веке, накануне завоевания Крита арабами. Обе рукописи бесчисленное количество раз перепрятывали, отчего они сильно пострадали, от оригинала к тому времени почти ничего не осталось. Подробнее об их содержании, а также то немногое, что известно об их скитании, я расскажу в следующем письме. Ты, возможно, удивишься: зачем монахи скрывали манускрипты от венецианцев – таких же христиан, как они? Но дело в том, что, несмотря на периоды мирного сосуществования коренного населения и подданных Светлейшей, несмотря на расцвет культуры на острове при венецианцах, они были все-таки захватчиками. Насаждали католическую веру на Крите. Запрещали православные книги. А в мирской жизни облагали местных непомерными налогами и полностью отстранили от управления островом. Ты, Ваня, без сомнения, все это знаешь и прекрасно помнишь мой рассказ о восстании критян под предводительством Кантанолеоса против венецианцев. Подавленном с особой жестокостью. Попади Евангелие им в руки, они увезли бы его, сделали достоянием Светлейшей. Но писалось-то Евангелие Павлом на Крите! Монахи хотели сберечь рукопись до тех пор, пока родной остров не обретет свободу.
Настоятель Одигитрии просит молодого родственника переписать Евангелие. Георгис, как я говорил, был прекрасно образован. И к делу подошел старательно. На сегодняшний день его список – почти полный текст Евангелия от Павла! На страницах он делал пометки, откуда – из оригинала или из списка – взята та или иная строфа (большая часть, конечно, из списка). Закончив, он подписал свой труд: “Исполнено Георгисом Скордилисом. С любовью к Господу и Софии”.
Тем временем турки наступают на остров. И, предчувствуя их скорую победу, настоятель решает укрыть рукописи в тайнике близ монастыря, откуда их перенесли когда-то в Одигитрию (и, забегая вперед, в котором они пролежали до тех пор, пока мы с отцом Тихоном их не нашли). Монах-каменщик делает новый саркофаг – герметичный, насколько это тогда было возможно. К нему Георгис вытачивает несколько дубликатов каменных ключей, поскольку при турках один ключ легко мог сгинуть без вести. Сколько всего было ключей – не знаю, но один из них взялся хранить сам Георгис. И после захоронения саркофага с рукописями наш молодой человек покидает Мони Одигитрию: не в его характере было прятаться за монастырскими стенами в смутное время.